набор инструментов — подарок фирмы «Скауб»; металлический ангар, присланный заводом Лидс; 175 цыплят из фирмы «Голден продьюс лимитед» с рынка в Хэрборо; тысяча пар нейлоновых чулок, пятьдесят комплектов приданого для новорожденных, сто отрезов тканей от одной оптовой фирмы; конфеты, шоколад, пирожные, а также пиво, джин, виски, образующие триста новогодних мешков с подарками для детей и взрослых; шесть немецких овчарок, чтобы сопровождать Вихря; набор церковных принадлежностей, а именно: купели, покрывала для алтаря, молитвенники, подаренные церквами Фоули, Лаймингтона, Винчестерской епархией. Правительство заказало моторную баржу, которая должна будет обеспечить доставку с парохода на берег тяжелых грузов. Не забыли и знаменитую фисгармонию, снабженную дощечкой из слоновой кости, где написано имя дарительницы. Королева, узнав, что моряки доставили фисгармонию в жалком виде, отдала приказ ее реставрировать.
19-е — день подведения итогов. «Кто-то из них должен остаться». 14 «раскольников» не поедут назад, шесть членов общины умерли. Но в Англии родилось восемь детей и, если несколько девушек вышло за англичан, то взамен десять других молодых тристанцев переженились. Со своей стороны Би-би-си пригласило 25 островитян, которые под эгидой священника отправились на автобусе в Лондон и приняли участие в передаче «Увидеть и поверить», для того чтобы попытаться объяснить телезрителям, какие мотивы толкают их уехать, повернуться спиной к нашему веку и искать так далеко от Англии потерянное счастье. На другой день впечатление от передачи резюмировал один журналист: «Решение вернуться не прибавило тристанцам красноречия, но факты, во всяком случае, здесь красноречивее слов. Поезжайте, тристанцы…»
23-го этот клич подхватывает вся пресса. «Поезжайте, тристанцы!» Это действительно большой день. В Лондоне давятся на трибунах стадиона, смотря футбольный матч сборная Англии — сборная мира, который британцы выигрывают со счетом 2:1, в Кэлшоте толпятся в бывшей столовой базы английских ВВС, где секция гражданской обороны дает большой прощальный обед по-военному. Рыбу не подавали, отмечали газеты, а угощали отличной аргентинской говядиной, которая, чтобы появиться на столе, проделала почти такой же путь, какой в обратном направлении должны проделать приглашенные, покинув этот стол. Во время десерта никаких речей, а только благодарственный комплимент, прочтенный ребенком в честь миссис Гринвуд и ее помощниц. Обед закончился очень рано: семья Твенов торопится увязать последние узлы и лечь спать; так как с собой увозится все, включая мебель — она была оплачена «фондом», — то надо будет встать в 5 утра и успеть сложиться.
* * *
А назавтра Бэтист, Сьюзен, Мэтью, Эми, Стелла в сопровождении молодой пары последними выйдут из третьего автобуса — голубого, с высокими откидывающимися спинками кресел, — остановившегося на пристани позади двух зеленых автобусов, перед которыми стоят длинные грузовики «пикфорд», откуда стрелы грузовых кранов вытаскивают багаж.
Оглушительное кудахтанье, перемежаемое резким лаем, доносится из трюмов, где в железных клетках заперты цыплята и собаки. Почти повсюду в огромном порту лязгают цепи, скрипят подъемные краны, чьи густо смазанные части покрыты капельками воды.
Идет дождь. Журналисты, среди которых Хью, фотографы, представители мэрии, графства, женского общества, Красного Креста — те же, за редким исключением, что были здесь два года назад, — окликают друг друга из-под зонтов, взлетающих высоко над головами, чтобы видеть, с кем говоришь, и опускающихся, когда начинается короткий разговор. Старейшина Джейн, которой лорд-мэр поручил вручить букет хэмпширских роз, уже поднялась на палубу. Агата Лоунесс, тоже с букетом, прошла по трапу быстро, не желая оглядываться на берег страны, откуда она уезжает вдовой. За ней прошел Ральф, одинокий, натянутый. Затем Эстер Гроуер с Селиной на руках. Сьюзен целует дочь, зятя и со слезами на глазах тоже поднимается вместе с детьми на палубу. Та же сцена с Нормой Беретти, чьи двойняшки рыдают, закрыв лицо перчатками. А Симон, который удерживает возле себя Бэтиста и Элию, чтобы не остаться одному вместе с делегациями, пожимает руки десяткам людей: леди Хауэрелл, специально приехавшей из Лондона, миссис Гринвуд, пастору Риду… Дождь все расходится, и толпа редеет. У скаутов, обеспечивающих службу порядка, с пилоток цвета хаки капает вода, а девчушки в плиссированных юбочках с облезшими плакатами в руках отступают под навес.
