Я слышал жалобное блеяние ягненка, видел, как он мотает головой и дергает тонкими ножками.
Отлетев от горы, орел разжал когти, уронил свою добычу и тотчас же устремился вслед за ней. Я услышал глухой стук, когда ягненок упал на камни. Мне пришло в голову, что орел нарочно бросил его на камни; теперь голодным птенцам, ждавшим на одной из ближайших скал, легче будет клевать растерзанное тело. Когда улетел орел, я перевел взгляд на горных овец; вместе со своими детенышами они бежали на запад и вскоре скрылись из виду.
Я рассердился на орла за то, что он похитил ягненка, но, поразмыслив, признал себя неправым. Мог ли я бранить орла, когда и мы, люди, поступаем точно так же? Орлы питаются ягнятами, козлятами, кроликами и птицами, а люди убивают всех животных, потому что нуждаются в пище и одежде. С этими мыслями я заснул.
Проснулся я после захода солнца. Вздрогнув, я сел и окинул взглядом склон горы. Нигде не было видно ни одного живого существа. Спал я крепко и ничего во сне не видел. Мне стало грустно. «Кто знает, увижу ли я вещий сон и сколько времени придется мне провести в этой пещере?» — думал я. Я протер глаза, еще раз посмотрел на склон и в сумерках спустился к источнику. Напившись, я поспешил назад в пещеру, но быстро идти не мог: от долгого поста я ослабел, и у меня подкашивались ноги.
Весь день дул легкий западный ветерок. К вечеру он стих. Спустилась темная ночь. Издалека доносился рев водопадов, низвергающихся с отвесных скал. Прислушиваясь к шуму воды, я вспомнил слова моего отца. «Падающие струи, — говорил он, — ведут между собой беседу, но мы не понимаем их языка. Голоса их звучат с незапамятных времен и будут звучать вечно. А мы, люди, рождаемся и умираем, и голоса наши замолкают навеки».
Никогда не слышал я, чтобы отец ругался или в раздражении повышал голос. Имя его было Утренний Орел, но в лагере дали ему прозвище Кроткий. Так звали его все — мужчины, женщины, дети. Кроткий! Да, дома был он ласковым и кротким, но наши воины говорили, что в бою он не отступал перед врагами и никому не давал пощады. Я лежал в темноте на склоне горы и думал об отце и о себе. Я хотел стать ловцом орлов, но не должен ли я был также вступить на тропу, пройденную моим отцом, и сражаться вместе с нашими вигвамами?
Громкий плеск в ручье заставил меня вздрогнуть. Я хотел было сбросить одеяло, в которое закутался, и вскочить, но мне удалось овладеть собой. «Смелей! — сказал я себе. — Лежи смирно! Ты должен лежать смирно».
Ха! Нелегко было это сделать! Как хотелось мне вскочить и убежать подальше!
Вскоре услышал я громкое фырканье и сопение, а легкий ветерок донес острый запах медведя.
Первый всплеск воды навел меня на мысль о медведе, и теперь я окончательно убедился в том, что медведь купается в ручье. Черного медведя я не боялся, но мне угрожала серьезная опасность, если в воде плескался гризли.
Ни разу еще не приходилось мне иметь дело с гризли, но слышал я о них много. Каждое лето несколько человек из нашего лагеря попадали в лапы гризли. Эти медведи — самые коварные из всех животных. Одни гризли, завидев человека, убегают, другие не обращают на него ни малейшего внимания, но бывают и такие, которые тотчас же переходят в наступление и убивают или калечат свою жертву.
Я слышал, как медведь вылез из ручья. Вода струйками стекала с него на землю. Потом раздался шум, напоминающий раскат грома. Медведь отряхивался. Теперь я уже не сомневался в том, что это был гризли. Зашуршали кусты, из-под тяжелых лап медведя срывались камни, катились по склону. Слышно было, как длинные когти стучали о камни. Медведь шел прямо на меня!
О, как мне было страшно! Я весь дрожал и обливался потом. О бегстве нечего было и думать. Я знал, что в два прыжка он меня догонит. Оставалось одно: когда он поднимется к моей пещере, направить на него дуло ружья и спустить курок. Если я не убью его наповал, то быть может, вспышка огня и громкий выстрел его испугают, и, раненый, он обратится в бегство.
Лежи я неподвижно, он, пожалуй, не заметил бы меня и свернул бы в сторону. Но, прислушиваясь к его шагам, я почувствовал, что он направляется прямо к моей пещере. Я должен был повернуться, сесть и взять в руки ружье. Хотя я и старался не шуметь, но, должно быть, он услышал шорох. Громко захрапев, он побежал быстрее, и я понял, что он меня увидел. В несколько прыжков он поднялся по крутому склону. Было очень темно, но все-таки я разглядел огромное черное тело у входа в пещеру. Я наклонился, погрузил дуло ружья в длинную мягкую шерсть и выстрелил. Ослепительная вспышка — и я увидел перед собой гигантского гризли. Раненый, он громко заревел, и я почувствовал на своем лице его горячее зловонное дыхание. Он лез дальше в пещеру, и нос его коснулся моей груди.
