— Только преображение поставит нас на одну доску с ИИ и позволит оставаться хозяевами ситуации. Бессмертие, свободное время — следствие. Сопутствующие призы тому, кто перешел на следующий этап. Пойми, обретение такой власти — это как стать чуточку богиней, как обладать чем-то сверхъестественным, самой быть чудом.
Какой знакомый огонь тлеет в ее словах.
— Я-то понимаю, но все, кто его приобретал при жизни — кумиры, вожди и пророки, — уже не были людьми, их смерть была благом для людей оставшихся. — Теперь моя очередь жестом ладони добиваться ее молчания. — Мы все здесь готовы прыгнуть туда, преобразиться. С этим целиком согласен: обретение власти первично, а бессмертие вторично. Одна беда — те же самые слова тебе могут сказать многие вне этих стен. Только для них власть — это попадание на теплое местечко, в институт, поближе к вечности... Скажи мне лучше, чем тебя так заинтересовали мои слова о гуманистах.
Она долго смотрит в свою наполовину пустую чашку.
— Без ИИ мы, наверное, провозимся с нашей основной задачей еще не один год. Это ты сам знаешь. С ним у нас есть шанс справиться за пару лет, может, даже меньше. Вот только что через два года будет там? Чтобы стать богиней и остаться собой, сохранить личность, нужна осторожность, испытания, проверки. То есть еще время. Сколько? Если смотреть с моей колокольни — никак не меньше года. Итого — трешка. А машинные мозги этим не ограничены. Мы все равно опаздываем.
— То есть ты за ограничение развития машин вне института?
— Только не надо гуманистической пропаганды, Павел! Без этих штампов! — Она беспокойно смотрит на что-то за моей спиной. — Но отдел внешних сношений, эту тройку ходячих псевдонимов, надо подталкивать именно к этому, чтобы они за ум взялись. Шпион и Торговец обленились, смотреть тошно.
— Подобьем бабки, Наташа. Будем ли мы вместе выступать, строго в рамках уставов, инструкций и предписаний, за такое сдерживание развития ИИ, которое не причинило бы ущерба нашему делу? Извини за казенность фразы.
— Да.
Я улыбаюсь, смотрю ей в глаза, потом аккуратно подхватываю ее руку со стола и целую.
— Да здравствует основание новой фракции или внутренней оппозиции.
— Смотри, чтобы нас не назвали гуманистическим крылом. Это будет пахнуть жареным. — Она встает из-за стола и указывает на часы. До конца перерыва только несколько минут.
— Я позвоню вечером, думаю, обнаружатся ещё темы для разговоров.
— Хорошо, часам к восьми.
Уже в своем кабинете, когда я впускаю в себя поток сведений, на самом краю сознания, я все пытаюсь понять, неужели эта позиция будет только частным мнением двух людей, или другие тоже присоединятся к нему. Ведь мы все попадаем в положение французского дворянства перед революцией: едим целиком зажаренных фазанов и финансовые дела решаем между балами. Существенное отличие в том, что при всем своем желании пока мы не можем стать этой самой буржуазией.
Ближе к концу рабочего дня у меня посетитель. Неприметная фигура, серый костюм.
— Павел Иванович Круглецов? Вас ждут на собеседование по вашей лояльности институту.
— А, безопасники, я вас ждал. Сейчас подниму зама и буду в вашем распоряжении. — Пара щелчков пальцами над панелью, десяток слов Кириллычу, и мы идем в сторону их отдела.
Нет, все-таки прогресс — замечательная вещь. При тех строгостях режима, уровне секретности, что наблюдается у нас, и при таком контроле, еще лет двадцать назад я бы за такие обеденные рассуждения вылетал с работы. Лет пятьдесят назад это могло бы закончиться еще хуже. Сейчас все ограничивается только развернутым анализом психики.
Неприятности, конечно, могут быть и здесь. Человек, как это ни странно звучит, может бояться не только сказать правду, но и солгать. Он отчаянно цепляется за правильные мысли, верит в них всей душой, но в решающий момент что-то сжимает его сердце, и детектор лжи выдает кривую линию. И это при том, что человек искренне готов отдать жизнь за идеалы, в приверженности которым сомневается машина.
Этот симптом лжи от желания сказать правду давно описан и занял свое место в психоаналитических программах, даже вопросы сейчас задают не старые, примитивные, а обходятся тончайшими полунамеками, которые обследуемому непонятны, или вообще словесной абракадаброй. Машина не только раскладывает по полочкам сегодняшнее состояние души человека, но и достаточно хорошо предсказывает, как оно изменится в ближайшем будущем. Потому я совершенно не боялся «собеседования» и спокойно лег в имитационную сферу, а после сеанса, достаточно короткого, так же спокойно вылез и оделся.
За дверью меня ждал самый незаметный из безопасников. Он почти затерялся среди обтекаемых контуров оборудования, и мимо него можно пройти не заметив, если не зацепиться за взгляд.
— Охрана? — Честно говоря, я имел все основания испугаться. До того со мной говорили только его подчиненные.
— Ваш сегодняшний разговор не признан предосудительным. Вы сохраняете безусловную лояльность нашему учреждению. Но есть тонкий момент. — Он слегка улыбнулся.
— Я потенциально опасен?
— Нет, вы этом вопросе тоже положительная картина. Ваше решение предпринять совместные со Свиридовой действия — вот где тонкость. Официальная позиция по этому вопросу еще не выработана, в то же время вы убеждены в своей правоте. Поэтому, когда она будет выработана...
— Секундочку, бюллетень еще не выпущен?
— Не перебивайте. Выпущен, естественно, но кто там будет отражать тему сотрудничества с гуманистами и ограничения мощностей ИИ? Когда же этот вопрос будет решен, вам придется либо очень быстро поменять свою позицию, либо ваши действия будут признаны нежелательными. Посему внимательно следите за словами начальства. Можете вернуться к исполнению ваших обязанностей.
— До свидания, Охрана.
Я шел к себе, подошвы щелкали по серым плиткам коридора, а в голове клубились самые мрачные предчувствия.
Глава 10
Молодость тела
2001-2016 гг.
Так, впрочем, чаще всего и бывает в нашей жизни. Целых двадцать лет человек занимается каким-нибудь делом, например, читает римское право, а на двадцать первом...
М. Булгаков. Белая гвардия
Разбогатеть, как богатели многие вокруг, родителям не удалось. Челночная торговля уже тогда шла на убыль. В дополнение к поборам в пользу бедных таможенников ее обкладывали все новыми податями официального характера. Так что почти сразу после отдыха у них опять начались приступи скопидомства. Экономился каждый рубль, выискивались новые источники дохода. Оба начали курить. Часто они засиживались на кухне, пытаясь выдумать новые маршруты поездок, найти новые товары, обсуждали смежников.
— Прибыльщики мои, кончай дымить, — обычно дед ближе к полуночи прекращал такие разговоры в приказном порядке, — ничего сегодня уже не надумаете, дом только обкурите, а завтра на вокзал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92