Но когда я прицелился и выстрелил — олень сразу же упал.
Индейцы слушали изумлённо, и каждому хотелось прикоснуться к чудесному ружью. Инхаглик не возражал, — в этот вечер старый вождь был очень добр.
В самый разгар веселья старший из воинов, тот, что руководил походом мстителей, спросил у вождя:
— Почему ты, храбрейший из храбрых, не был обрадован нашей победой? Мы сделали то, что ты приказал, однако ты встретил нас молчанием…
«Доктор», сидевший напротив вождя, ответил за него через переводчика:
— Это потому, что брат мой, Инхаглик, все время думал о вашей судьбе и пережил, быть может, больше, чем вы пережили.
Но к удивлению многих старый Инхаглик-Чёрная Стрела покачал косматой головой и впервые твёрдо, угрюмо, почти зло возразил «доктору»:
— Нет, это произошло по другой причине, — сказал он.
Боб Хайли сделал вид, будто не расслышал этих интонаций, и заметил поспешно:
— Мало ли забот у вождя? Он думал не о том, что уже сделано, — о завтрашнем дне и заботы его и мудрые мысли…
Хайли взял бутыль и до краёв наполнил большую деревянную чашку, стоявшую перед вождём:
— «Весёлые капли» помогут тебе, брат мой, быстро и смело принимать решения…
Инхаглик улыбнулся:
— Ты добр… Ты подарил мне красивое ружьё и сказал, что даришь на счастье… Твои слова, я думаю, оправдаются.
Боб Хайли повеселел:
— Конечно, оправдаются, брат мой! Это ружьё даст тебе ещё десятки оленей, а если тебе случится встретиться с врагом, он станет перед тобой на колени.
— Хорошо, — сказал Инхаглик, — если мне случится встретиться с врагом, я заставлю его стать на колени. Но скажи мне, доктор, если смерть так послушна этому ружью, нет ли у тебя лекарства, дающего бессмертие?
«Доктор» ответил смеясь:
— Такого лекарства не существует…
— Но есть ли другое лекарство, призывающее смерть?
Боб Хайли насторожился:
— Не знаю… Не слышал.
— А если на маленькой посуде изображены мёртвая голова и кости, что это означает?
— Где видел ты такую посуду? — спросил американец, бледнея.
Инхаглик подал ему тёмный флакончик и заметил, как дрогнула рука «доктора», когда тот принял его. Впрочем, Хайли сразу же овладел собой и засмеялся:
— Этим лекарством я лечил твоего сына, и оно, как ты знаешь, помогло. Оно даёт человеку силу и бесстрашие, но у меня больше нет такого редкого и дорогого лекарства.
— Я хочу, чтобы ты был сильным и бесстрашным, — сказал Инхаглик. — Здесь оставалось несколько капель твоего редкого лекарства, но ты уже проглотил их с олениной.
Трясясь и ещё больше бледнея, Боб Хайли медленно встал из-за стола:
— Это неправда… Ты не мог этого сделать!
Большими глотками индеец выпил всю чашку до дна, и глаза его потускнели:
— Я хотел, чтобы ты был бесстрашным и сильным. Я знаю, что все твои лекарства поддерживают здоровье и не приносят вреда.
Возможно, что и теперь «доктор» смог бы сохранить спокойствие — у него оставалась все-таки малая надежда на ослабленность яда и на то, что доза была слишком незначительной, не смертельной. Но его выдал переводчик. С криком он бросился к вождю.
— Ты отравил доктора… Теперь ты не вождь!.. Ты убийца друга!..
Коротким движением руки Инхаглик отбросил его в сторону и встал, опираясь на ружьё.
— Как ты себя чувствуешь, доктор?
С огромным усилием Боб Хайли сдержался, чтобы не вскрикнуть; как будто ледяное лезвие бритвы полоснуло его по лёгким. С горечью он успел подумать о том, что какая-то жалкая стекляшка обрывала и жизнь его и планы. И ещё он подумал о Куорлсе: вот ради чьей наживы он сейчас умрёт! Конечно же, и Куорлс, и компаньоны только посмеются над Бобом Хайли, над этим неудавшимся миллионером, который отдал им своё богатство… Отдал ли уже? Нет! Пусть сами испытают, чего оно стоит.
— Я чувствую себя хорошо, — задыхаясь ответил «доктор». — Да… очень… очень хорошо. Но ты должен чувствовать себя плохо, старая глупая ворона… Это ты убил ни в чем неповинных русских… И ты похоронил четверых своих лучших воинов, а потом ещё благодарил меня… благодарил! За что же эта благодарность? За «весёлые капли» на похоронах? Или за то, что я отобрал вашу землю и собирался прогнать всех вас отсюда? Ты не можешь быть вождём, потому что ты глуп и доверчив, как телёнок… Сюда уже идут мои люди… Они прогонят тебя…
Багровое лицо Инхаглика словно окаменело. Он выслушал «доктора» до последнего слова и, опустив голову, сказал:
— Ты прав… Я не могу быть вождём. Пусть меня судят мои воины. Но знай, они не пустят, ни за что не пустят сюда твоих людей.
