– Рита в момент удара отсутствовала. Продавщица табачного киоска готова рассказать любую историю. Но установлено, что она ничего толком не могла разглядеть. Вы – единственный очевидец.
Власов хрустел пальцами и нервно поводил шеей.
– Значит, каждое мое слово влияет на судьбу… Это тяжелая ответственность. Что его ждет?
– Платонова? Статья пока не ясна. Дело в том, что от ушиба головы потерпевший ослеп… Вы встретили в две­рях его отца. Если слепота останется, – до восьми лет.
– Боже! Несчастный парень!
– Да, трагично.
– Ну съездил кому-то. Максимум должен был по­явиться фонарь на скуле. А вдруг – восемь лет!!
– Так вы… о Платонове горюете? Сочувствие не по адресу, Игорь Сергеевич.
– Смотря как взглянуть, – раздраженно возразил тот.
– Как ни взгляни. Вам жаль хулигана и не жаль чело­века, пострадавшего ни за что ни про что?
– Того тоже жаль. Невольно. Потому что он жалок вообще… заработал оплеуху – дай сдачи. Не способен – утрись и переживи. Нет, он, конечно, падает. И, конечно, неудачно. И получает сотрясение мозга, будто летел со второго этажа! Потом он слепнет. Потом, естествен­но, его бросит девушка. – Во Власове нарастало озлоб­ление. – Родители на старости лет зачахнут в заботах… Есть, знаете, люди, которые умудряются занимать в жизни невероятно много места – с разными своими бедами, немощами, обидами. Все вокруг как будто в долгу, все с ними нянчатся. А ведь просто-напросто – неудачник!
– То бишь, как говорит Платонов, дохляк, – холод­но подытожил Знаменский. – Давайте без обиняков. Вы готовы на попятный?
Власов молчал, оттопыривая и втягивая нижнюю губу.
– Если я вас сейчас спрошу, видели ли вы, как преступник ударил потерпевшего, что вы ответите?
Власов опустил голову, думал. Наконец ответил, не меняя позы:
– Ударил.
У Пал Палыча отлегло от сердца.
– Тогда о чем мы толкуем?
– Я признаю факт, но не согласен с его оценкой.
– Оценивать факты – задача суда.
– Не будьте формалистом. Взгляните на вещи шире. Вы говорите «преступник». Допустим, объективно – да. Но субъективно, с точки зрения самого Платонова, в ту минуту…
– Предлагаете мне стать на его место, что ли?
Власов язвительно усмехнулся:
– У вас, разумеется, строгие принципы… вы не заго­ворите с незнакомой девушкой…
– Нет, случалось, зарекаться не могу. Но я не стал бы колотить ее приятеля.
– О, разумеется! Выдержка и хладнокровие!
– Игорь Сергеевич, вы часом, не играете на флейте?
– При чем тут флейта?
– А при чем мое хладнокровие?
«Я уже тоже раздражаюсь. Когда оба раздражены, добра не жди».
Пал Палыч подавил дурное расположение духа, ми­ролюбиво предложил:
– Давайте от широкого взгляда на вещи вернемся к конкретике? Вы прежде встречали Платонова, или Риту, или потерпевшего – Алексея Демина?
– Нет.
– Когда Платонов с ней заговорил, она отвечала?
– То отвечала, то не отвечала. Слишком короткий разговор. Хоть бы минут десять – и все могло повернуться иначе.
– Как именно?
– Они могли бы и столковаться.
– Сомневаюсь.
– А кто знает? Вы – знаете? Он не знал. Ему каза­лось, что есть шанс. Вдруг является какой-то почти маль­чишка и цапает за плечо. – Он вновь отрешенно уставил­ся в окно. – Видите ли, людей определенного склада нельзя попросту цапать за плечо. И разговаривать начальственным тоном. Да еще при девушке, от которой перехватывает горло… «Оставьте в покое мою невесту!» Если такая рыжая, с такими глазами – невеста, умей ее защитить. Иначе – смешно!
«Опять рыжая, опять накатило. Что-то тут…»
– Выходит, Платонов поступил как надо?
Власов поиграл скулами, справился с эмоциями, отозвался сухо и рассудочно:
– Судя по конечному результату, Платонов поступил нерационально.
– Потерпевший назвал Риту своей невестой?
– По смыслу. За точность текста не ручаюсь.
Не ладился допрос, не ладился. Где-то на полпути от Знаменского к Власову крылась трещина, и туда утекало все самое главное, а от собеседника к собеседнику долетали лишь оболочки слов.
«Ну что мне с ним делать? Качается на шаткой какой-то жердочке вправо-влево. Как привести его на твердую; почву?»
В те поры шутковали: «Есть обычай на Руси на ночь слушать Би-би-си». Глушили уже редко и кое-как. Поэтому Пал Палыч знал, что в зарубежной практике суще­ствует специальная служба охраны свидетелей. Вплоть до вывоза их в тайные убежища, где они пребывали огражденными от посторонних воздействий до суда. Мера зача­стую совершенно необходимая.
Может, и Власову ее не хватает?.. Может, и не хватает. Только службы такой у нас нет как нет. Бейся, следователь, в одиночку.
– Игорь Сергеевич, можно немного о вас? Вы инже­нер, работаете старшим диспетчером на ТЭЦ? Сколько лет?
– Пять.
– Напряженная работа?
– Всякое бывает.
– Насколько представляю, вы должны следить за тем, как сбалансировано энергопитание многих объектов. Перед вами громадный пульт, и вы одновременно массу показателей держите под контролем. Верно?
– Приблизительно.
– Значит, у вас тренированное внимание, професси­ональная наблюдательность – и слуховая и зрительная. Но почему вы путаетесь в такой несложной картине происшествия? В произнесенных тогда нескольких фра­зах? Даже в описании девушки?.. Вы жили когда-нибудь в Подольске?
– Нет.
– В Харькове родственников не имеете?
– Нет.
– Извините, никого из близких на Кузьминском кладбище не хоронили?
– Нет. Ищете, был ли я связан с Платоновым?
– Верно, грешен. Хотелось поделикатнее. Но могу и напрямик: не мешают ли вам какие-то житейские обсто­ятельства давать показания по делу? Возможно, они по­явились после ареста Платонова? Скажем, к вам обрати­лись его доброжелатели?
Власов прищурился насмешливо:
– Как долго вы держали в себе этот вопрос!.. Обрати­лись вплотную за арестом. Но это не играет роли. Не это играет роль.
– Верю, – почти искренне улыбнулся Пал Палыч. – Но ведь они и до меня доберутся. Поделитесь, пожалуй­ста, опытом.
– Позвонили домой. Попросили. Угрожали. Я объяс­нил, что в случае повторного звонка расскажу, будто Платонов сулился прикончить парня на месте. Если даль­ше станут давить – «вспомню», что видел у него нож. Поняли. Отвязались.
Власов изложил все это без рисовки собственным мужеством. Просто проинформировал. И в тот момент понравился Знаменскому и вызвал встречную откровен­ность:
– Не могу раскусить вас, Игорь Сергеевич. В вашем поведении мне чудится что-то глубоко личное. Но что?
Неподвижные черты Власова на секунду скомкала гримаса. Испуганная? Страдальческая? Так была коротка, что Знаменский не разобрал. Но ясно, что предположе­нием своим попал «в яблочко».
Тема требовала развития. Однако возникла Кибрит с папкой.
– Ничего, что вторгаюсь?
– Ничего, раз не с пустыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14