Прижавшись к каменной стене, я ждал смерти. Снова раздался страшный рев, и вдруг огромная черная масса медленно начала скользить назад и вниз. Тщетно пытался он удержаться, вонзить когти передних лап в каменный пол пещеры: силы ему изменили. Он пыхтел, сопел и, наконец, сорвался и покатился вниз по склону. Затем все стихло.
Я его убил! Одним выстрелом я убил самого большого медведя, какого мне когда-либо приходилось видеть. Я совершил великий подвиг! Величайшим подвигом считалось у нас убить врага — сиу, кроу, ассинибойна, — но и убившему серого медведя было чем похвалиться. Мысленно я представил себе, как я стою перед вигвамом, посвященным Солнцу, который хотели выстроить наши женщины, и говорю во всеуслышание:
— В месяц Новой Травы я постился в маленькой пещере на склоне Красной горы, к западу от верхнего озера Два Священных Вигвама. Во мраке ночи на меня напал большой серый медведь. Я приставил к груди его ружье, выстрелил и убил наповал. Вот мой трофей: ожерелье из когтей гризли!
А когда я умолкну, воины будут восхвалять меня!
Размышляя об этом, я насыпал на ладонь немного пороху, взял пулю и зарядил ружье. Теперь я готов был померяться силами с любым противником.
Я потерял надежду увидеть в эту ночь вещий сон. Лежа на боку, я смотрел на Семерыхnote 5, медленно скользивших на север. Из-за гор заструился бледный свет: всходила луна, и в полумраке я разглядел внизу огромную тушу медведя. Он лежал у подножия скалы на пути к источнику. Когда луна высоко поднялась над горами, я спустился к медведю. Он был еще больше, чем я думал, величиной со старого бизона. Я заглянул в разинутую пасть и увидел четыре желтоватых клыка длиной с мой большой палец. Всю зиму он пролежал в берлоге, и шкура его еще не облезла и не полиняла. Волос был длинный темно-серый.
Несколько раз обошел я вокруг него, и чем дольше я на него смотрел, тем веселее становилось у меня на сердце. Я так был счастлив, что мне хотелось запеть победную песню. Я поставил ногу на его мохнатый бок и чуть слышно запел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Отлетев от горы, орел разжал когти, уронил свою добычу и тотчас же устремился вслед за ней. Я услышал глухой стук, когда ягненок упал на камни. Мне пришло в голову, что орел нарочно бросил его на камни; теперь голодным птенцам, ждавшим на одной из ближайших скал, легче будет клевать растерзанное тело. Когда улетел орел, я перевел взгляд на горных овец; вместе со своими детенышами они бежали на запад и вскоре скрылись из виду.
Я рассердился на орла за то, что он похитил ягненка, но, поразмыслив, признал себя неправым. Мог ли я бранить орла, когда и мы, люди, поступаем точно так же? Орлы питаются ягнятами, козлятами, кроликами и птицами, а люди убивают всех животных, потому что нуждаются в пище и одежде. С этими мыслями я заснул.
Проснулся я после захода солнца. Вздрогнув, я сел и окинул взглядом склон горы. Нигде не было видно ни одного живого существа. Спал я крепко и ничего во сне не видел. Мне стало грустно. «Кто знает, увижу ли я вещий сон и сколько времени придется мне провести в этой пещере?» — думал я. Я протер глаза, еще раз посмотрел на склон и в сумерках спустился к источнику. Напившись, я поспешил назад в пещеру, но быстро идти не мог: от долгого поста я ослабел, и у меня подкашивались ноги.
Весь день дул легкий западный ветерок. К вечеру он стих. Спустилась темная ночь. Издалека доносился рев водопадов, низвергающихся с отвесных скал. Прислушиваясь к шуму воды, я вспомнил слова моего отца. «Падающие струи, — говорил он, — ведут между собой беседу, но мы не понимаем их языка. Голоса их звучат с незапамятных времен и будут звучать вечно. А мы, люди, рождаемся и умираем, и голоса наши замолкают навеки».
Никогда не слышал я, чтобы отец ругался или в раздражении повышал голос. Имя его было Утренний Орел, но в лагере дали ему прозвище Кроткий. Так звали его все — мужчины, женщины, дети. Кроткий! Да, дома был он ласковым и кротким, но наши воины говорили, что в бою он не отступал перед врагами и никому не давал пощады. Я лежал в темноте на склоне горы и думал об отце и о себе. Я хотел стать ловцом орлов, но не должен ли я был также вступить на тропу, пройденную моим отцом, и сражаться вместе с нашими вигвамами?
