Служил когда-то Семейка под началом этого свирепого человека. Не раз приходилось ему увещевать своего атамана, но тот советов никогда не слушал, а указаний не терпел.
И, распростившись как-то на дальней дороге, твёрдо решил Семейка не возвращаться больше к Стадухину, чтобы не слышать его исступлённого крика, не видеть жестокого суда.
А теперь неожиданно в этом маленьком острожке в устье реки Колымы Семейка оказался в гостях у Стадухина, и тот, лукаво посмеиваясь в бороду, спрашивал так, будто заранее знал ответ:
— Ну что же, казак, пойдёшь под моё начало? Я, знаешь, слова насупротив не люблю…
Был здесь ещё и Дмитрий Зырян, испытанный в боях товарищ Семейки, он-то и ответил за двоих:
— Служба у нас одна, Михаило, — государева. И уж если ты первый прибыл в сии места, значит быть тебе нашим начальником…
— Тогда, собирайте, молодцы, отряд, — сказал Стадухин. — Юкагирского князя Аллая надобно смирить. Нам он везде перечит, засады строит, убивает людей…
Юкагирское племя омоков храбро отстаивало свои земли. Впёрвые слышали коренные жители этого края — юкагиры о грозном русском царе, который объявлял себя их правителем. Для начала этот правитель требовал высокую дань соболиными да песцовыми шкурами. Юкагирские кочевья снялись и ушли в тундру.
…Три года скитался казак Семейка по тундре, не раз пытался уговаривать гордого князя Аллая, чтобы все мирно порешить. Не тот неожиданно напал из засады, и началась рукопашная схватка, в которой снова отличился Семейка, убив самого сильного и отважного воина юкагиров — брата Аллая.
Сам Семейка был серьёзно ранен: витой железный наконечник стрелы пронзил насквозь ему руку.
Кое-как добрался Семейка с горсткой казаков обратно в Нижнеколымский острожек и передал начальнику собранный ясак.
С этой добычей и ушли казаки с Колымы в Якутск. Только двенадцать человек во главе с Семейкой остались в острожке. Были они заняты мирным делом: ловили рыбу, штопали свою износившуюся одежонку, собирали целебные травы для заживления ран.
Князь Аллай узнал, что в острожке обитает малая горстка русских. Это был удобный случай отомстить за гибель брата и опять утвердить над краем свою власть. Он собрал воинство в пятьсот человек, пообещав каждому из них щедрые награды. Он даже не думал, что тринадцать русских, израненных в прошлых сражениях, примут бой против пятисот его воинов.
Ночью шумное войско обложило острожек, и Аллай предложил Семейке сдаться на его княжескую милость. Эта милость, впрочем, была не очень-то велика: князь сказал, что разрешит Семейке выбрать любую смерть — от огня, от петли или от ножа.
Семейка громко засмеялся в ответ:
— Попробуй-ка, Аллайка, сунься! Мы — русские, а русские не сдаются!..
Воинство Аллая пошло на приступ. Шагая через трупы своих полудиких солдат, Аллай первый ворвался в острожек…
Яростно дрались тринадцать молодцев. Мелькали копья, мечи, стрелы, сверкали ножи, гулко громыхали длинные ружья-пищали казаков…
Железная стрела вонзилась в голову Семейки, он вырвал её и, залитый кровью, бросился на Аллая. Но князя защищали отборные богатыри. Семейка отразил мечом удары трех копий и уложил на землю раскрашенного великана. Кто-то из казаков подхватил обронённое копьё, и оно тотчас же мелькнуло в воздухе. Князь Аллай успел схватиться за древко, но было поздно… Копьё пронзило его насквозь и пригвоздило к ограде острожка.
В ту же минуту паника охватила нападавших. Оказалось, что князь Аллай уверял их, будто он заговорён шаманами от копий, от стрел, от мечей. А сейчас он стоял у ограды мёртвый, — древко копья не позволяло ему упасть.
Воинство Аллая рассеялось так же быстро, как появилось, а казаки принялись собирать брошенное оружие, выволакивать трупы, перевязывать раны.
Зырян, старый друг Семейки, будто почуял беду. Не доехав до Якутска, он повернул свой отряд в обратный путь. Очень спешил он, почти не останавливался на привалах, мчался по рекам, в темень ночную шёл по трясинам тундры, но когда, наконец, увидел с дальнего холма полуразрушенный острожек, понял, что опоздал…
За чёрной зубчатой оградой передвигались какие-то люди, и начальник решил, что это Аллаевы воины.
— К бою! — скомандовал он.
Казаки развернулись привычным строем, постепенно окружая острог.