Наконец завыла сирена. Бэтист, Элия и Симон убегают с причала и появляются у поручней верхней палубы вместе с отцом Брауном.
— Подавайте мне хоть изредка весточку о себе, — кричит Хью Фокс.
Последний обмен пожеланиями, несколько криков в сторону зонтиков, под которыми укрылись Дженни и Лу, и «Борнхольм» отчаливает, весь трепеща платками, придающими его палубам вид веревок с бельем, которое полощет сильный ветер. Вот пароход уже развернулся, идя к навигационным знакам. Навстречу ему идет большое грузовое судно под панамским флагом. Теперь «Борнхольм» всего лишь маленький лайнер, бороздящий проложенный многими другими судами фарватер, постепенно теряющийся в тумане, в серых, перечеркнутых черным дымом тонах, в безразличии морского пути, лайнер, теряющийся в забвении.
ИСПЫТАНИЕ
Ральф с рюкзаком за плечами, в котором лежит пара птиц, смотрит вперед, прямо на север. Ему прекрасно знакома эта площадка, в конце небольшого, но трудного подъема: с одиннадцати лет он частенько забирался сюда, особенно в тяжелые времена, когда выражение «лазить по верхам» целомудренно означало «пополнить съестные запасы». Это место не зря назвали Биг Хамп — лучшего просто не найти для того, чтобы окинуть одним взглядом сразу всю колонию, словно на карте рассмотреть ее, раскинувшуюся между скалой и морем. Океан был зеленым; воду цвета мутного нефрита прорезывали темно-зеленые полосы течений и коричневые водоросли. Лощина Готтентотского потока звенела водопадами, топорщилась сухими обрубками, мертвыми стеблями вперемежку с живыми корнями этих странных папоротников, которые походили на карликовые пальмы и путались в хаосе высоких трав, скрюченных деревец, где прячутся гнезда птиц двух десятков пород.
— Прошел год, — сказал Ральф, — а это все еще не началось.
— Подумать только, сколько они потеряли времени! — подхватил Джосс, который стоял в трех шагах от своего шурина и откручивал голову какому-то птенцу, теряющему свой пух вместе с последним взмахом крыльев.
Всегда и повсюду существуют они, те, кто несет ответственность. Однако все, что было у них перед глазами, как бы удостоверяло их проступки. Напротив — славное прошлое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
19-е — день подведения итогов. «Кто-то из них должен остаться». 14 «раскольников» не поедут назад, шесть членов общины умерли. Но в Англии родилось восемь детей и, если несколько девушек вышло за англичан, то взамен десять других молодых тристанцев переженились. Со своей стороны Би-би-си пригласило 25 островитян, которые под эгидой священника отправились на автобусе в Лондон и приняли участие в передаче «Увидеть и поверить», для того чтобы попытаться объяснить телезрителям, какие мотивы толкают их уехать, повернуться спиной к нашему веку и искать так далеко от Англии потерянное счастье. На другой день впечатление от передачи резюмировал один журналист: «Решение вернуться не прибавило тристанцам красноречия, но факты, во всяком случае, здесь красноречивее слов. Поезжайте, тристанцы…»
23-го этот клич подхватывает вся пресса. «Поезжайте, тристанцы!» Это действительно большой день. В Лондоне давятся на трибунах стадиона, смотря футбольный матч сборная Англии — сборная мира, который британцы выигрывают со счетом 2:1, в Кэлшоте толпятся в бывшей столовой базы английских ВВС, где секция гражданской обороны дает большой прощальный обед по-военному. Рыбу не подавали, отмечали газеты, а угощали отличной аргентинской говядиной, которая, чтобы появиться на столе, проделала почти такой же путь, какой в обратном направлении должны проделать приглашенные, покинув этот стол. Во время десерта никаких речей, а только благодарственный комплимент, прочтенный ребенком в честь миссис Гринвуд и ее помощниц. Обед закончился очень рано: семья Твенов торопится увязать последние узлы и лечь спать; так как с собой увозится все, включая мебель — она была оплачена «фондом», — то надо будет встать в 5 утра и успеть сложиться.