Медленно, будто огромную тяжесть, он взял ружьё.
— Ты прав и в том, что я доверчив и глуп… Но я никогда не отравлял. Я не настолько подлый… Ты говорил мне, «доктор», что это ружьё подарено на счастье? Я думаю — это счастье, убить врага…
Он вскинул ружьё, целясь прямо в лицо Боба Хайли…
Главному правителю Российско-американской компании Тебенькову, проживавшему последнее время в Константиновском редуте, доложили, что у крыльца его ждёт какой-то индеец. Тебеньков разрешил впустить гостя и приказал кликнуть переводчика. В доме правителя в утренний час всегда были в сборе штурманы прибрежных судов, старшины строительных бригад и зверобойных команд.
Индеец несмело ступил через порог, держа перед собой кожаную сумку.
Переводчик спросил.
— Откуда ты, добрый человек, и зачем явился к начальнику?
— Я пришёл с озера Плавежного, — сказал индеец. — Там, за Плавежным, далеко в горах, погибли семеро русских и один индеец, их проводник. Второй проводник, у которого было русское имя Анатолий, просил передать вам сумку. Этот индеец тоже умер, когда пришёл к реке Тлышитна.
Тебеньков схватился за край стола; длинные седые волосы его разметались…
— Серебренников!.. Штурман Серебренников… Какое несчастье!..
— Но это не выдумка? Это — правда? — строго спросил переводчик. — Что произошло там, в горах? Они потерпели крушение на реке?
Индеец долго молчал, рассматривая комнату. Тебеньков и его помощники, затаив дыхание, ждали ответа.
— Проводник не успел рассказать нам, как это случилось, — наконец вымолвил индеец в раздумье, будто стараясь припомнить какие-то подробности. — Когда мы увидели его на берегу, он умирал. Он потребовал от нас клятву, что эта сумка будет передана русским. Мы дали эту клятву потому, что проводник был верным человеком, а русский начальник был смелым и добрым.
— Они могли погибнуть на порогах, — заметил кто-то из промышленников.
— Нет, — сказал индеец, — я и мои братья думаем, что их убили «вороны». Когда русские поднялись вверх по реке, вслед за ними прошли «вороны» на пяти байдарах. Но я не знаю, правильно мы думаем или нет. Почему бы «воронам» враждовать с русскими?
Дрожащими руками Тебеньков развязал сумку и достал из неё несколько истрёпанных тетрадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Индейцы слушали изумлённо, и каждому хотелось прикоснуться к чудесному ружью. Инхаглик не возражал, — в этот вечер старый вождь был очень добр.
В самый разгар веселья старший из воинов, тот, что руководил походом мстителей, спросил у вождя:
— Почему ты, храбрейший из храбрых, не был обрадован нашей победой? Мы сделали то, что ты приказал, однако ты встретил нас молчанием…
«Доктор», сидевший напротив вождя, ответил за него через переводчика:
— Это потому, что брат мой, Инхаглик, все время думал о вашей судьбе и пережил, быть может, больше, чем вы пережили.
Но к удивлению многих старый Инхаглик-Чёрная Стрела покачал косматой головой и впервые твёрдо, угрюмо, почти зло возразил «доктору»:
— Нет, это произошло по другой причине, — сказал он.
Боб Хайли сделал вид, будто не расслышал этих интонаций, и заметил поспешно:
— Мало ли забот у вождя? Он думал не о том, что уже сделано, — о завтрашнем дне и заботы его и мудрые мысли…
Хайли взял бутыль и до краёв наполнил большую деревянную чашку, стоявшую перед вождём:
— «Весёлые капли» помогут тебе, брат мой, быстро и смело принимать решения…
Инхаглик улыбнулся:
— Ты добр… Ты подарил мне красивое ружьё и сказал, что даришь на счастье… Твои слова, я думаю, оправдаются.
Боб Хайли повеселел:
— Конечно, оправдаются, брат мой! Это ружьё даст тебе ещё десятки оленей, а если тебе случится встретиться с врагом, он станет перед тобой на колени.
— Хорошо, — сказал Инхаглик, — если мне случится встретиться с врагом, я заставлю его стать на колени. Но скажи мне, доктор, если смерть так послушна этому ружью, нет ли у тебя лекарства, дающего бессмертие?
«Доктор» ответил смеясь:
— Такого лекарства не существует…
— Но есть ли другое лекарство, призывающее смерть?
Боб Хайли насторожился:
— Не знаю… Не слышал.
— А если на маленькой посуде изображены мёртвая голова и кости, что это означает?
— Где видел ты такую посуду? — спросил американец, бледнея.
Инхаглик подал ему тёмный флакончик и заметил, как дрогнула рука «доктора», когда тот принял его. Впрочем, Хайли сразу же овладел собой и засмеялся:
— Этим лекарством я лечил твоего сына, и оно, как ты знаешь, помогло. Оно даёт человеку силу и бесстрашие, но у меня больше нет такого редкого и дорогого лекарства.
