Однако мы преодолели смущение, и все мужчины пожали руку отцу и мне. Таков обычай белых. Нелепый обычай! Впервые мы узнали о нем, когда побывали на севере у Красных Курток.
После того как все подержали нас за руку, белый человек, выкрашенный в черный цвет, — он был начальником форта, — спросил знаком, кто мы и откуда пришли. Отец ответил ему так же, как отвечал чейеннам: идем мы от пикуни, с которыми расстались навсегда.
Тогда белый человек пожелал узнать, где находятся сейчас пикуни и видели ли мы форт на Большой реке и начальника этого форта — человека, который взял в жены женщину из племени мандан. Отец отвечал, что в этом форте мы бывали не раз, начальник форта, Ки-па, — наш друг, и у него мы купили ружья; пикуни и большебрюхие ведут с ним торговлю и приносят ему шкурки бобров.
Такой ответ понравился белому человеку, выкрашенному в черный цвет. Он засмеялся, хлопнул в ладоши и сказал знаками:
— Я очень рад. Ки-па — мой близкий друг. Входите. Я вас угощу,
Мы вошли в дом. В первой комнате разложены были на полках товары белых людей, во второй комнате мы увидели большой очаг, на горячих угольях стояли горшки с пищей.
Белые один за другим умыли лицо и руки и утерлись белой тряпкой. Умылся и человек, выкрашенный в черный цвет. С удивлением смотрели мы на него: по нашим обычаям, человек, оплакивающий умерших, не должен умываться среди дня. Но еще больше мы удивились, когда увидели, что черная краска не смывается и даже не оставляет следов на белой тряпке. Неужели зрение нам изменило или краска эта была волшебной?
Одна из женщин заметила наши удивленные взгляды и что-то сказала своим друзьям. Все посмотрели на нас и стали смеяться, а женщина объяснила нам знаками:
— Он не похож на других белых людей. Это — «черный белый человек».
Вглядевшись в его лицо, мы убедились, что он отличается от белых не только цветом кожи. Волосы у него были короткие, черные, курчавые; губы толстые, синевато-красные, нос очень широкий, глаза большие, с блестящими белками. Женщина сказала правду: он не походил на других белых людей; это был «черный белый человек». Мы не могли решить, нравится он нам или нетnote 14.
Женщины подали нам еду на тонких металлических тарелках, и мы поели супу, мяса и вареного маиса; маис выращивают на своих полях манданы. Потом отец мой беседовал и курил с белыми, и мы узнали, что они ждут со дня на день кроу, которые вели с ними торговлю. В продолжение нескольких месяцев кроу ловили бобров в верховьях реки Горный Баран. Мы решили остаться в форте и здесь встретиться с кроу. После полудня раскинули мы наш вигвам, сделав новые шесты из молодых тополей.
Вечером «черный белый человек» и его жена кроу пришли к нам в гости. Он расспрашивал нас о пикуни, хотел знать, почему мы с ними расстались. Сказал он, что пикуни — плохие люди: всегда сражаются они с кроу, но смелыми воинами их не назовешь. Потом рассказал он нам, сколько раз водил кроу в бой и скольких пикуни убил. Не очень-то приятно было нам это слушать, но я обрадовался, заметив, что его рассказ рассердил отца. Это был добрый знак: хотя отец и бранил пикуни, но по-прежнему чувствовал себя одним из них.
Проходили дни, а кроу не появлялись. По берегам обеих рек водились бобры, и каждый вечер ставил я западни. Днем я охотился и привозил мясо в наш вигвам и в торговый форт.
Отец ничего не делал, был молчалив и хмур. Говорил он только о своих талисманах и лошадях и мечтал вновь отправиться в страну ассинибуанов.
Прошло около месяца. Однажды после полудня в долине показались кроу. Ехали они к низовьям реки и гнали тысячные табуны и много вьючных лошадей. Вождь, старшины кланов и старые воины далеко опередили процессию. Приблизившись к форту, они начали стрелять из ружей, приветствуя белых. Одеты они были в боевые костюмы, и я никогда еще не видел таких красивых нарядов. Их одежда, щиты и украшенные перьями головные уборы были не хуже, чем у пикуни.
Мы стояли у входа в вигвам и смотрели на подъезжавших кроу. Отец не вышел из вигвама. Кажется, он не знал, что ему делать. Не было у него ни лошадей, ни подарков для старшин, и он стыдился пойти к вождю и сказать: «Я бедняк. Сжалься надо мной».
Воины сошли с коней неподалеку от нашего вигвама, с любопытством на нас посмотрели и, поздоровавшись с белыми торговцами, вошли в форт. Остальные начали раскидывать вигвамы на опушке леса и снимать с лошадей вьюки.
