При виде этих микроскопических дрожащих вспышек в глубине Чёрной Реки Долорес кричит:
— Слушайте, они начали операцию!
Назим кивает:
— Именно этого я сейчас и боюсь.
— Отважнейший пилот современности боится? — улыбается Долорес. — Не верю.
— От огня позитронного орудия нет защиты, — напоминает Майк.
Долорес кивает немного печально, немного насмешливо, становится рядом с ними, кладёт ладони на их плечи.
Они вглядываются в экран. Долорес притягивает их к себе.
— Мы могли поступить иначе? — спрашивает она.
— Нет.
— Был другой выход?
— Нет.
— Нужно было любой ценой спасать детей?
Молчание. Долорес улыбается насмешливо и тепло:
— Подумайте, ведь так хотел сделать робот. И ведь они сами ему не позволили.
— Они ещё дети, — ворчит Назим.
— Нет, — восклицает Долорес. — Это уже мыслящие люди. Вот уже несколько лет мыслящие люди. Мало этого?
— Нет.
— Вы думаете, они бы нам простили, если бы мы спасли только их?
— Наверно, нет.
— Наверно?
— Наверняка… нет.
Последнее «нет» Майк и Назим произносят одновременно. Майк поднимает на Долорес уже светлеющие, но очень измученные глаза и говорит ей:
— Спасибо.
Она проводит рукой по его седой гриве. «Сколько седины прибавилось сегодня?» — думает она.
— Но я не могу об этом не думать… — начинает Назим.
— Довольно! — перебивает Долорес. — Ты, отважнейший! Что ты трусишь за них? Они тебя не просили! Сами-то они, наверно, не трусят!
Майк поворачивается к суперу.
— Скажи, супер, трусят они или нет?
Все экраны, таблицы и циферблаты супера ярко разгораются. Супер — это триллион одновременных логических комбинаций. Триллион не отвечает целых семь — долгих, как вечность, — секунд. Потом он сообщает с обидой в голосе:
— Супер не знает.
Долорес прыскает. Ну что за шутки спрашивать супера, когда у него, бедняги, нет исходных данных! Ей немного жаль беднягу.
— А что ты предполагаешь? — спрашивает она.
Великолепнейший электронный мозг во всей Системе на сей раз испытывает явное оживление. Ответ звучит тотчас.
— Супер предполагает, — говорит он умудренно, — что они могут, но не обязательно.
И не успевает довольный собой — ответил! — Супер замолчать, как Долорес, Майк и Назим разражаются — впервые сегодня — громким смехом.
Они хохочут, хоть ничего ещё не известно, ничего не выяснено. Но в их смехе звучит надежда, несмотря на то что операция против Чёрной Реки именно сейчас вошла в критическую фазу.
* * *
О том, что от огня орудия нет защиты, первым подумал Алик. Он подумал об этом раньше, чем сестра и Ион, потому что Разведчик раньше, чем «КБ-803», открыл огонь. И эта мысль была для Алика самой страшной за весь этот страшный день.
А ведь Алик к тому же никогда ещё в жизни не чувствовал себя таким чудовищно одиноким, как сейчас. Конечно, о его — и своей — безопасности заботится незримо присутствующий Разведчик, но ведь речь идёт не о таком присутствии. Если бы рядом был хоть на минуту любой человек — дружелюбный, понятливый. Пусть даже такой как будто бы человек, как Робик. Впрочем, Робик, конечно, не понял бы, в чём дело. Он бы спросил своим вежливым голосом: «Чего ты боишься, если тебе не грозит опасность?» А если б Алик обиделся, он бы извинился и пустился в объяснения, что он — увы! — не человек и потому — увы, увы! — совершенно беспомощен именно в области эмоциональных конфликтов. И всё-таки даже такой разговор был бы сейчас счастливейшим событием.
Алик старается не думать. Он берет в кружок прицела все новые и новые приближающиеся к нему громады. Нажимает огневые клавиши орудий. Взламывает очередные волны и гребни Чёрной Реки. И всё это время усиленно старается не думать. Совсем не думать. Но разве можно хоть бы только подумать о том, что не будешь думать? Ведь само думание о недумании уже есть думание!
— Идиот! — со злостью обрушивается он на себя.
— Не понял, командир, — откликается сверхвежливый голос Разведчика.
— Молчи! — выкрикивает Алик, совершенно выбитый из равновесия этим неожиданным вмешательством Разведчика.
— Принято! — шепчет голос.
Алик ощущает стыд. Совсем не потому, что все здесь, кроме его собственных мыслей, записывается и станет потом известным всему миру. Он ощущает стыд перед самим собой.
— Отменяю приказ, — говорит он. — И прошу прощения.
— Принято. Пожалуйста.
Алик умолкает, потому что к Разведчику приближается новая густая волна мелких, как град, метеоров.
Секунду спустя он спрашивает:
— Разведчик?