— Я хочу, чтобы ты был сильным и бесстрашным, — сказал Инхаглик. — Здесь оставалось несколько капель твоего редкого лекарства, но ты уже проглотил их с олениной.
Трясясь и ещё больше бледнея, Боб Хайли медленно встал из-за стола:
— Это неправда… Ты не мог этого сделать!
Большими глотками индеец выпил всю чашку до дна, и глаза его потускнели:
— Я хотел, чтобы ты был бесстрашным и сильным. Я знаю, что все твои лекарства поддерживают здоровье и не приносят вреда.
Возможно, что и теперь «доктор» смог бы сохранить спокойствие — у него оставалась все-таки малая надежда на ослабленность яда и на то, что доза была слишком незначительной, не смертельной. Но его выдал переводчик. С криком он бросился к вождю.
— Ты отравил доктора… Теперь ты не вождь!.. Ты убийца друга!..
Коротким движением руки Инхаглик отбросил его в сторону и встал, опираясь на ружьё.
— Как ты себя чувствуешь, доктор?
С огромным усилием Боб Хайли сдержался, чтобы не вскрикнуть; как будто ледяное лезвие бритвы полоснуло его по лёгким. С горечью он успел подумать о том, что какая-то жалкая стекляшка обрывала и жизнь его и планы. И ещё он подумал о Куорлсе: вот ради чьей наживы он сейчас умрёт! Конечно же, и Куорлс, и компаньоны только посмеются над Бобом Хайли, над этим неудавшимся миллионером, который отдал им своё богатство… Отдал ли уже? Нет! Пусть сами испытают, чего оно стоит.
— Я чувствую себя хорошо, — задыхаясь ответил «доктор». — Да… очень… очень хорошо. Но ты должен чувствовать себя плохо, старая глупая ворона… Это ты убил ни в чем неповинных русских… И ты похоронил четверых своих лучших воинов, а потом ещё благодарил меня… благодарил! За что же эта благодарность? За «весёлые капли» на похоронах? Или за то, что я отобрал вашу землю и собирался прогнать всех вас отсюда? Ты не можешь быть вождём, потому что ты глуп и доверчив, как телёнок… Сюда уже идут мои люди… Они прогонят тебя…
Багровое лицо Инхаглика словно окаменело. Он выслушал «доктора» до последнего слова и, опустив голову, сказал:
— Ты прав… Я не могу быть вождём. Пусть меня судят мои воины. Но знай, они не пустят, ни за что не пустят сюда твоих людей.
Медленно, будто огромную тяжесть, он взял ружьё.
— Ты прав и в том, что я доверчив и глуп… Но я никогда не отравлял. Я не настолько подлый… Ты говорил мне, «доктор», что это ружьё подарено на счастье? Я думаю — это счастье, убить врага…
Он вскинул ружьё, целясь прямо в лицо Боба Хайли…
Главному правителю Российско-американской компании Тебенькову, проживавшему последнее время в Константиновском редуте, доложили, что у крыльца его ждёт какой-то индеец. Тебеньков разрешил впустить гостя и приказал кликнуть переводчика. В доме правителя в утренний час всегда были в сборе штурманы прибрежных судов, старшины строительных бригад и зверобойных команд.
Индеец несмело ступил через порог, держа перед собой кожаную сумку.
Переводчик спросил.
— Откуда ты, добрый человек, и зачем явился к начальнику?
— Я пришёл с озера Плавежного, — сказал индеец. — Там, за Плавежным, далеко в горах, погибли семеро русских и один индеец, их проводник. Второй проводник, у которого было русское имя Анатолий, просил передать вам сумку. Этот индеец тоже умер, когда пришёл к реке Тлышитна.
Тебеньков схватился за край стола; длинные седые волосы его разметались…
— Серебренников!.. Штурман Серебренников… Какое несчастье!..
— Но это не выдумка? Это — правда? — строго спросил переводчик. — Что произошло там, в горах? Они потерпели крушение на реке?
Индеец долго молчал, рассматривая комнату. Тебеньков и его помощники, затаив дыхание, ждали ответа.
— Проводник не успел рассказать нам, как это случилось, — наконец вымолвил индеец в раздумье, будто стараясь припомнить какие-то подробности. — Когда мы увидели его на берегу, он умирал. Он потребовал от нас клятву, что эта сумка будет передана русским. Мы дали эту клятву потому, что проводник был верным человеком, а русский начальник был смелым и добрым.
— Они могли погибнуть на порогах, — заметил кто-то из промышленников.
— Нет, — сказал индеец, — я и мои братья думаем, что их убили «вороны». Когда русские поднялись вверх по реке, вслед за ними прошли «вороны» на пяти байдарах. Но я не знаю, правильно мы думаем или нет. Почему бы «воронам» враждовать с русскими?
Дрожащими руками Тебеньков развязал сумку и достал из неё несколько истрёпанных тетрадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11