Сейчас я вам их представлю.
Порядок не имеет значения, поэтому назову первым хоть Мишу Крейновича. Это был остроглазый, сухой, как косточка, мальчик, в очках, очень сердившийся, когда его называли Райкиным, на которого он действительно был немного похож. Миша писал стихи и был великим мастером на розыгрыши и выдумки. Всех он передразнивал, над всеми подшучивал. Это не мешало ему серьезно заниматься историей русской литературы. Пушкинский период, например, он знал лучше, чем я.
У Саши Кругликова всегда был такой вид, точно его только что вываляли в пуху. Пиджак и брюки измяты, на щеках - пух, волосы - цвета цыплячьего пуха. Этот сонный, фантастически добрый толстяк трогательно любил малышей, всегда возился с ними, и его часто можно было увидеть разговаривающим с первоклассниками. Интересовался он археологией, и настолько серьезно, что выступил на кандидатской защите в Тартуском университете (он ездил в Тарту на каникулы), и едва ли не самыми вескими были признаны именно его возражения. Так что сонная внешность его была обманчива. Он как раз спал мало.
Третий член компании при своей внешней заурядности - он был узкоплечий, лопоухий, со впалой грудью, с маленькой головой - обладал феноменальной памятью. Кажется, у Яблоновского одному из гимназистов достаточно один раз прочитать страницу учебника, чтобы запомнить ее на всю жизнь. Прочитав, он вырывал ее. Коля Громеко действовал в подобном же духе: перелистав все учебники в начале года, он возвращался к ним крайне редко, да и то на пять-десять минут. При всем том он был довольно ленив, цедил сквозь зубы саркастические замечания и, интересуясь всем на свете - от шахмат до династии Дин, - делал вид, что ко всему равнодушен.
Об этой компании можно сказать, что она была как бы психологическим центром класса. Но был в ней и свой центр - Володя Северцев.
Ну-с, к нему я буду возвращаться не раз и поэтому для начала расскажу только о первом впечатлении: он был, что называется, ладно скроен и крепко сшит, высокого роста, черноволосый, с бледно-смуглым лицом.
Почти не занимаясь, он всегда шел первым, в спорах неизменно побеждал, в любой игре - от пятнашек до баскетбола - был сильнее, увертливее и находчивее других. На первенстве своем он открыто никогда не настаивал, однако же и делить его ни с кем не собирался.
Как-то поздней осенью вся компания отправилась кататься на лодках, и один из гребцов потерял уключину. Никому не хотелось лезть в холодную воду, и тогда Володя, выругавшись, разделся, нырнул - и вернулся с пустыми руками. Его стали отговаривать, он, не отвечая, снова бросился и нырял до тех пор, пока, посиневший, измученный, не появился с уключиной в руке.
Он собирался на исторический факультет, причем интересовался, это может показаться странным, рыцарством XIII-XIV веков. Но на деле это не так уж и странно. Наш город в XIII веке принадлежал какому-то рыцарскому ордену, от которого остались хорошо сохранившиеся крепостные стены. Началось это увлечение в кружке юных краеведов, а дошло до того, что Володя выступил на комсомольском собрании, доказывая, что, раз уж мы стремимся разумно воспользоваться всем предшествующим опытом человечества, почему бы в Устав комсомола не внести некоторые пункты рыцарского кодекса средних веков.
Кстати сказать, таких ребят, как моя четверка, теперь много, и исключительность их не так уж исключительна, как может показаться с первого взгляда. Известный новосибирский педагог, в прошлом мой ученик, как-то показал мне альбом, который ему подарили выпускники в 1963 году, прощаясь со школой. Если судить по этому альбому, добрая половина его класса ни в чем не уступала моей четверке. Что вы скажете, например, о такой формуле: "Площадь оценки жизненных явлений равна произведению заложенных в них основ на высоту сознания"? Правда, это Новосибирск, специальная школа, в которой занимаются будущие программисты. В нашем маленьком городе мои ребята были исключением. Много было и совсем других. На последней парте, например, сидел один парень, фамилию которого я, к своему стыду, долго не мог запомнить, хотя она была очень проста. Вызывая его, я с тоской слушал его тусклый, невыразительный голос. Томился и класс. Отвечал он медленно, с трудом, как будто стыдясь того, что он говорил. Он был медвежеватый, с большим туловищем и короткими ногами. Всем своим видом он как будто просил об одном: "Оставьте меня в покое". Звали его Костя Древин.
КОСТЯ ДРЕВИН: ЛИЦО КЛАССА
Вчера прочел книжку "Древняя Москва", в которой между прочим, выясняется, что ели москвичи в XIV веке. Если исторически важно, что они ели, не менее важно, что они собой представляли. А когда я сказал, что, если обрисовать жизнь обыкновенного человека, это был бы исторический труд, ребята подняли меня на смех и стали доказывать, что я спутал три науки сразу - археологию, историю и психологию. А я не соглашался, потому что, если человек "есть то, что он ест", меню москвичей XIV века является вкладом во все три вышеуказанные науки.
Андрей Данилович тоже сказал, что я не прав и что факт меню относится к вспомогательной информации. А по-моему, в науке нет ничего вспомогательного. Если она вспомогательная - как, например, история литературы, она тем самым уже вообще не наука. Впрочем, Андрей Данилович в сравнении с другими преподавателями все-таки сравнительно полезная двуногая особь. Меня он интересует как модель среднего человека XX века, то есть личность, обладающая необходимым внутренним устройством, чтобы устоять в борьбе за существование. До него была бабуся, которая за сочинение "Моя комната" поставила мне тройку, потому что я не написал, что у нас в комнате стоит рояль. А когда я ей сказал, что, если бы у нас был рояль, на нем пришлось бы спать и обедать, она ответила, что сочинение все равно "нетворческое и неинтересное". Другие ребята написали, что у них стоит не только рояль, но полубуфет, и получили пятерки.
В общем, Андрей Данилович занимается главным образом с нашими гениями, хотя и делает вид, что его интересуем мы все. А мне на них наплевать! Мне противно, что они как будто не замечают, что им подражает весь класс. Теперь организуются школы для одаренных - вот и шли бы туда! Или хотя бы в спецуху. Нет, им нравится здесь блистать. Они "сложные" - и мечтают перевернуть науку, а на деле все сведется к двум-трем кускам в месяц, хотя сейчас они, может быть, даже и не думают о деньгах. А мне кажется, что не быть, как все, это значит не отвечать ни за кого.
Конечно, я тоже не могу сказать о себе, что хочу стать обыкновенным человеком. Это было бы вранье перед самим собой, то есть без определенной цели. Но, во-первых, обыкновенному человеку все-таки приходится меньше врать, потому что ему почти ничего не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13