— Слушаю, командир.
— Когда мы выходим к тому району Реки, где должны находиться Альфа и Бета?
Разведчик отвечает не задумываясь:
— Через двенадцать минут.
— Уже? — с ужасом шепчет он.
— Через одиннадцать минут пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь секунд, — начинает Разведчик отсчитывать время.
Алик намеревается было приказать ему замолчать, но тотчас успокаивается — это то, чего ему недоставало. Пусть говорит!
— Разведчик! Непрерывно сообщать время! — приказывает он.
— Принято, — отвечает голос. — Пятьдесят пять, пятьдесят четыре, пятьдесят три.
Алик, улыбаясь и прищурив глаза, накрывает кружком прицела новую группку мчащихся прямо на Разведчика метеоров и нажимает огневой клавиш. В пространство вылетает столб огня, и его самый дальний отсвет достигает удалённого на восемь миллиардов километров экрана Главной Базы.
* * *
— Мы укладываемся? — спрашивает Алька.
— Да.
— Когда можно ожидать выхода в их район? — спрашивает она ещё, и вдруг Ион чувствует, что деревенеет: в её голосе звучат еле сдерживаемые слезы.
Он не спрашивает, что с ней. Он, как и она, думает о том, что потрясло Майка и Назима на Главной Базе, что мучает Алика на Разведчике, что теперь звучит слезами в голосе Альки.
Но он ещё мало знает её. Он не успевает собраться с ответом, как она снова произносит абсолютно спокойным голосом:
— Это минутная слабость, Ион. Я испугалась. Это прошло. Скажи — когда мы войдём в их район?
Ион на мгновение выключает тягу и смотрит на перечень данных на контрольной таблице.
— Через одиннадцать с половиной минут.
— Что?! — почти кричит она.
— Если приборы не врут! — сурово добавляет он.
— Ты думаешь… они тоже?
— Всё возможно.
«КБ-803» несколько секунд плывёт в густой каменной икре, вьющейся прихотливой, но отчётливо видной лентой. Вещество Чёрной Реки, окружающее космолёт, вновь изменилось: вместо огромных бесформенных глыб, чернее вечной космической ночи, теперь появляется густая, посверкивающая в отблесках залпов лавина мелких метеоритов.
Она окружает космолёт со всех сторон. Она как ледяное сало. Как ледовая лавина, в которой виднеется лишь узкий, словно пробурённый туннель.
Влезть в эту кашу? Это ещё хуже, чем стукнуться носом космолёта в сплошную скальную глыбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Слушайте, они начали операцию!
Назим кивает:
— Именно этого я сейчас и боюсь.
— Отважнейший пилот современности боится? — улыбается Долорес. — Не верю.
— От огня позитронного орудия нет защиты, — напоминает Майк.
Долорес кивает немного печально, немного насмешливо, становится рядом с ними, кладёт ладони на их плечи.
Они вглядываются в экран. Долорес притягивает их к себе.
— Мы могли поступить иначе? — спрашивает она.
— Нет.
— Был другой выход?
— Нет.
— Нужно было любой ценой спасать детей?
Молчание. Долорес улыбается насмешливо и тепло:
— Подумайте, ведь так хотел сделать робот. И ведь они сами ему не позволили.
— Они ещё дети, — ворчит Назим.
— Нет, — восклицает Долорес. — Это уже мыслящие люди. Вот уже несколько лет мыслящие люди. Мало этого?
— Нет.
— Вы думаете, они бы нам простили, если бы мы спасли только их?
— Наверно, нет.
— Наверно?
— Наверняка… нет.
Последнее «нет» Майк и Назим произносят одновременно. Майк поднимает на Долорес уже светлеющие, но очень измученные глаза и говорит ей:
— Спасибо.
Она проводит рукой по его седой гриве. «Сколько седины прибавилось сегодня?» — думает она.
— Но я не могу об этом не думать… — начинает Назим.
— Довольно! — перебивает Долорес. — Ты, отважнейший! Что ты трусишь за них? Они тебя не просили! Сами-то они, наверно, не трусят!
Майк поворачивается к суперу.
— Скажи, супер, трусят они или нет?
Все экраны, таблицы и циферблаты супера ярко разгораются. Супер — это триллион одновременных логических комбинаций. Триллион не отвечает целых семь — долгих, как вечность, — секунд. Потом он сообщает с обидой в голосе:
— Супер не знает.
Долорес прыскает. Ну что за шутки спрашивать супера, когда у него, бедняги, нет исходных данных! Ей немного жаль беднягу.
— А что ты предполагаешь? — спрашивает она.
Великолепнейший электронный мозг во всей Системе на сей раз испытывает явное оживление. Ответ звучит тотчас.
— Супер предполагает, — говорит он умудренно, — что они могут, но не обязательно.
И не успевает довольный собой — ответил! — Супер замолчать, как Долорес, Майк и Назим разражаются — впервые сегодня — громким смехом.