Как только вигвамы были раскинуты, мать достала подарки, которые Са-куи-а-ки поручила передать женщинам из племени арикари. Крикнув сестру и меня, она отправилась в лагерь кроу. О, как смотрели они на нас, когда мы проходили по лагерю, спрашивая знаками, где находится вигвам Пятнистой Антилопы! Одни ничего нам не отвечали, другие посылали в дальний конец лагеря. И никто не улыбнулся нам, никто не спросил, кто мы такие. Впоследствии я сообразил, что им незачем было спрашивать: по узорам на наших мокасинах они узнали в нас пикуни. Наконец обошли мы весь лагерь, и какая-то старуха указала нам вигвам Пятнистой Антилопы. Войдя, мы увидели молодую женщину, которая с удивлением на нас посмотрела, улыбнулась и предложила сесть.
Мы уселись, и мать знаками спросила ее:
— Ты из племени арикари?
— Да, — ответила женщина.
— Нет ли у тебя подруги из племени мандан, которую взял в жены белый торговец?
— Да, да, — быстро ответила она. — Где моя подруга? Ты ее видела?
Мать передала ей мешок с подарками, сказав, что их посылает ей подруга. Встретили мы ее на Большой реке, где ее муж строит торговый форт.
Красивой женщиной была эта арикари и, пожалуй, не старше, чем я. Когда она вынула из мешка одеяло, материю и бусы, лицо ее осветилось улыбкой.
Тогда мать сказала ей:
— Твоя подруга — также и моя подруга, и я прошу тебя — сжалься над нами. Мы покинули наших соплеменников, потому что муж мой рассердился на них. Неприятельские отряды угнали наш табун, завладели талисманами моего мужа и всем нашим имуществом. Муж говорит, что мы должны жить с кроу. Но мы бедны, нет у нас подарков для старшин. Пожалей нас: поговори со своим мужем. Пусть он заступится за нас перед старшинами.
— Я тебе друг, не бойся, — ответила Женщина-Кроу. — Мой муж — старшина, и другие старшины прислушиваются к его словам.
Она достала из своего парфлеша новое красное одеяло и пояс, расшитый иглами дикобраза. Одеяло она подарила моей матери, а пояс — сестре. И тогда, сын мой, я подружился с Женщиной-Кроу, и дружба эта не прерывалась и по сей день. Но встретившись впервые в лагере кроу, мы и не предполагали, что на старости лет суждено будет нам жить здесь, вместе с Са-куи-а-ки, в лагере моего народаnote 15.
Придя домой, мы увидели, что отец по-прежнему сидит понурившись, в своем вигваме. Старшины вернулись из форта и разошлись по вигвамам, но никто не заглянул к отцу, никто не прислал ему приглашения выкурить вместе трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
После того как все подержали нас за руку, белый человек, выкрашенный в черный цвет, — он был начальником форта, — спросил знаком, кто мы и откуда пришли. Отец ответил ему так же, как отвечал чейеннам: идем мы от пикуни, с которыми расстались навсегда.
Тогда белый человек пожелал узнать, где находятся сейчас пикуни и видели ли мы форт на Большой реке и начальника этого форта — человека, который взял в жены женщину из племени мандан. Отец отвечал, что в этом форте мы бывали не раз, начальник форта, Ки-па, — наш друг, и у него мы купили ружья; пикуни и большебрюхие ведут с ним торговлю и приносят ему шкурки бобров.
Такой ответ понравился белому человеку, выкрашенному в черный цвет. Он засмеялся, хлопнул в ладоши и сказал знаками:
— Я очень рад. Ки-па — мой близкий друг. Входите. Я вас угощу,
Мы вошли в дом. В первой комнате разложены были на полках товары белых людей, во второй комнате мы увидели большой очаг, на горячих угольях стояли горшки с пищей.
Белые один за другим умыли лицо и руки и утерлись белой тряпкой. Умылся и человек, выкрашенный в черный цвет. С удивлением смотрели мы на него: по нашим обычаям, человек, оплакивающий умерших, не должен умываться среди дня. Но еще больше мы удивились, когда увидели, что черная краска не смывается и даже не оставляет следов на белой тряпке. Неужели зрение нам изменило или краска эта была волшебной?
Одна из женщин заметила наши удивленные взгляды и что-то сказала своим друзьям. Все посмотрели на нас и стали смеяться, а женщина объяснила нам знаками:
— Он не похож на других белых людей. Это — «черный белый человек».
Вглядевшись в его лицо, мы убедились, что он отличается от белых не только цветом кожи. Волосы у него были короткие, черные, курчавые; губы толстые, синевато-красные, нос очень широкий, глаза большие, с блестящими белками. Женщина сказала правду: он не походил на других белых людей; это был «черный белый человек». Мы не могли решить, нравится он нам или нетnote 14.
Женщины подали нам еду на тонких металлических тарелках, и мы поели супу, мяса и вареного маиса; маис выращивают на своих полях манданы. Потом отец мой беседовал и курил с белыми, и мы узнали, что они ждут со дня на день кроу, которые вели с ними торговлю. В продолжение нескольких месяцев кроу ловили бобров в верховьях реки Горный Баран. Мы решили остаться в форте и здесь встретиться с кроу. После полудня раскинули мы наш вигвам, сделав новые шесты из молодых тополей.
