Вдруг мы ощутили легкий толчок, будто «Урания» с чем-то столкнулась. Вслед за тем с экранов полился ласковый солнечный свет. Мы остолбенели: оказывается, «Урания» была уже на поверхности планеты. Как это случилось? Я поднял глаза на проектор верхнего обзора и увидел, что спутник-диск, медленно смыкая створки «колыбели», в которой незадолго до этого покоился астролет, по спирали уходил ввысь, на прежнюю орбиту движения вокруг планеты.
— Нет, ты представь себе только! — поразился Самойлов. — Какая грандиозная сила должна быть приложена, чтобы свободно опустить нас на поверхность планеты! Сколько энергии надо, чтобы удерживать или передвигать в любом направлении громадину спутника в поле тяготения планеты. Вот это, я понимаю, техника!
Нам задали новую загадку. Астролет находился на огромной пустынной равнине. Она поразительно ровная и гладкая, точно зеркало. Отполированная поверхность тускло отражала лучи солнца. Ясно, что это было искусственное поле — вероятно, космодром. Но почему не видно служебных и стартовых сооружений, эстакад, матч радиотелескопов и локаторов? И вообще как это нас не побоялись оставить одних?
Я тщетно ломал голову, а чувства между тем впитывали окружающий мир. Чужое небо — нежно-фиолетовое, неправдоподобно глубокое и чистое — вызывало в моей душе целую бурю. Сами посудите: десятки лет мы ничего не видели, кроме мрачной черной сферы. И вдруг это ласковое, почти земное, небо, удивительно напоминающее родину.
Мы открыли нейтронитные заслоны всех иллюминаторов и, прильнув к стеклам, жадно всматривались в даль. Искусственная равнина уходила за горизонт, который здесь был чуть ближе, чем на Земле: вероятно, размеры планеты были несколько меньше земных. Далеко-далеко, там, где небо сходилось с «землей», неясно мерещились какие-то деревья — вернее их причудливые кроны. Возможно — это был лес…
— Надо начинать разведку, — сказал Петр Михайлович. — Хотя состав атмосферы благоприятен для жизни, но кто его знает, может быть, в ней имеется какой-нибудь ядовитый для нас компонент. Выпустим вначале животных.
И академик отправился в анабиозное отделение, где в специальных сосудах «грезили» в анабиозе кролики, мыши и даже шимпанзе.
Через полчаса он «оживил» наш зоопарк, подкормил пару мышей и, соблюдая все меры биологической защиты, выпустил их на волю.
Мы прильнули к иллюминаторам, наблюдая за «разведчиками». Мыши побегали, побегали, потом остановились. Их, очевидно, смущала полированная «почва». Одна из них подняла мордочку вверх и деловито понюхала воздух.
«Сейчас лапки кверху и — конец», — предположил я.
Но мышь как ни в чем не бывало побежала под корабль.
Потом мы выпустили кролика и, наконец, шимпанзе.
Вот кому должны по праву принадлежать лавры первооткрывателя планеты Икс, — пошутил Петр Михайлович. — Они первые вступили на ее почву, а не мы.
Шимпанзе, жадно нюхавшая воздух, вдруг опрометью бросилась к входному люку астролета и, жалобно крича, стала царапаться, словно просила впустить обратно.
— Чего она испугалась? — удивился академик.
Неожиданно откуда-то сверху в поле нашего зрения появился летательный аппарат, представлявший собой яйцо — да, огромное яйцо с прозрачными стенками. Внутри него находилось «человек» пять существ весьма ученого вида. Они сидели в мягких удобных креслах вокруг овального стола, на котором стояли различные непонятные приборы. Часть яйца была занята какой-то установкой, напоминавшей нашу высоковольтную подстанцию в миниатюре, — очевидно, это был двигатель. Аппарат неподвижно повис в полуметре от «земли». В нем открылась дверь, и существа не спеша вышли наружу.
— Вот и хозяева, — сказал Петр Михайлович. — А мы боялись, что оставлены на произвол судьбы. Однако надо впустить бедную обезьяну, а то ее вопли испугают их.
И он нажал кнопку автоматического открывания люка. Вконец перепуганная животное вихрем ворвалось в астролет. Дрожа всем телом, обезьяна забилась в дальний угол.
Итак, всемирно-историческое событие назревало: впервые за всю историю человечества сейчас состоится встреча его посланцев с собратьями по разуму! Мы бесстрашно вышли из астролета. Сила тяжести на поверхности этой планеты была, вероятно, слабее земной, так как передвигаться было удивительно легко. «Собратья» перестали рассматривать «Уранию» и повернулись к нам.
Некоторое время длилось общее молчание.
— Петр Михайлович, а вот знакомый старикан: я запомнил его еще на диске-спутнике.
Действительно, это был тот самый старик с фиолетово-белесыми глазами. Он что-то сказал резким, отрывистым голосом, в котором как-бы перекатывались металлические шары, и тотчас один из его спутников вернулся в аппарат и вынес оттуда небольшой ящичек с экраном. Судя по всему, старик был у них руководителем.
— Интересно, что они собираются делать? Как вы думаете?
— Да это же ясно как день. Сейчас будут преподаны уроки разговорного языка.
Старик включил принесенную машинку. На зеленоватом экране возникли буквы нашего языка, которые мы сообщили им еще на спутнике. Потом «собрат» показал жестами — вероятно, универсальным языком всех разумных существ Вселенной, — что хочет услышать от нас, как складываются буквы в слова.
— Понимаю, — заметил Самойлов. — Достаточно нам назвать несколько предметов, как они по этим немногим словам составят представление о нашей грамматике и смогут программировать для электронного перевода с нашего на свой язык.
Самойлов показал на себя и произнес: «Я — человек». Это прозвучало несколько комично. Я тоже вытянул руку и сказал, указывая на астролет: «Ракета». Показал на небосвод и назвал: «Небо». Потом показал на старика и сказал: «Ты — непонятное существо». Тот величественно наклонил голову в знак согласия. Самойлов расхохотался.
— Довольно, Виктор! Неси-ка лучше наш лингвистический аппарат.
Вскоре мы вооружились серийной электронно-лингвистической машиной «ПГ-8» и звуковым анализатором. Попытки объясниться возобновились. Старик продиктовал и воспроизвел на экране свою азбуку, которая состояла из ста двенадцати букв, напоминающих наши математические символы и геометрические обозначения. Да! Их язык был неизмеримо сложнее нашего. Это мы почувствовали сразу, как только попытались программировать для перевода. Старик несколько раз назвал нам ряд предметов, обозначил некоторые простейшие, очевидно, понятия, но мы никак не могли уловить грамматических закономерностей языка. С переводом же нашего языка на свой «собратья» справились легко. Вероятно, их лингвистическая аппаратура была гораздо совершеннее нашей.
— Как тебя зовут? — спросил я старика.
И тотчас на экране их прибора появились фразы местного языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74