Громкий плеск в ручье заставил меня вздрогнуть. Я хотел было сбросить одеяло, в которое закутался, и вскочить, но мне удалось овладеть собой. «Смелей! — сказал я себе. — Лежи смирно! Ты должен лежать смирно».
Ха! Нелегко было это сделать! Как хотелось мне вскочить и убежать подальше!
Вскоре услышал я громкое фырканье и сопение, а легкий ветерок донес острый запах медведя.
Первый всплеск воды навел меня на мысль о медведе, и теперь я окончательно убедился в том, что медведь купается в ручье. Черного медведя я не боялся, но мне угрожала серьезная опасность, если в воде плескался гризли.
Ни разу еще не приходилось мне иметь дело с гризли, но слышал я о них много. Каждое лето несколько человек из нашего лагеря попадали в лапы гризли. Эти медведи — самые коварные из всех животных. Одни гризли, завидев человека, убегают, другие не обращают на него ни малейшего внимания, но бывают и такие, которые тотчас же переходят в наступление и убивают или калечат свою жертву.
Я слышал, как медведь вылез из ручья. Вода струйками стекала с него на землю. Потом раздался шум, напоминающий раскат грома. Медведь отряхивался. Теперь я уже не сомневался в том, что это был гризли. Зашуршали кусты, из-под тяжелых лап медведя срывались камни, катились по склону. Слышно было, как длинные когти стучали о камни. Медведь шел прямо на меня!
О, как мне было страшно! Я весь дрожал и обливался потом. О бегстве нечего было и думать. Я знал, что в два прыжка он меня догонит. Оставалось одно: когда он поднимется к моей пещере, направить на него дуло ружья и спустить курок. Если я не убью его наповал, то быть может, вспышка огня и громкий выстрел его испугают, и, раненый, он обратится в бегство.
Лежи я неподвижно, он, пожалуй, не заметил бы меня и свернул бы в сторону. Но, прислушиваясь к его шагам, я почувствовал, что он направляется прямо к моей пещере. Я должен был повернуться, сесть и взять в руки ружье. Хотя я и старался не шуметь, но, должно быть, он услышал шорох. Громко захрапев, он побежал быстрее, и я понял, что он меня увидел. В несколько прыжков он поднялся по крутому склону. Было очень темно, но все-таки я разглядел огромное черное тело у входа в пещеру. Я наклонился, погрузил дуло ружья в длинную мягкую шерсть и выстрелил. Ослепительная вспышка — и я увидел перед собой гигантского гризли. Раненый, он громко заревел, и я почувствовал на своем лице его горячее зловонное дыхание. Он лез дальше в пещеру, и нос его коснулся моей груди.
Прижавшись к каменной стене, я ждал смерти. Снова раздался страшный рев, и вдруг огромная черная масса медленно начала скользить назад и вниз. Тщетно пытался он удержаться, вонзить когти передних лап в каменный пол пещеры: силы ему изменили. Он пыхтел, сопел и, наконец, сорвался и покатился вниз по склону. Затем все стихло.
Я его убил! Одним выстрелом я убил самого большого медведя, какого мне когда-либо приходилось видеть. Я совершил великий подвиг! Величайшим подвигом считалось у нас убить врага — сиу, кроу, ассинибойна, — но и убившему серого медведя было чем похвалиться. Мысленно я представил себе, как я стою перед вигвамом, посвященным Солнцу, который хотели выстроить наши женщины, и говорю во всеуслышание:
— В месяц Новой Травы я постился в маленькой пещере на склоне Красной горы, к западу от верхнего озера Два Священных Вигвама. Во мраке ночи на меня напал большой серый медведь. Я приставил к груди его ружье, выстрелил и убил наповал. Вот мой трофей: ожерелье из когтей гризли!
А когда я умолкну, воины будут восхвалять меня!
Размышляя об этом, я насыпал на ладонь немного пороху, взял пулю и зарядил ружье. Теперь я готов был померяться силами с любым противником.
Я потерял надежду увидеть в эту ночь вещий сон. Лежа на боку, я смотрел на Семерыхnote 5, медленно скользивших на север. Из-за гор заструился бледный свет: всходила луна, и в полумраке я разглядел внизу огромную тушу медведя. Он лежал у подножия скалы на пути к источнику. Когда луна высоко поднялась над горами, я спустился к медведю. Он был еще больше, чем я думал, величиной со старого бизона. Я заглянул в разинутую пасть и увидел четыре желтоватых клыка длиной с мой большой палец. Всю зиму он пролежал в берлоге, и шкура его еще не облезла и не полиняла. Волос был длинный темно-серый.
Несколько раз обошел я вокруг него, и чем дольше я на него смотрел, тем веселее становилось у меня на сердце. Я так был счастлив, что мне хотелось запеть победную песню. Я поставил ногу на его мохнатый бок и чуть слышно запел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28