Память о памяти. Язык Японии, ее острова. Территория. Волны, картины, все умещается в чашке, сказал поэт. Священность горы. Здесь болота, березы, море. Лес, дальше тундра, равнина. Поезд из Петербурга в Москву. Маршрут осторожных, после других путешественников. Кинороман. Страхи, слезы, с. Женщина в красном, сумочка с бумагами. Продюсер маэстро, импрессарио. Путешественница по волнам памяти, фотографии, матушки батюшки. Гора Синай. Путь паломников, пальмы за Иорданом. Дочь на верблюде.
Ветер. Вечер. Вокзал. Огни романса, люди на остановках, мелкий питерский дождик. Освещенные музеи, здания, набережные. Вечером звонок из Лондона. Разговор с Лукрецией. Образ жизни, мыслей, в том числе одежда. Неясное, идеал импровизации. Улитка испанского архитектора в поисках стиля. Музыка по проводам из Лондона, голоса детей. Кант, московский вокзал, мораль запахов. Стратификация людей. Желание все переводить. История болезни. Бред интерпретации. Башня вокзала. Низкое, внутреннее, искреннее. Стекло витрины, отражение, тени как в традиционном театре теней. Инстинкт человека рядом с далью дорог.
* * *
Стигматы страсти на руке, следы от падения у остановки. Бежал за автобусом как безумный, упал, шел пешком. Болезнь эхолалии. Нежное слово. Эхолалия, эсхатология, эхо. Урок французского, круглый стол на Пушкинской, рядом с чугунным монументом. Повторение слов как эхо, лес страсти. Нимфы. Сатиры, фавны. Язык. Флейта, рояль, скрипки. Виолончель. Неведомые человеку инструменты. Конечно, голос. Из глубин, которые не видны. Остановка на ветру, Народная улица, жду как молодой любовник запаздывающего ученика. Хожу вокруг дома, чтобы заглушить ненужную. Название улицы из времен французской революции. Бессмысленный и кроваво-красный русский бунт. Ветер революции, киоск «Сыр, колбасы». Упражнение в ожидании людей на остановке. Страсть ждать. Потом идем к моему дому. Набережная реки. Утки древнего Китая, не выкинуть слов из песни. Все так. Завод на той стороне, где мой ученик работал мальчиком. Как в Англии после школы. Там, где бассейн. Холодная вода, чистая, видно дно, утки. Идем пешком мимо домов пленных немцев. Вот и мой дом, слова из песни.
Псалом третий, сочиненный при бегстве Давида от своего сына А. Как много кругом врагов, все восстали против меня. Говорят в своем сердце, что Бог покинул меня, что не дождусь помощи Его. Но я взываю к Господу моему и Он отвечает со своей святой Горы. Просыпаюсь утром и помощь господа моя защита, мой щит. Он поражает врагов моих в лицо, сокрушает их зубы. Он возвращает мне мое достоинство и гордость. Благословение Его на своем народе.
Урок французского в воскресенье это целая тема. После ветра и холода ожиданий на остановке, после пути. У Ларисы в госпитале ветеранов войны, инвалидные кресла-коляски, разговор у окна, потом разговор на диване в коридоре. Тишина болезни, цветы. Красные маки, тюльпаны, нарциссы. Путь зерна. То, что падает и прорастает цветами. Незабудки, лилии, оранжевые коготки. Сон о Драгомощенко и белых лебедях. Называние имен, пересказ звонков. Круглый стол, Глюкля, Цапля, Сережа в пальто как Дягилев, девушка с курсов, Пиликин, Ира похожая на Ларису, мой ученик с гитарой поет песню про китайчонка Ли, еще падение. В кармане куртки пузырек с жидкостью, стигматы, раны. Радение вокруг круглого стола, Кюхельбекер или Пушкин, воспоминание об Одессе, пение ради денег в трамвае вдоль моря. Произнесение слов, исступление, платья, примерка пиджака, вадимова пальто. Поэт Кучерявкин и его ученицы, уроки английского. Разговор словно романс о бывшем любовнике Оли. Фотографии Глюкли, платья в Шереметьевском дворце. Вера Холодная. Вопросы девушек, анкета о платье. Девушка с курсов примеряет черный жакет, позже веселую юбочку из английской материи, веселый смех. Холодное утро, Вера, имя актрисы, жены п. Холодного, кино. Романс. Цветы. Мусорный ветер, рыжая собака, провожаю Вадима. Это другой Вадим, не московский, то есть не из Мытищ. П. и любительство, дилетантизм, скрипочка Э.Ангерстейн, банкир из Лондона, его любовь к картинам, собирать картины это страсть. Он родился в Петербурге, кто были его родители не известно, Лукреция просила разыскать в архивах сведения о коллекционере. Жертвенность, маниакальная одержимость. Сдержанность.