Вечером «черный белый человек» и его жена кроу пришли к нам в гости. Он расспрашивал нас о пикуни, хотел знать, почему мы с ними расстались. Сказал он, что пикуни — плохие люди: всегда сражаются они с кроу, но смелыми воинами их не назовешь. Потом рассказал он нам, сколько раз водил кроу в бой и скольких пикуни убил. Не очень-то приятно было нам это слушать, но я обрадовался, заметив, что его рассказ рассердил отца. Это был добрый знак: хотя отец и бранил пикуни, но по-прежнему чувствовал себя одним из них.
Проходили дни, а кроу не появлялись. По берегам обеих рек водились бобры, и каждый вечер ставил я западни. Днем я охотился и привозил мясо в наш вигвам и в торговый форт.
Отец ничего не делал, был молчалив и хмур. Говорил он только о своих талисманах и лошадях и мечтал вновь отправиться в страну ассинибуанов.
Прошло около месяца. Однажды после полудня в долине показались кроу. Ехали они к низовьям реки и гнали тысячные табуны и много вьючных лошадей. Вождь, старшины кланов и старые воины далеко опередили процессию. Приблизившись к форту, они начали стрелять из ружей, приветствуя белых. Одеты они были в боевые костюмы, и я никогда еще не видел таких красивых нарядов. Их одежда, щиты и украшенные перьями головные уборы были не хуже, чем у пикуни.
Мы стояли у входа в вигвам и смотрели на подъезжавших кроу. Отец не вышел из вигвама. Кажется, он не знал, что ему делать. Не было у него ни лошадей, ни подарков для старшин, и он стыдился пойти к вождю и сказать: «Я бедняк. Сжалься надо мной».
Воины сошли с коней неподалеку от нашего вигвама, с любопытством на нас посмотрели и, поздоровавшись с белыми торговцами, вошли в форт. Остальные начали раскидывать вигвамы на опушке леса и снимать с лошадей вьюки.
Как только вигвамы были раскинуты, мать достала подарки, которые Са-куи-а-ки поручила передать женщинам из племени арикари. Крикнув сестру и меня, она отправилась в лагерь кроу. О, как смотрели они на нас, когда мы проходили по лагерю, спрашивая знаками, где находится вигвам Пятнистой Антилопы! Одни ничего нам не отвечали, другие посылали в дальний конец лагеря. И никто не улыбнулся нам, никто не спросил, кто мы такие. Впоследствии я сообразил, что им незачем было спрашивать: по узорам на наших мокасинах они узнали в нас пикуни. Наконец обошли мы весь лагерь, и какая-то старуха указала нам вигвам Пятнистой Антилопы. Войдя, мы увидели молодую женщину, которая с удивлением на нас посмотрела, улыбнулась и предложила сесть.
Мы уселись, и мать знаками спросила ее:
— Ты из племени арикари?
— Да, — ответила женщина.
— Нет ли у тебя подруги из племени мандан, которую взял в жены белый торговец?
— Да, да, — быстро ответила она. — Где моя подруга? Ты ее видела?
Мать передала ей мешок с подарками, сказав, что их посылает ей подруга. Встретили мы ее на Большой реке, где ее муж строит торговый форт.
Красивой женщиной была эта арикари и, пожалуй, не старше, чем я. Когда она вынула из мешка одеяло, материю и бусы, лицо ее осветилось улыбкой.
Тогда мать сказала ей:
— Твоя подруга — также и моя подруга, и я прошу тебя — сжалься над нами. Мы покинули наших соплеменников, потому что муж мой рассердился на них. Неприятельские отряды угнали наш табун, завладели талисманами моего мужа и всем нашим имуществом. Муж говорит, что мы должны жить с кроу. Но мы бедны, нет у нас подарков для старшин. Пожалей нас: поговори со своим мужем. Пусть он заступится за нас перед старшинами.
— Я тебе друг, не бойся, — ответила Женщина-Кроу. — Мой муж — старшина, и другие старшины прислушиваются к его словам.
Она достала из своего парфлеша новое красное одеяло и пояс, расшитый иглами дикобраза. Одеяло она подарила моей матери, а пояс — сестре. И тогда, сын мой, я подружился с Женщиной-Кроу, и дружба эта не прерывалась и по сей день. Но встретившись впервые в лагере кроу, мы и не предполагали, что на старости лет суждено будет нам жить здесь, вместе с Са-куи-а-ки, в лагере моего народаnote 15.
Придя домой, мы увидели, что отец по-прежнему сидит понурившись, в своем вигваме. Старшины вернулись из форта и разошлись по вигвамам, но никто не заглянул к отцу, никто не прислал ему приглашения выкурить вместе трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29