Великой радостью для Зыряна была эта ошибка. От взломанных ворот, прихрамывая и опираясь на копьё, к нему медленно шёл весёлый, улыбающийся Семейка…
О чем говорили в тот вечер два друга, два неутомимых путника? О битве, которая только недавно здесь отгремела? Или о донёсшихся из Якутска новостях? Или, может быть, Семейка посетовал на судьбу: снова ранения, и нет даже тряпок для повязки, и жалованья по-прежнему не шлют?..
Нет, не об этом до поздней ночи увлечённо шептались они у камелька. Прослышал Дмитрий Михайлович Зырян о богатых землях далеко за Колымой, у другой великой реки — Анадырь, где никогда никто из русских ещё не был. Старый юкагир ему рассказывал, что живут в той далёкой стране храбрые воины — чукчи, народ-охотник, промышляющий кита и моржа. Моржового зуба у них великое множество, а пушного зверя хоть руками бери…
Узнав об этом, Семейка стал обдумывать план нового похода.
В 1646 году население Нижне-Колымска неожиданно увеличилось вдвое. С моря возвратился промышленник Игнатьев.
Об Исае Игнатьеве Семейка слышал и раньше: потомственный помор, с детства ходил он с отцом и дедом за Канин Нос, в бурное северное море. А теперь Игнатьев возвратился с большой добычей: привёз он «рыбий зуб» — моржовую кость, которая ценилась выше любого меха.
Так далеко на восток до Игнатьева никто не ходил, и все завидовали удачливому помору.
Рассказывал Исай о великих богатствах открытых им земель, где песца кочевники гонят палками от юрт, где моржовую кость можно выменять за пуговицу или иголку… Слышал он, оказывается, и о реке Анадырь, словно течёт та река не на север, как Лена, Колыма или Индигирка, а поворачивает где-то в горах на юг, потом на восток. Добраться к Анадырю Игнатьев, однако, не смог — тяжёлые льды преградили дорогу.
Приказчик богатого московского купца Федот Алексеевич Попов, тоже бывалый человек, привыкший ходить в неведомые земли, сразу почуял прибыльное дело. Собрать отряд для дальнего похода в Нижне-Колымске было нетрудно. Охотников нашлось много. Казак Семейка должен был отправиться в поход в качестве «государственного человека», на него возлагались обязанности подводить неизвестные племена под «высокую царёву руку» и собирать с них ясак.
К лету 1647 года четыре коча были готовы к походу. В тот год, однако, поход не состоялся: жестокий шторм расшвырял деревянную флотилию, а потом за устьем Колымы неодолимой стеной сомкнулись льды.
1 2 3 4 5
И, распростившись как-то на дальней дороге, твёрдо решил Семейка не возвращаться больше к Стадухину, чтобы не слышать его исступлённого крика, не видеть жестокого суда.
А теперь неожиданно в этом маленьком острожке в устье реки Колымы Семейка оказался в гостях у Стадухина, и тот, лукаво посмеиваясь в бороду, спрашивал так, будто заранее знал ответ:
— Ну что же, казак, пойдёшь под моё начало? Я, знаешь, слова насупротив не люблю…
Был здесь ещё и Дмитрий Зырян, испытанный в боях товарищ Семейки, он-то и ответил за двоих:
— Служба у нас одна, Михаило, — государева. И уж если ты первый прибыл в сии места, значит быть тебе нашим начальником…
— Тогда, собирайте, молодцы, отряд, — сказал Стадухин. — Юкагирского князя Аллая надобно смирить. Нам он везде перечит, засады строит, убивает людей…
Юкагирское племя омоков храбро отстаивало свои земли. Впёрвые слышали коренные жители этого края — юкагиры о грозном русском царе, который объявлял себя их правителем. Для начала этот правитель требовал высокую дань соболиными да песцовыми шкурами. Юкагирские кочевья снялись и ушли в тундру.
…Три года скитался казак Семейка по тундре, не раз пытался уговаривать гордого князя Аллая, чтобы все мирно порешить. Не тот неожиданно напал из засады, и началась рукопашная схватка, в которой снова отличился Семейка, убив самого сильного и отважного воина юкагиров — брата Аллая.
Сам Семейка был серьёзно ранен: витой железный наконечник стрелы пронзил насквозь ему руку.
Кое-как добрался Семейка с горсткой казаков обратно в Нижнеколымский острожек и передал начальнику собранный ясак.
С этой добычей и ушли казаки с Колымы в Якутск. Только двенадцать человек во главе с Семейкой остались в острожке. Были они заняты мирным делом: ловили рыбу, штопали свою износившуюся одежонку, собирали целебные травы для заживления ран.
Князь Аллай узнал, что в острожке обитает малая горстка русских. Это был удобный случай отомстить за гибель брата и опять утвердить над краем свою власть. Он собрал воинство в пятьсот человек, пообещав каждому из них щедрые награды. Он даже не думал, что тринадцать русских, израненных в прошлых сражениях, примут бой против пятисот его воинов.