Красные огни на железных вышках. Страшная, дикая усталость. Ручьи слов. Впечатление, что дно близко. Чудесная сила вдруг поднимает и опускает, летим как плывем. Падение снега, санскрит, Белая Индия. Воск.
* * *
Автор в тумане, голова, внутренности, взгляд на обложку книги. Книга-обложка, сидящий человек на Пряжке, на кровати, голова охвачена руками, лицо в ладонях, красно-коричневый пол, небо в трех огромных крестах Голгофы.
Вокруг человека в полнеба сияние, вокруг его тела и согнутой как у усталого японца спины, три белых креста в свечении. Человек в темно-синем халате и желтых носках. Автопортрет художника Сысоева. Вчерашняя посылка из деревни, дорога под мелким дождем, рельсы, провода, грустная местность, траншеи как на войне, веселье. Неореализм русского киноромана. Собрались родственники, снимается кино, кузина с камерой. Все как на юге или Севере Италии. Дети, игрушки, обиды девочки. Как будто перевод с итальянского. Щи, селедка, картошка. Как в годы золотые, без злости. Немые богатыри, Бородино. Бродяги и артисты. Сквозь пыл и туман романсов золото, свет из далекого. Так близко, вот здесь и сейчас. Опиум для народа, поля маков, Китай, золотой треугольник. Золото наших икон. Сиянье глаз, плач обид, детских, которые быстро проходят. Заповедь настоящего. Проповедь на горе.
Несем тяжелую сумку с картошкой, морковкой. Мясо, крест в сто килограмм. Земляничное варенье. Падение, боль, соль белая как опиум маков, сон. Письмо из Арзамаса, медпункта в лесу. Романс о всем былом. Осенние дни непогоды, когда все вдруг оживает. Родины непогоды, огни в романсе, поле боя, ед. и мн. числа. На границах города со шпилями, кренделями над булочными, прогулками философа, профессора университета, писателя. Ветер с моря, разрушение города нашими и немцами, нашими немцами, руины того собора, судьба могилы. Камни и ветер. Черные бушлаты моряков, розы. Все остальное взято, оставлены красивые розы с шипами. Лишнее, то есть литература, пыль на мебели, паркете. Почва, птицы, летящие зерна, не знающие куда им упасть. Желание умереть. Лишнее слово, плеоназм. Просто желание. Желание.
Зерна, не мечтающие о почве. Если мечту можно назвать полетом. Просто летят в землю. Гибель летящих. Знают ли страх летящие зерна?
Название книги, то что не вырубишь топором. Надпись на могиле как на беседке обвитой плющом, украшенной цветами. Надпись на часах. Громада вокзала в бывшем Кенигсберге, уезжаю на голубом поезде в Москву, на мне черный бушлат, синий гюйс, белые полоски, голубые погоны морской авиации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Ветер. Вечер. Вокзал. Огни романса, люди на остановках, мелкий питерский дождик. Освещенные музеи, здания, набережные. Вечером звонок из Лондона. Разговор с Лукрецией. Образ жизни, мыслей, в том числе одежда. Неясное, идеал импровизации. Улитка испанского архитектора в поисках стиля. Музыка по проводам из Лондона, голоса детей. Кант, московский вокзал, мораль запахов. Стратификация людей. Желание все переводить. История болезни. Бред интерпретации. Башня вокзала. Низкое, внутреннее, искреннее. Стекло витрины, отражение, тени как в традиционном театре теней. Инстинкт человека рядом с далью дорог.
* * *
Стигматы страсти на руке, следы от падения у остановки. Бежал за автобусом как безумный, упал, шел пешком. Болезнь эхолалии. Нежное слово. Эхолалия, эсхатология, эхо. Урок французского, круглый стол на Пушкинской, рядом с чугунным монументом. Повторение слов как эхо, лес страсти. Нимфы. Сатиры, фавны. Язык. Флейта, рояль, скрипки. Виолончель. Неведомые человеку инструменты. Конечно, голос. Из глубин, которые не видны. Остановка на ветру, Народная улица, жду как молодой любовник запаздывающего ученика. Хожу вокруг дома, чтобы заглушить ненужную. Название улицы из времен французской революции. Бессмысленный и кроваво-красный русский бунт. Ветер революции, киоск «Сыр, колбасы». Упражнение в ожидании людей на остановке. Страсть ждать. Потом идем к моему дому. Набережная реки. Утки древнего Китая, не выкинуть слов из песни. Все так. Завод на той стороне, где мой ученик работал мальчиком. Как в Англии после школы. Там, где бассейн. Холодная вода, чистая, видно дно, утки. Идем пешком мимо домов пленных немцев. Вот и мой дом, слова из песни.
Псалом третий, сочиненный при бегстве Давида от своего сына А. Как много кругом врагов, все восстали против меня. Говорят в своем сердце, что Бог покинул меня, что не дождусь помощи Его. Но я взываю к Господу моему и Он отвечает со своей святой Горы. Просыпаюсь утром и помощь господа моя защита, мой щит. Он поражает врагов моих в лицо, сокрушает их зубы. Он возвращает мне мое достоинство и гордость. Благословение Его на своем народе.