* * *
А назавтра Бэтист, Сьюзен, Мэтью, Эми, Стелла в сопровождении молодой пары последними выйдут из третьего автобуса — голубого, с высокими откидывающимися спинками кресел, — остановившегося на пристани позади двух зеленых автобусов, перед которыми стоят длинные грузовики «пикфорд», откуда стрелы грузовых кранов вытаскивают багаж.
Оглушительное кудахтанье, перемежаемое резким лаем, доносится из трюмов, где в железных клетках заперты цыплята и собаки. Почти повсюду в огромном порту лязгают цепи, скрипят подъемные краны, чьи густо смазанные части покрыты капельками воды.
Идет дождь. Журналисты, среди которых Хью, фотографы, представители мэрии, графства, женского общества, Красного Креста — те же, за редким исключением, что были здесь два года назад, — окликают друг друга из-под зонтов, взлетающих высоко над головами, чтобы видеть, с кем говоришь, и опускающихся, когда начинается короткий разговор. Старейшина Джейн, которой лорд-мэр поручил вручить букет хэмпширских роз, уже поднялась на палубу. Агата Лоунесс, тоже с букетом, прошла по трапу быстро, не желая оглядываться на берег страны, откуда она уезжает вдовой. За ней прошел Ральф, одинокий, натянутый. Затем Эстер Гроуер с Селиной на руках. Сьюзен целует дочь, зятя и со слезами на глазах тоже поднимается вместе с детьми на палубу. Та же сцена с Нормой Беретти, чьи двойняшки рыдают, закрыв лицо перчатками. А Симон, который удерживает возле себя Бэтиста и Элию, чтобы не остаться одному вместе с делегациями, пожимает руки десяткам людей: леди Хауэрелл, специально приехавшей из Лондона, миссис Гринвуд, пастору Риду… Дождь все расходится, и толпа редеет. У скаутов, обеспечивающих службу порядка, с пилоток цвета хаки капает вода, а девчушки в плиссированных юбочках с облезшими плакатами в руках отступают под навес.
Наконец завыла сирена. Бэтист, Элия и Симон убегают с причала и появляются у поручней верхней палубы вместе с отцом Брауном.
— Подавайте мне хоть изредка весточку о себе, — кричит Хью Фокс.
Последний обмен пожеланиями, несколько криков в сторону зонтиков, под которыми укрылись Дженни и Лу, и «Борнхольм» отчаливает, весь трепеща платками, придающими его палубам вид веревок с бельем, которое полощет сильный ветер. Вот пароход уже развернулся, идя к навигационным знакам. Навстречу ему идет большое грузовое судно под панамским флагом. Теперь «Борнхольм» всего лишь маленький лайнер, бороздящий проложенный многими другими судами фарватер, постепенно теряющийся в тумане, в серых, перечеркнутых черным дымом тонах, в безразличии морского пути, лайнер, теряющийся в забвении.
ИСПЫТАНИЕ
Ральф с рюкзаком за плечами, в котором лежит пара птиц, смотрит вперед, прямо на север. Ему прекрасно знакома эта площадка, в конце небольшого, но трудного подъема: с одиннадцати лет он частенько забирался сюда, особенно в тяжелые времена, когда выражение «лазить по верхам» целомудренно означало «пополнить съестные запасы». Это место не зря назвали Биг Хамп — лучшего просто не найти для того, чтобы окинуть одним взглядом сразу всю колонию, словно на карте рассмотреть ее, раскинувшуюся между скалой и морем. Океан был зеленым; воду цвета мутного нефрита прорезывали темно-зеленые полосы течений и коричневые водоросли. Лощина Готтентотского потока звенела водопадами, топорщилась сухими обрубками, мертвыми стеблями вперемежку с живыми корнями этих странных папоротников, которые походили на карликовые пальмы и путались в хаосе высоких трав, скрюченных деревец, где прячутся гнезда птиц двух десятков пород.
— Прошел год, — сказал Ральф, — а это все еще не началось.
— Подумать только, сколько они потеряли времени! — подхватил Джосс, который стоял в трех шагах от своего шурина и откручивал голову какому-то птенцу, теряющему свой пух вместе с последним взмахом крыльев.
Всегда и повсюду существуют они, те, кто несет ответственность. Однако все, что было у них перед глазами, как бы удостоверяло их проступки. Напротив — славное прошлое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54