— Какой там спид?! — немного придя в себя, радостно выкрикнул Дмитрий Васильевич. — Тут дело не спидом пахнет! Хуже…
Иван Парфенович округлил глаза и снова осипшим голосом спросил:
— Так какой же ещё иностранной болезнью сукин сын мог мою Ксеньку заразить?!
— Если бы не этот резиновый мешочек, то ваша Ксенья через девять месяцев обязательно бы бычка принесла!
— Какого бычка? Морского, что ли?! — изумился Иван Парфенович.
— Да нет. Обыкновенного, как наши коровы от Кузьки приносят, — успокоил его осеменатор и, тут же хлопнув от радости в ладошки, продолжил: — Считай, что наши коровы теперь яловыми не останутся. Теперь я этой спермой их всех осеменю, если Кузька за это дело не хочет браться.
— Ты, Василич, не того? — покрутил указательным пальцем у своего виска Иван Парфенович: — Что-то пока на своём веку я ещё не слышал, чтоб коров человеческой спермой осеменяли?
Дмитрий Васильевич ещё шире улыбнулся и торжественно сказал:
— Это научное открытие мирового масштаба! Если не веришь, то сам посмотри в ок-ок-кулятор и увидишь, как там на стёклышке целое стадо бычков и телок резвятся.
Иван Парфенович, а следом за ним и детектив уже шагнули было к столу с микроскопом, как дверь лаборатории с треском распахнулась и телохранители председателя АО втащили в неё упирающегося Криушина, который при этом вопил:
— Это незаконно! Сейчас у нас демократия! Я буду жаловаться!
— Кому? — рыкнул, подступив к Стёпке почти вплотную, Иван Парфенович.
Степан, заметно оробев, ответил:
— В милицию! В Думу или Конституционный Суд в Москву писать буду. Там сейчас тоже права граждан защищают.
— Дурак ты, как я погляжу, — миролюбиво, совсем по-отечески начал поучать Иван Парфенович флотского. — Хотя ты и по многим морям плавал. И много портов в цивилизованных странах с борта своего корабля повидал, а ещё никак не освоил нашей российской демократии, — и уже повышая тон, заговорил по-начальственному: — Какая тебе милиция поможет?! Она же вся из моего корыта кормится! И про Конституционный Суд позабудь! Ему с разными партийными блоками времени не хватает разбираться! Так что судить тебя сами будем. И приговор сами в исполнение приведём. Закопаем вон в силосную яму, и весь твой рыболовецкий флот тебя не сыщет.
— Торговый, — тихонечко поправил его Степан. На что Иван Парфенович съязвил:
— Это все равно, будь хоть военный… Сейчас сами командующие флотами-то никак не могут разобраться, не только в людях, но и в кораблях. Какой корабль принадлежит Украине, а какой корабль за Россией числится? Так что ни один торговый комиссар не вспомнит о пропавшем морячке. Понял?
Побеждённый таким веским доказательством Степан Криушин чуть слышно пролепетал:
— Понял.
— А раз понял, тогда штаны с себя стаскивай.
— Это ещё зачем?! — испуганно спросил флотский. Иван Парфенович, все больше и больше чувствуя свою власть над Степаном, вновь по-отечески заговорил:
— Ты, сынок, должен дать нам сперму для анализа. Думаю, походная жизнь научила тебя этому нехитрому делу. Так что не кобенься. Стаскивай с себя штаны и начинай.
— Не буду! — сказал и набычился Степан.
— Я тебе не буду! — рявкнул один из телохранителей и приложил свою широкую ладонь к его затылку так, что голова флотского качнулась на полметра вперёд.
Дмитрий Васильевич, чтобы не быть свидетелем насильственного взятия спермы у Стёпки Криушина, вытащил из-под микроскопа стёклышко с размазанной по нему Кузькиной спермой и, положив его на стол рядом с микроскопом, заспешил за фанерную перегородку, чтобы пропустить там ещё один мерзавчик спирта. В голове у него давно уже шумело, а после принятия очередной порции, Дмитрий Васильевич уже ничего не слышал. Все голоса и звуки там, за перегородкой, слились в один гул, словно над ушами висел рой пчёл, вылетевших из улья.
— Василич! Ты что, заснул там за перегородкой-то?! — послышался грозный голос Ивана Парфеновича. — Готово вещественное доказательство для следующего анализа. Иди бери!
Пошатываясь, Дмитрий Васильевич вышел к ожидающим и забрал из дрожащих рук Стёпки пепельницу с драгоценным содержимым. На лабораторном столе взяв все то же стёклышко со спермой племенного быка Кузьки, макнул палец в вздрагивающую и перекатывающуюся жидкость и мазанул им по стёклышку. Потом приблизил свои затуманенные глаза к окуляру микроскопа и пристально в него посмотрел. Сначала как-то неестественно дёрнулся, а потом, оторвав глаза от окуляра и подняв голову, тряхнул ею раза три из стороны в сторону, а затем снова прильнул к окулярам. Все с недоумением смотрели на исследователя. Василий даже рот открыл из опасения не услышать что-нибудь важное. Иван Парфенович, нащупав слева от себя колченогий табурет, в волнении сел и старался дышать не так шумно.
Но вот наконец ветврач оторвался от микроскопа, поднял голову и, широко улыбаясь, торжественно произнёс:
— Феноменально!
Подельников с удивлением посмотрел на шефа. Тот, не выдержав неясности и тумана, положил свою тяжёлую руку на плечо осеменатора и грубовато спросил:
— Это как же понять? Уж не новый ли какой-нибудь африканский вирус ты там обнаружил? Говори, ничего не таи, Василич, лучше горькая правда, чем пугающая неизвестность!
— Какой вирус, Иван Парфенович! — воскликнул осеменатор. — Это, так сказать, переворот в науке! Мы в нашем селе Бубновый Туз за счёт Степкиной спермы можем вместо дерьмовой демократии настоящее коммунистическое завтра сотворить! Ведь подумать только! — и Дмитрий Васильевич, скрестив руки на груди и закатив куда-то под потолок глаза, мечтательно объяснил: — Ведь если каждую бабу из Бубнового Туза осеменять его спермой, — и он снова ткнул пальцем в сторону Стёпки, — то каждая будет приносить и телку, и будущую доярку одновременно. Ну, а если осеменять коров его спермой, то и коровы ежегодно будут приносить и пастуха, и бычка тоже одновременно. И будут у нас, значит, в изобилии и рабочие руки, и молоко с мясом. Вот если бы до этого дня Никита Сергеевич Хрущёв дожил! Царство ему небесное. Он только мечтал догнать по мясу и молоку Америку. Если бы сейчас жив был, то за такое открытие уж точно бы к Ленинской премии представил. Да что там к премии?! Героями бы соцтруда стали!
Ивану Парфеновичу наконец надоело слушать бред пьяного осеменатора, он снова положил на его плечо руку и тряхнул так, что голова Дмитрия Васильевича была готова скатиться с плеч куда-нибудь под лабораторный стол. При этом он ещё и гаркнул начальственным голосом:
— Ты, коновал чёртов! Лучше толком скажи, что там на стёклышке увидел?! А потом, если позволю, и сказочное завтра рисовать будешь!
— А я и так всю правду рассказал. Что на стёклышке под микроскопом вижу, то и рассказываю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11