Урок французского в воскресенье это целая тема. После ветра и холода ожиданий на остановке, после пути. У Ларисы в госпитале ветеранов войны, инвалидные кресла-коляски, разговор у окна, потом разговор на диване в коридоре. Тишина болезни, цветы. Красные маки, тюльпаны, нарциссы. Путь зерна. То, что падает и прорастает цветами. Незабудки, лилии, оранжевые коготки. Сон о Драгомощенко и белых лебедях. Называние имен, пересказ звонков. Круглый стол, Глюкля, Цапля, Сережа в пальто как Дягилев, девушка с курсов, Пиликин, Ира похожая на Ларису, мой ученик с гитарой поет песню про китайчонка Ли, еще падение. В кармане куртки пузырек с жидкостью, стигматы, раны. Радение вокруг круглого стола, Кюхельбекер или Пушкин, воспоминание об Одессе, пение ради денег в трамвае вдоль моря. Произнесение слов, исступление, платья, примерка пиджака, вадимова пальто. Поэт Кучерявкин и его ученицы, уроки английского. Разговор словно романс о бывшем любовнике Оли. Фотографии Глюкли, платья в Шереметьевском дворце. Вера Холодная. Вопросы девушек, анкета о платье. Девушка с курсов примеряет черный жакет, позже веселую юбочку из английской материи, веселый смех. Холодное утро, Вера, имя актрисы, жены п. Холодного, кино. Романс. Цветы. Мусорный ветер, рыжая собака, провожаю Вадима. Это другой Вадим, не московский, то есть не из Мытищ. П. и любительство, дилетантизм, скрипочка Э.Ангерстейн, банкир из Лондона, его любовь к картинам, собирать картины это страсть. Он родился в Петербурге, кто были его родители не известно, Лукреция просила разыскать в архивах сведения о коллекционере. Жертвенность, маниакальная одержимость. Сдержанность.
Красные огни на железных вышках. Страшная, дикая усталость. Ручьи слов. Впечатление, что дно близко. Чудесная сила вдруг поднимает и опускает, летим как плывем. Падение снега, санскрит, Белая Индия. Воск.
* * *
Автор в тумане, голова, внутренности, взгляд на обложку книги. Книга-обложка, сидящий человек на Пряжке, на кровати, голова охвачена руками, лицо в ладонях, красно-коричневый пол, небо в трех огромных крестах Голгофы.
Вокруг человека в полнеба сияние, вокруг его тела и согнутой как у усталого японца спины, три белых креста в свечении. Человек в темно-синем халате и желтых носках. Автопортрет художника Сысоева. Вчерашняя посылка из деревни, дорога под мелким дождем, рельсы, провода, грустная местность, траншеи как на войне, веселье. Неореализм русского киноромана. Собрались родственники, снимается кино, кузина с камерой. Все как на юге или Севере Италии. Дети, игрушки, обиды девочки. Как будто перевод с итальянского. Щи, селедка, картошка. Как в годы золотые, без злости. Немые богатыри, Бородино. Бродяги и артисты. Сквозь пыл и туман романсов золото, свет из далекого. Так близко, вот здесь и сейчас. Опиум для народа, поля маков, Китай, золотой треугольник. Золото наших икон. Сиянье глаз, плач обид, детских, которые быстро проходят. Заповедь настоящего. Проповедь на горе.
Несем тяжелую сумку с картошкой, морковкой. Мясо, крест в сто килограмм. Земляничное варенье. Падение, боль, соль белая как опиум маков, сон. Письмо из Арзамаса, медпункта в лесу. Романс о всем былом. Осенние дни непогоды, когда все вдруг оживает. Родины непогоды, огни в романсе, поле боя, ед. и мн. числа. На границах города со шпилями, кренделями над булочными, прогулками философа, профессора университета, писателя. Ветер с моря, разрушение города нашими и немцами, нашими немцами, руины того собора, судьба могилы. Камни и ветер. Черные бушлаты моряков, розы. Все остальное взято, оставлены красивые розы с шипами. Лишнее, то есть литература, пыль на мебели, паркете. Почва, птицы, летящие зерна, не знающие куда им упасть. Желание умереть. Лишнее слово, плеоназм. Просто желание. Желание.
Зерна, не мечтающие о почве. Если мечту можно назвать полетом. Просто летят в землю. Гибель летящих. Знают ли страх летящие зерна?
Название книги, то что не вырубишь топором. Надпись на могиле как на беседке обвитой плющом, украшенной цветами. Надпись на часах. Громада вокзала в бывшем Кенигсберге, уезжаю на голубом поезде в Москву, на мне черный бушлат, синий гюйс, белые полоски, голубые погоны морской авиации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59