«Как в народных преданиях, так и у местных историков упоминается про существование в крепости подземных ходов».
«Время построения крепостных стен, точно так же как и самого города,
— неизвестно…»
В крепости были Спасские ворота с колокольней… К югу от ворот была полуразвалившаяся башня. Рассказывают что под нею в прежнее время (теперь засыпано) по каменной лестнице был ход к железной двери, с большим висячим замком, за которым будто находятся богатства. В начале прошлого столетия один из купеческих сыновей вместе с товарищами попытался было достать этот клад. На Иванов день пришли они к сказанной двери и начали сбивать замок, но вдруг из-за двери их охватило как будто пламенем. В страшном испуге бросились они бежать. Двое из них уже перебежали по лавам через реку, а третий отстал от них и, когда перебегал лавы увидел плывущих по воде в погоню за ним двух колоссальных черных собак. В беспокойстве он вбежал на соборную Троицкую колокольню и начал трезвонить, а потом сошел с ума и умер…
«Пригород Остров, имея своего посадника, имел и свое вече… Местное вече не могло казнить смертию без разрешения Пскова, точно так же не могло предпринимать каких-либо военных действий. Вече собиралось по звону вечевого колокола. Ухо горожан отличало звук вечевого колокола от звука церковных колоколов…»
«Где собиралось в Острове вече и где висел вечевой колокол, неизвестно… Когда вече разделялось на партии, приговор вырабатывался насильственным способом, посредством драки: осилившая сторона и признавалась большинством».
«Остров, как пригород, имел свою казну, свою волость и свое войско…»
На полях бисерным почерком отца были выписаны еще две цитаты.
«Народонаселение Островского уезда чисто русское, рослое и имеет строгий выговор со своими местными словами, но без чужеземной примеси…» «…Почти все памятники островской старины уничтожены пожарами, наводнениями и руками невежественных людей».
Я взял ручку, приписал: «Остатки крепости Острова уничтожены фашистами в 1943 — 1944 годах, нужен был камень для строительства дороги».
В одной из тетрадей была записана мальчишеская дразнилка, и я прочел ее вслух:
Гришановские воры,
Не ходите в наши горы.
Если будете ходить —
В колья станем проводить.
Так сурово пугали мальчишек из Гришанова их владимирецкие сверстники… — Вот здорово! — послышался из окна голос Сани. Мой новый друг, стоя на завалине, заглядывал в тетради. За окном в зелени листвы плыли, словно маленькие планеты, спелые наливные яблоки. Лицо Сани показалось мне суровым и взрослым. — А вас дядя Леня искал. Узнал, что вы комбайн починить помогли, что инженером работаете, все спрашивал. Вместе с Саней мы пошли на Слепец, вернулись, только когда стало нестерпимо жарко. Подходя к дому, я не удивился, что рядом с сараем стоит «уазик». В горнице было дымно, хозяйка угощала гостей блинами и пересказывала мои сны. На столе стояла непочатая бутылка хорошего вина. Мой приход не испугал старую Просу, она продолжала рассказывать слово в слово все, что слышала от меня. — Записать бы все это, — сказал задумчиво Леня. — При школе у нас маленький музейчик имеется, поможете ребятам? А? — Пусть приходят — расскажем, — весело ответствовала Проса. Я охотно поддержал хозяйку. — Без памяти и человека нет, — добавила тетя Проса. — Говорят, душа, а что это — душа? Да память наша! Леня налил в стопки вина, лукаво прищурился: — И еще один серьезный разговор имеется. Снова нежданный гость заговорил, лишь когда мы выпили и закусили. — Хорошая у вас профессия, нужная… Не каждый, конечно, понимает. Но возьмем нашу местность. Населения здесь никогда не было много, а после войны стало еще меньше. Кругом холмы, пашня на холме — не пашня, а гора… Вроде пустодол, посадить лес, и делу венец… Пусть зарастает лесом. Хозяйка, хлопотавшая у плиты, присела к столу, подперла щеку ладонью. — В нашей стороне вовек не живали богато… Военная земля, горевая. — Другое время, хозяюшка, — наш гость даже встал от волнения. — Техника есть? Есть! Сельхозстрой работает? Работает! Видели новые овчарни? Да это не овчарни — дворцы… Засуха в Поволжье была — привезли к нам овец. А у нас засухи не бывает, режим увлажнения пойменный, вокруг заливные луга. Тыщи овец прокормить можно! Леня присел, налил по второй. — Говорят, на ловца и зверь бежит. Услышал инженер и в гости приехал — своим ушам не поверил. Бросайте все, приезжайте сюда… Романовские овцы — да это же чудо! По горам, по долам ходят шуба и кафтан… На базе овцеводства в райцентре новое производство налаживается: дубленки шить будем… Слово даю: первая дубленка — ваша… — Дельный разговор, — поддержала нашего гостя тетя Проса. — И дерево в родном бору красно…
5
Вот уже несколько дней жил я у тети Просы, но все не решался пойти днем на то место, где была моя деревня. Хозяйка легко поняла мою тревогу:
— Все никак не насмелишься? Я тоже на старое домовище редко хожу. Памяти страшно…
Прищурясь, тетя Проса добавила:
— Дело молодое, на гулянье слетал бы. Хорошая девушка — что брусника. Что молчишь-то? Была утром в магазине одна спрашивала: когда приехал да каков собой… Такой как и был, ответила, все еще маленький…
Вдруг старая Проса нахмурилась.
— А ведь ты и твоя мать — последние, кто из той деревни остался… Иди, иди на гулянье, пусть девки посмотрят, какой долгой вырос. Да и старым интересно: местного человека увидят.
От матери я знал о местном обычае, по которому сами девушки выбирали на гулянье провожатых. Приглянется девушке парень, захочется, чтобы провел до дома, — не раздумывая шлет надежного «посла» — лучшую свою подружку, и не прямо к парню, а к первому его другу. Если переговоры приводят к согласию, клуб покидают одна за другой две пары: сначала выходят парни, после девушки. «Послы» вскоре возвращаются, но это случается не всегда: обычай разрешает и такое.
Быстро поужинав, я пошел в соседнюю деревню в клуб, вернулся, конечно, только на рассвете, по колена промочил ноги росой…
Все, что было в войну, я помнил удивительно ярко, но со временем краски потускнели, многое стерлось, и каждое мое возвращение в родные места было праздником памяти: прошлое вдруг словно приближалось, оживало забытое, краски вновь удивляли яркостью.
Пробиваясь по лесу к Слепцу, я вспомнил вдруг, как ходил с матерью за орехами. Орешины были такие высокие, что я с трудом на них забирался. Лезть приходилось в сапогах, потому что без сапог во мне не хватало весу, чтобы пригнуть орешину и мать, ухватясь за ветки, смогла нагнуть их до самой земли…
На маленькой поляне вспомнилось, как в детстве я пошел в лес и испугался налетевшего на меня зайца. Он показался мне тогда огромным и свирепым зверем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16