Они хохочут, хоть ничего ещё не известно, ничего не выяснено. Но в их смехе звучит надежда, несмотря на то что операция против Чёрной Реки именно сейчас вошла в критическую фазу.
* * *
О том, что от огня орудия нет защиты, первым подумал Алик. Он подумал об этом раньше, чем сестра и Ион, потому что Разведчик раньше, чем «КБ-803», открыл огонь. И эта мысль была для Алика самой страшной за весь этот страшный день.
А ведь Алик к тому же никогда ещё в жизни не чувствовал себя таким чудовищно одиноким, как сейчас. Конечно, о его — и своей — безопасности заботится незримо присутствующий Разведчик, но ведь речь идёт не о таком присутствии. Если бы рядом был хоть на минуту любой человек — дружелюбный, понятливый. Пусть даже такой как будто бы человек, как Робик. Впрочем, Робик, конечно, не понял бы, в чём дело. Он бы спросил своим вежливым голосом: «Чего ты боишься, если тебе не грозит опасность?» А если б Алик обиделся, он бы извинился и пустился в объяснения, что он — увы! — не человек и потому — увы, увы! — совершенно беспомощен именно в области эмоциональных конфликтов. И всё-таки даже такой разговор был бы сейчас счастливейшим событием.
Алик старается не думать. Он берет в кружок прицела все новые и новые приближающиеся к нему громады. Нажимает огневые клавиши орудий. Взламывает очередные волны и гребни Чёрной Реки. И всё это время усиленно старается не думать. Совсем не думать. Но разве можно хоть бы только подумать о том, что не будешь думать? Ведь само думание о недумании уже есть думание!
— Идиот! — со злостью обрушивается он на себя.
— Не понял, командир, — откликается сверхвежливый голос Разведчика.
— Молчи! — выкрикивает Алик, совершенно выбитый из равновесия этим неожиданным вмешательством Разведчика.
— Принято! — шепчет голос.
Алик ощущает стыд. Совсем не потому, что все здесь, кроме его собственных мыслей, записывается и станет потом известным всему миру. Он ощущает стыд перед самим собой.
— Отменяю приказ, — говорит он. — И прошу прощения.
— Принято. Пожалуйста.
Алик умолкает, потому что к Разведчику приближается новая густая волна мелких, как град, метеоров.
Секунду спустя он спрашивает:
— Разведчик?
— Слушаю, командир.
— Когда мы выходим к тому району Реки, где должны находиться Альфа и Бета?
Разведчик отвечает не задумываясь:
— Через двенадцать минут.
— Уже? — с ужасом шепчет он.
— Через одиннадцать минут пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь секунд, — начинает Разведчик отсчитывать время.
Алик намеревается было приказать ему замолчать, но тотчас успокаивается — это то, чего ему недоставало. Пусть говорит!
— Разведчик! Непрерывно сообщать время! — приказывает он.
— Принято, — отвечает голос. — Пятьдесят пять, пятьдесят четыре, пятьдесят три.
Алик, улыбаясь и прищурив глаза, накрывает кружком прицела новую группку мчащихся прямо на Разведчика метеоров и нажимает огневой клавиш. В пространство вылетает столб огня, и его самый дальний отсвет достигает удалённого на восемь миллиардов километров экрана Главной Базы.
* * *
— Мы укладываемся? — спрашивает Алька.
— Да.
— Когда можно ожидать выхода в их район? — спрашивает она ещё, и вдруг Ион чувствует, что деревенеет: в её голосе звучат еле сдерживаемые слезы.
Он не спрашивает, что с ней. Он, как и она, думает о том, что потрясло Майка и Назима на Главной Базе, что мучает Алика на Разведчике, что теперь звучит слезами в голосе Альки.
Но он ещё мало знает её. Он не успевает собраться с ответом, как она снова произносит абсолютно спокойным голосом:
— Это минутная слабость, Ион. Я испугалась. Это прошло. Скажи — когда мы войдём в их район?
Ион на мгновение выключает тягу и смотрит на перечень данных на контрольной таблице.
— Через одиннадцать с половиной минут.
— Что?! — почти кричит она.
— Если приборы не врут! — сурово добавляет он.
— Ты думаешь… они тоже?
— Всё возможно.
«КБ-803» несколько секунд плывёт в густой каменной икре, вьющейся прихотливой, но отчётливо видной лентой. Вещество Чёрной Реки, окружающее космолёт, вновь изменилось: вместо огромных бесформенных глыб, чернее вечной космической ночи, теперь появляется густая, посверкивающая в отблесках залпов лавина мелких метеоритов.
Она окружает космолёт со всех сторон. Она как ледяное сало. Как ледовая лавина, в которой виднеется лишь узкий, словно пробурённый туннель.
Влезть в эту кашу? Это ещё хуже, чем стукнуться носом космолёта в сплошную скальную глыбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39