Ночью шумное войско обложило острожек, и Аллай предложил Семейке сдаться на его княжескую милость. Эта милость, впрочем, была не очень-то велика: князь сказал, что разрешит Семейке выбрать любую смерть — от огня, от петли или от ножа.
Семейка громко засмеялся в ответ:
— Попробуй-ка, Аллайка, сунься! Мы — русские, а русские не сдаются!..
Воинство Аллая пошло на приступ. Шагая через трупы своих полудиких солдат, Аллай первый ворвался в острожек…
Яростно дрались тринадцать молодцев. Мелькали копья, мечи, стрелы, сверкали ножи, гулко громыхали длинные ружья-пищали казаков…
Железная стрела вонзилась в голову Семейки, он вырвал её и, залитый кровью, бросился на Аллая. Но князя защищали отборные богатыри. Семейка отразил мечом удары трех копий и уложил на землю раскрашенного великана. Кто-то из казаков подхватил обронённое копьё, и оно тотчас же мелькнуло в воздухе. Князь Аллай успел схватиться за древко, но было поздно… Копьё пронзило его насквозь и пригвоздило к ограде острожка.
В ту же минуту паника охватила нападавших. Оказалось, что князь Аллай уверял их, будто он заговорён шаманами от копий, от стрел, от мечей. А сейчас он стоял у ограды мёртвый, — древко копья не позволяло ему упасть.
Воинство Аллая рассеялось так же быстро, как появилось, а казаки принялись собирать брошенное оружие, выволакивать трупы, перевязывать раны.
Зырян, старый друг Семейки, будто почуял беду. Не доехав до Якутска, он повернул свой отряд в обратный путь. Очень спешил он, почти не останавливался на привалах, мчался по рекам, в темень ночную шёл по трясинам тундры, но когда, наконец, увидел с дальнего холма полуразрушенный острожек, понял, что опоздал…
За чёрной зубчатой оградой передвигались какие-то люди, и начальник решил, что это Аллаевы воины.
— К бою! — скомандовал он.
Казаки развернулись привычным строем, постепенно окружая острог.
Великой радостью для Зыряна была эта ошибка. От взломанных ворот, прихрамывая и опираясь на копьё, к нему медленно шёл весёлый, улыбающийся Семейка…
О чем говорили в тот вечер два друга, два неутомимых путника? О битве, которая только недавно здесь отгремела? Или о донёсшихся из Якутска новостях? Или, может быть, Семейка посетовал на судьбу: снова ранения, и нет даже тряпок для повязки, и жалованья по-прежнему не шлют?..
Нет, не об этом до поздней ночи увлечённо шептались они у камелька. Прослышал Дмитрий Михайлович Зырян о богатых землях далеко за Колымой, у другой великой реки — Анадырь, где никогда никто из русских ещё не был. Старый юкагир ему рассказывал, что живут в той далёкой стране храбрые воины — чукчи, народ-охотник, промышляющий кита и моржа. Моржового зуба у них великое множество, а пушного зверя хоть руками бери…
Узнав об этом, Семейка стал обдумывать план нового похода.
В 1646 году население Нижне-Колымска неожиданно увеличилось вдвое. С моря возвратился промышленник Игнатьев.
Об Исае Игнатьеве Семейка слышал и раньше: потомственный помор, с детства ходил он с отцом и дедом за Канин Нос, в бурное северное море. А теперь Игнатьев возвратился с большой добычей: привёз он «рыбий зуб» — моржовую кость, которая ценилась выше любого меха.
Так далеко на восток до Игнатьева никто не ходил, и все завидовали удачливому помору.
Рассказывал Исай о великих богатствах открытых им земель, где песца кочевники гонят палками от юрт, где моржовую кость можно выменять за пуговицу или иголку… Слышал он, оказывается, и о реке Анадырь, словно течёт та река не на север, как Лена, Колыма или Индигирка, а поворачивает где-то в горах на юг, потом на восток. Добраться к Анадырю Игнатьев, однако, не смог — тяжёлые льды преградили дорогу.
Приказчик богатого московского купца Федот Алексеевич Попов, тоже бывалый человек, привыкший ходить в неведомые земли, сразу почуял прибыльное дело. Собрать отряд для дальнего похода в Нижне-Колымске было нетрудно. Охотников нашлось много. Казак Семейка должен был отправиться в поход в качестве «государственного человека», на него возлагались обязанности подводить неизвестные племена под «высокую царёву руку» и собирать с них ясак.
К лету 1647 года четыре коча были готовы к походу. В тот год, однако, поход не состоялся: жестокий шторм расшвырял деревянную флотилию, а потом за устьем Колымы неодолимой стеной сомкнулись льды.
1 2 3 4 5