Это было довольно однообразное занятие. Погружение, траление, всплытие… К полудню Валентина и Митя заполнили все сосуды и были но прочь возвратиться на станцию. Но Гриша сказал, что должен провести еще несколько испытаний «Кашалота» в условиях открытого моря.
Подперев ладонью щеку, Валентина следила за игрой водяных струй, вскипавших за прозрачной стенкой борта, и думала о своих экспериментах с крабами. Опять пришел на ум разговор с Солохиным. Девушка помрачнела.
У Гриши что-то не ладилось с двигателем, и он недовольно крутил головой. Наконец Вахнину удалось отрегулировать компрессор. Дав Папину команду поворачивать назад, он с непроницаемым видом вытащил пачку сигарет.
– По сему случаю закурим.
– Дай и мне, – неожиданно попросила Валентина.
– О!… – поднял густую бровь Вахнин. – Можно подумать, что ты о чем-то грустишь.
– Можно подумать, – сухо сказала Валентина.
– Влюбилась в кого? – полушутя спросил Митя. Он по-прежнему подозревал ее в скрытой симпатии к Вахнину.
– Может быть.
– Что ж, давно пора, – натянуто улыбнулся Митя. – Только в это трудно поверить. Ты же ледышка. Да скорее океан выйдет из берегов, горы уйдут под землю, Гриша превратится в кашалота, а я в балерину…
Валентина смерила Митю уничтожающим взглядом. Чтобы скрыть смущение, тот неожиданно закатил глаза и пропел на восточный манер: «Нет на земле любви, о поэт. Все святое навсегда покинуло этот мир. В песнях человека больше никогда не засверкает яркий свет, подобный блеску Млечного Пути перед рассветом»…
– Ну ладно, остановись, – опять оборвала его Валентина и начала рассказывать о решении Солохина заморозить опыты по управлению нервными рефлексами крабов. Она говорила страстно, быстро, проглатывая окончания фраз.
– Умная ты девушка, – покровительственно усмехнулся Митя, – а не поняла, что к чему. Дело не в самом Солохине. В его научной базе. Думаешь, он силен в адаптации и нервных рефлексах? Лет десять – пятнадцать назад, когда мы еще играли в разбойников и индейцев, Солохин что-то там сделал в палеозоологии. Получил кандидата. И с тех пор подвизается в… руководстве… Сидит себе направляет науку. И возможно, не заметил, что палеозоология, как и биология вообще, – давно не та. Тут и код наследственности, и молекулярная структура ДНК, вероятность, информация и биокибернетика. Сплошная математика! Учиться ведь заново надо. Но кому хочется на старости лет?.. Вот он и темнит, запутывает. Главное – не показать виду, что отстал, обленился.
– Ну, ты свиреп, Волков, – усмехнулся Гриша. – И мне сдается, сам впадаешь в крайность.
Они ожесточенно заспорили и не заметили, как океан потемнел. В борт начала бить крутая волна с белыми гребнями. С севера пришли свинцово-черные тучи.
– Будет шторм, – сказал Папин, поглядев на небо.
– Не было печали, – с досадой отозвался Гриша.
– Это не опасно? – спросила Валентина, прислушиваясь к шуму ветра.
– Ничуть, – заявил Гриша. – «Кашалоту» шторм не помеха. В случае чего уйдем в глубину.
Спустя два часа ветер достиг штормовой силы. Вахнин озабоченно слушал двигатель. Судно с трудом преодолевало волну и ветер.
– Погружаться надо, – заметил Волков.
– Да, пожалуйста, – с мольбой сказала Валентина. Ее бледное лицо яснее всяких слов говорило о том, что ее укачало.
– Глубина-то хорошо, конечно, – виновато поглядел па нее Гриша, – но «Кашалот» не может там держаться больше двух часов. Да и ползет под водой, как черепаха.
– Так что же делать?
– Ничего. Перейдем на режим поплавка. Час в глубине, потом на поверхность. Глоток воздуха в баллоны – и снова под воду.
– Давай, как лучше, – раздраженно сказал Митя. – Вижу, твой «Кашалот» не лучше топора. А еще хвастался.
Остаток дня прошел в бесплодных попытках приблизиться к атоллу. «Кашалот» то погружался в глубину и медленно полз под водой, то, израсходовав запас электроэнергии, выскакивал на поверхность. А пока заряжались аккумуляторы, ураган относил их вдвое дальше от того места, которого они достигали при подводном ходе. К полуночи судно, по расчетам подавленного Гриши, удалилось от атолла миль на шестьсот.
– Ах ты дьявол, – бормотал он растерянно. – Явный цейтнот.
Прошла ночь, а шторм и не думал стихать. Серое, тяжелое небо изливало потоки дождя. Океан неистовствовал. Вскоре сильно похолодало, над огромными, совершенно белыми от седой пены валами появилась пелена мокрого снега. «Кашалот» несло куда-то в кромешную гудящую тьму, все дальше на юг. Так прошла еще ночь, наступило утро. Из рваных, сочащихся сыростью туч с трудом продрался хмурый рассвет.
– Наконец-то кончается, – вздохнул Гриша. Он был весь перепачкан машинным маслом: всю ночь колдовал над двигателем.
– Вставай, Витя, – разбудил он Панина. – Двигатель пора запускать. Садись за пульт.
Подойдя к люку, он отвинтил крышку и высунул голову, пристально вглядываясь вдаль.
– Земля! – вдруг сказал за его спиной Папин.
– Какая земля? – уставился на него Вахнин. – В этой части Южного океана ее не может быть.
– Земля, – повторил Папин.
Где-то у горизонта действительно появилась туманная полоска. Но поскольку «Кашалот» едва выступал из воды, гребни волн то и дело закрывали обзор, мешая рассмотреть ее.
– Странно, – покрутил головой Вахнин. – Неужели новый остров? Но здесь все давным-давно открыто и переоткрыто. Прошел час, другой, а берег не приближался.
– Прибавь-ка скорость, – бросил Гриша мотористу.
«Кашалот» пошел быстрее, и минут через тридцать все увидели невысокую изумрудно-голубую стену.
– Да ведь это айсберг! – рассмеялся Митя. – Вот тебе и остров.
Когда до «земли» оставалось не более полумили, сомнения отпали. Словно туманный призрак, вырос из океана айсберг. Над ледяной стеной стоял белый отсвет – сияние. Местами айсберг казался синим, точно по льду разлили кобальт. Волноприбойные ниши аккуратно окаймляли его надводную часть.
– Это остатки айсберга, – сказал Митя. – Его вынесло из моря Беллинсгаузена. Оттуда, – он махнул рукой на юг, где золотилось небо далекой Антарктиды. – А по пути сюда он почти растаял.
– Причаливать будем? – спросил Папин, не глядя на своих спутников. Ему было стыдно за свою ошибку. Принять айсберг за остров! И он задал свой вопрос, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– А зачем это нужно? Айсбергов, что ли, не видели? – язвительно заметил Волков.
Папин восседал на операторском кресле, как индийский божок, и весь его непроницаемо-торжественный вид говорил о том, что ни Митя, ни его насмешки для него не существуют.
– Да, конечно, – подтвердил Гриша. – Делать там вроде бы нечего. Пусть себе плывет, куда хочет.
Неожиданно включился радиотелефон, в динамике послышался голос Солохина:
– «Кашалот»! Я – Станция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11