Он есть у меня, у вас, даже у святых и убийц есть этот враг. Имя ему – Подсознание.
Мое, кажется, настолько следует христианско-иудейской морали, что не позволяет мне ничего с тех пор, как я подписал брачный контракт. Моему Подсознанию не нравятся мои шалости. Надо думать, оно тоже обожает мою жену. А ведь я же считал делом чести не совершать ошибок новичка: я стал чаще принимать душ, менял рубашки два раза на дню, не оставлял никаких записочек и никогда не давал свой домашний телефон. Один раз мне даже пришлось выкурить сигару длиной в руку, чтобы замаскировать запах «Шалима» в машине. Но это сволочное Подсознание всегда найдет лазейку. И это не первый раз, когда оно выкинуло такую злую шутку. Впервые это произошло однажды утром, в воскресенье, когда я, сладко потягиваясь, только открыл глаза. Моя нежная дорогуша принесла мне поднос с завтраком, я поблагодарил ее, потрепав по затылку, она спросила, хорошо ли я спал, и я ответил, что совершенно не помню, что мне снилось.
– А кто такая Гаэль, которая «робче, чем девственница, но гибче, чем газель»?
Никогда не знаешь, насколько Подсознание недовольно тобой. Оно в состоянии зафиксировать и выдать слово в слово самые чудовищные глупости, которые мы забываем, едва произнеся.
С Гаэль я сумел выкрутиться, придумав какую-то отговорку (дурацкий фильм, который крутили в самолете – поди узнай, откуда берутся сны), но с Сесиль я не смог ничего сделать. Главное – не пытаться оправдаться. Зачем к гнусности добавлять еще и пафоса? Следующий месяц прошел в полном молчании. Ни слова не было произнесено за четыре недели, полные ледяной ярости. Ничего. Это она умеет. И потом как-то вечером она сказала, поставив чашку чая на журнальный столик:
– Еще одна оговорка – и ты меня больше не увидишь.
После чего я стал верным мужем. Самым примерным мужем. Никаких игровых автоматов вечерком после работы, конференций в провинции и даже пробежек утром по воскресеньям. Как только я поднимал глаза, она была здесь. Как только она поднимала глаза, я был тут как тут. Любовь на кончике взгляда, можно было бы сказать. Счастье на горизонте.
Прошли месяцы. Много месяцев. Может быть, даже год. Мимо меня мелькали силуэты, полные обещаний, губы, готовые к поцелую. Но я был непреклонен. Я стал часто болеть. Подсознание осталось без работы, его надо было чем-нибудь занять. Я был несчастен, как камень. Даже пролил несколько слезинок.
Достаточно было, чтобы новая сотрудница на работе представилась мне: «Добрый день, меня зовут Валери», как мне приходилось в течение всего дня убеждать свое Подсознание, что я не знаю никакой Валери, что я в жизни не встречал ни одной Валери, что это самое нелепое имя, которое я когда-либо слышал, и что я ненавижу всех Валери на свете. Так могло бы продолжаться долгие годы, мое колебание между стыдом и раздражительностью, между навязчивой идеей и чувством неудовлетворенности, если бы не пикник солнечным воскресеньем у Майте и Жан-Пьера.
Воскресенье в саду, чтобы насладиться еще не наступившим летом. Бесконечный аперитив, шашлыки, шезлонги и сиеста. Пока девочки накрывали на стол, мальчики, как обычно, состязались в умении добиться идеальных углей. Внезапно на сцене появился их пес, стащил кусок печенки, и Жан-Пьер заорал:
– Жош, черт возьми, немедленно слезай со стола!
Я в недоумении переводил взгляд с пса на его хозяина.
– Но что случилось с вашим Жошем? Когда я видел его в последний раз, он весил на двадцать килограммов больше, и шерсть у него была отвратительная, что твой коврик для ног.
– Балда ты, тот Жош умер две недели назад. Мы только что взяли другого. Но я с детства называю всех своих псов Жошами, так я, во-первых, никогда не ошибаюсь, а во-вторых, меньше страдаю, когда они умирают.
– ?..
Так мне пришла в голову идея.
Очень просто.
Что может мне помешать завести романчик, если имя моей любовницы будет то же, что и у моей жены?
Ничто.
Даже мое Подсознание.
Вы считаете, это отвратительно?
Мне тоже так кажется, в какой-то мере, но в тот момент, когда у меня зародилась эта идея, я почувствовал себя просто гением. Это была единственная возможность разозлить Подсознание, но так, чтобы оно не смогло отомстить. Казалось бы, нет ничего проще, но жизнь никогда не дает насладиться триумфом. Была только одна загвоздка – мою жену зовут Оппортюн.
Оппортюн Жанна-Мари Элис Сожон. Для девочек это то же самое, что Дезире и Бьенвеню – для мальчиков. Родители считают, что это очень мило, друзья считают, что это очень мило, да и сам я, когда она назвала мне свое имя, счел его очень милым. Поначалу я смаковал это имя, я орал на всех углах: «Оппортюн!», счастливый оказаться в объятиях столь необыкновенного создания.
– Где я найду тебе эту, как там ее?
– Оппортюн.
Форлани, старый холостяк, ничего не знал о моей личной жизни, а список его побед заставил бы Дон Жуана поджать хвост.
– Если бы ты хотел какую-нибудь Этель или Агату, у меня есть такие. Я даже знаю одну Эмму. Но тут…
Я тщательно проштудировал все телефонные справочники, достал своими вопросами коллег и проконсультировался со специалистами. Через три недели я оказался перед фактом, что являюсь единственным в мире мужчиной, которому посчастливилось приблизиться к Оппортюн. Так что вероятность встретить сразу двух становилась похожей на чудо. Мне начало казаться, что я схожу с ума настолько, что уже явственно слышал голос своего Подсознания («Брось ты эту затею, ты проиграл!»). До той знаменитой вечеринки, организованной на моей драгоценной работе. Идиотские танцульки, на которые все ходят только для того, чтобы не дать коллегам повода позлословить на твой счет. В тот вечер я представил жену тридцати сослуживцам, которые представили мне своих. Вот как это происходило:
– Познакомьтесь с моей женой Оппортюн.
– Как это мило и так оригинально! Вы, наверное, были единственной на всю школу! И когда кричат на улице, вы можете быть уверены, что окликают именно вас! Я даже не знал, что такое имя существует! Как это мило и так оригинально! Как это мило и так оригинально! Как это мило и так оригинально!
Да, я в курсе, что живу с единственным экземпляром.
– Пойдем отсюда, дорогая?
– Как хочешь.
По дороге в гардероб мы наткнулись на нашего профсоюзного деятеля, пожелавшего познакомиться с восхитительной женщиной, державшей меня под руку.
– Моя жена Оппортюн.
– О, как забавно, мою сестру зовут так же.
Я очень хорошо помню, какой я ее вообразил: дамочка ста пятидесяти килограммов живого веса, окруженная крокодилами на австралийском ранчо. Иногда даже хочется, чтобы жизнь подчинялась такого рода логике, но жизнь – не точная наука, Подсознание ничего не смыслит в логике, и у случая гораздо больше фантазии, чем у нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Мое, кажется, настолько следует христианско-иудейской морали, что не позволяет мне ничего с тех пор, как я подписал брачный контракт. Моему Подсознанию не нравятся мои шалости. Надо думать, оно тоже обожает мою жену. А ведь я же считал делом чести не совершать ошибок новичка: я стал чаще принимать душ, менял рубашки два раза на дню, не оставлял никаких записочек и никогда не давал свой домашний телефон. Один раз мне даже пришлось выкурить сигару длиной в руку, чтобы замаскировать запах «Шалима» в машине. Но это сволочное Подсознание всегда найдет лазейку. И это не первый раз, когда оно выкинуло такую злую шутку. Впервые это произошло однажды утром, в воскресенье, когда я, сладко потягиваясь, только открыл глаза. Моя нежная дорогуша принесла мне поднос с завтраком, я поблагодарил ее, потрепав по затылку, она спросила, хорошо ли я спал, и я ответил, что совершенно не помню, что мне снилось.
– А кто такая Гаэль, которая «робче, чем девственница, но гибче, чем газель»?
Никогда не знаешь, насколько Подсознание недовольно тобой. Оно в состоянии зафиксировать и выдать слово в слово самые чудовищные глупости, которые мы забываем, едва произнеся.
С Гаэль я сумел выкрутиться, придумав какую-то отговорку (дурацкий фильм, который крутили в самолете – поди узнай, откуда берутся сны), но с Сесиль я не смог ничего сделать. Главное – не пытаться оправдаться. Зачем к гнусности добавлять еще и пафоса? Следующий месяц прошел в полном молчании. Ни слова не было произнесено за четыре недели, полные ледяной ярости. Ничего. Это она умеет. И потом как-то вечером она сказала, поставив чашку чая на журнальный столик:
– Еще одна оговорка – и ты меня больше не увидишь.
После чего я стал верным мужем. Самым примерным мужем. Никаких игровых автоматов вечерком после работы, конференций в провинции и даже пробежек утром по воскресеньям. Как только я поднимал глаза, она была здесь. Как только она поднимала глаза, я был тут как тут. Любовь на кончике взгляда, можно было бы сказать. Счастье на горизонте.
Прошли месяцы. Много месяцев. Может быть, даже год. Мимо меня мелькали силуэты, полные обещаний, губы, готовые к поцелую. Но я был непреклонен. Я стал часто болеть. Подсознание осталось без работы, его надо было чем-нибудь занять. Я был несчастен, как камень. Даже пролил несколько слезинок.
Достаточно было, чтобы новая сотрудница на работе представилась мне: «Добрый день, меня зовут Валери», как мне приходилось в течение всего дня убеждать свое Подсознание, что я не знаю никакой Валери, что я в жизни не встречал ни одной Валери, что это самое нелепое имя, которое я когда-либо слышал, и что я ненавижу всех Валери на свете. Так могло бы продолжаться долгие годы, мое колебание между стыдом и раздражительностью, между навязчивой идеей и чувством неудовлетворенности, если бы не пикник солнечным воскресеньем у Майте и Жан-Пьера.
Воскресенье в саду, чтобы насладиться еще не наступившим летом. Бесконечный аперитив, шашлыки, шезлонги и сиеста. Пока девочки накрывали на стол, мальчики, как обычно, состязались в умении добиться идеальных углей. Внезапно на сцене появился их пес, стащил кусок печенки, и Жан-Пьер заорал:
– Жош, черт возьми, немедленно слезай со стола!
Я в недоумении переводил взгляд с пса на его хозяина.
– Но что случилось с вашим Жошем? Когда я видел его в последний раз, он весил на двадцать килограммов больше, и шерсть у него была отвратительная, что твой коврик для ног.
– Балда ты, тот Жош умер две недели назад. Мы только что взяли другого. Но я с детства называю всех своих псов Жошами, так я, во-первых, никогда не ошибаюсь, а во-вторых, меньше страдаю, когда они умирают.
– ?..
Так мне пришла в голову идея.
Очень просто.
Что может мне помешать завести романчик, если имя моей любовницы будет то же, что и у моей жены?
Ничто.
Даже мое Подсознание.
Вы считаете, это отвратительно?
Мне тоже так кажется, в какой-то мере, но в тот момент, когда у меня зародилась эта идея, я почувствовал себя просто гением. Это была единственная возможность разозлить Подсознание, но так, чтобы оно не смогло отомстить. Казалось бы, нет ничего проще, но жизнь никогда не дает насладиться триумфом. Была только одна загвоздка – мою жену зовут Оппортюн.
Оппортюн Жанна-Мари Элис Сожон. Для девочек это то же самое, что Дезире и Бьенвеню – для мальчиков. Родители считают, что это очень мило, друзья считают, что это очень мило, да и сам я, когда она назвала мне свое имя, счел его очень милым. Поначалу я смаковал это имя, я орал на всех углах: «Оппортюн!», счастливый оказаться в объятиях столь необыкновенного создания.
– Где я найду тебе эту, как там ее?
– Оппортюн.
Форлани, старый холостяк, ничего не знал о моей личной жизни, а список его побед заставил бы Дон Жуана поджать хвост.
– Если бы ты хотел какую-нибудь Этель или Агату, у меня есть такие. Я даже знаю одну Эмму. Но тут…
Я тщательно проштудировал все телефонные справочники, достал своими вопросами коллег и проконсультировался со специалистами. Через три недели я оказался перед фактом, что являюсь единственным в мире мужчиной, которому посчастливилось приблизиться к Оппортюн. Так что вероятность встретить сразу двух становилась похожей на чудо. Мне начало казаться, что я схожу с ума настолько, что уже явственно слышал голос своего Подсознания («Брось ты эту затею, ты проиграл!»). До той знаменитой вечеринки, организованной на моей драгоценной работе. Идиотские танцульки, на которые все ходят только для того, чтобы не дать коллегам повода позлословить на твой счет. В тот вечер я представил жену тридцати сослуживцам, которые представили мне своих. Вот как это происходило:
– Познакомьтесь с моей женой Оппортюн.
– Как это мило и так оригинально! Вы, наверное, были единственной на всю школу! И когда кричат на улице, вы можете быть уверены, что окликают именно вас! Я даже не знал, что такое имя существует! Как это мило и так оригинально! Как это мило и так оригинально! Как это мило и так оригинально!
Да, я в курсе, что живу с единственным экземпляром.
– Пойдем отсюда, дорогая?
– Как хочешь.
По дороге в гардероб мы наткнулись на нашего профсоюзного деятеля, пожелавшего познакомиться с восхитительной женщиной, державшей меня под руку.
– Моя жена Оппортюн.
– О, как забавно, мою сестру зовут так же.
Я очень хорошо помню, какой я ее вообразил: дамочка ста пятидесяти килограммов живого веса, окруженная крокодилами на австралийском ранчо. Иногда даже хочется, чтобы жизнь подчинялась такого рода логике, но жизнь – не точная наука, Подсознание ничего не смыслит в логике, и у случая гораздо больше фантазии, чем у нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29