..
С самого начала своей работы правительство Кириенко декларировало создание антикризисной программы. Под руководством Сергея Владиленовича наконец начали писаться грамотные экономические законы, выстраиваться правильные макроэкономические схемы (наработками кириенковского правительства, кстати, пользовались потом все последующие кабинеты министров и пользуются до сих пор). Но вот беда: за этой долгосрочной перспективой молодые экономисты совершенно проглядели текущую катастрофу! Закладывая фундамент, напрочь забыли о крыше. Произошёл удивительный парадокс: самое грамотное в экономическом смысле российское правительство приняло самое неграмотное, непросчитанное решение….».
Вот кто оказывается виноват: правительство! Правда, он при этом скромно умалчивает, что именно президент предлагает Госдуме проголосовать за премьер-министра, что ради премьера Кириенко президент практически «изнасиловал» ту же Госдуму, что заместителей премьера и всех министров назначает и освобождает от должности сам президент, что он является главой государства и определяет основные направления внутренней политики страны. Это только по Конституции, а если по существу, то власть первого российского президента ещё больше.
Проблема была в особой экономической политики руководства страны. «Основной формой правительственного долга были ГКО с нулевым купоном, обычно выпускающиеся на три месяца. Разработанный Чубайсом рынок ГКО опять-таки являл собой солидную субсидию, которую государственная казна выделяла избранным российским банкам. Покупать ГКО могли только российские банки, иностранные учреждения в этой операции не участвовали. Таким образом, конкуренция на аукционах по продаже ГКО ограничивалась несколькими российскими учреждениями, в 1885-1998 годах ежегодный доход по этим ценным бумагам составлял около 100 процентов в долларах, — писал редактор журнала „Форбс“ Пол Хлебников, не отличающийся симпатиями к „красно-коричневой оппозиции“ и, тем не менее, критически оценивающий правление Ельцина. Далее он продолжил. — Если бы участвовать в приобретении ГКО тогда разрешили иностранным банкам с их огромными фондами, проценты на ГКО не были бы такими астрономическими. Вследствие этой политики в России исчез рынок внутренних кредитов — какой компании охота занимать деньги при ставке 100 процентов, в долларах?».
Ельцин пояснял позже: «Внешне все выглядело очень просто. Западные инвесторы медленно, но верно начали уводить с „проблемного“ российского рынка свои капиталы. Непрерывно росла доходность на рынке ГКО (государственных краткосрочных облигаций). Уже с начала 1998 года многие специалисты заговорили о том, что рынок государственных ценных бумаг работает не на государство, а как бы сам на себя. Не правительство использует этот рынок для пополнения бюджета, а участники рынка используют правительство, высасывая финансовые ресурсы. Центральный банк, занимавший тогда тридцать пять процентов рынка ГКО, покупал у правительства новые ценные бумаги, а правительство этими рублями расплачивалось за старые выпуски ГКО. Получив рубли, владельцы ценных бумаг (в основном, конечно, коммерческие банки) несли их на валютный рынок, покупая доллары. Создавали давление на курс рубля. А чтобы удержать этот курс (напомню, тогда он был определён „валютным коридором“ и практически не менялся уже в течение долгого времени и равнялся шести рублям за один доллар), Центральный банк тратил свои золотовалютные резервы. Только за январь резервы Центрального банка сократились на три миллиарда долларов. Лишь такой ценой удалось удержать курс внутри „валютного коридора“. Так работала кризисная машина 1998 года. Она остановилась лишь тогда, когда кончилось топливо: правительству стало не хватать рублей для оплаты старых госбумаг, а Центробанку — валюты для поддержания курса».
«Правительство обанкротилось за счёт высокой стоимости обслуживания долга. Банки, получившие от государства эти огромные проценты — „Онэксим“, „Менатеп“, „Альфа“ и „Столичный“, — почти ничего не вкладывали в российскую экономику. Наиболее заметно выпуск ГКО вырос в 1996 году — когда режиму Ельцина позарез требовались деньги, чтобы взбодрить экономику в период предвыборной кампании, — но ГКО продолжали выпускать и дальше, и через два года их было выпущено на общую сумму 70 миллиардов долларов. К тому времени, когда Кириенко стал премьер-министром, все доходы от новых ГКО шли на погашение старых. Проводя операции с ГКО, российское правительство оказалось на механической беговой дорожке, и вот эта дорожка стала двигаться все быстрее, и правительство не могло за ней угнаться. Ему приходилось продавать все больше ГКО по все более высоким ставкам — просто для обслуживания старого долга. Было ясно: механизм вот-вот разладится. Операция с ГКО превратилась в пирамиду».
Это можно было понять задолго до начала кризиса. Знающие люди это поняли, но выводы сделали только в своих собственных интересах.
«Три года правительство вело такую политику — взять кредит, с его помощью пережить несколько месяцев и взять новый. Деньги занимались и за границей, и внутри страны, продавая ГКО — государственные краткосрочные обязательства. Это была жизнь взаймы».
В начале 1998 года запахло жареным. «В апреле и мае российские банки стали в массовом порядке свои ГКО сбрасывать. Интересно, — писал тот же Пол Хлебников, — что бегство с рынка ГКО возглавили не иностранные банки, которых только недавно подпустили к рынку ГКО, а банки, взращённые в России, от которых можно было ждать патриотизма. Гигантский банк „СБС-Агро“, имевший отношение к Березовскому, и другие финансовые учреждения с хорошими связями, отчаянно нуждались в новых правительственных субсидиях, но их не последовало, и этим учреждениям пришлось распродать свои портфели государственных ценных бумаг».
А что же глава государства? Как реагировал президент? Как положено всякому высокому политическому деятелю — уверял что все будет хорошо. «Все хорошо, прекрасная маркиза».
«Сама катастрофа, в её видимом для простого гражданина России измерении, началась 13 августа, когда Центральный банк объявил о своём намерении сократить продажу валюты банкам, где долларовые суммы исчезали, как в чёрной дыре. Это привело к тому, что в обменных пунктах повесили объявления: „Валюты нет!“. В тот же день состоялись переговоры по телесвязи между заместителями стран „семёрки“. Никто не мог предложить никакой панацеи, все говорили только о девальвации рубля».
«За три дня до кризиса Ельцин уверял, что все контролируется». «Девальвации не будет, это я заявляю твёрдо и чётко, — сказал Президент РФ 14 августа 1998 года, находящийся в отпуске на Валдае и прибывший в Новгород с рабочей поездкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
С самого начала своей работы правительство Кириенко декларировало создание антикризисной программы. Под руководством Сергея Владиленовича наконец начали писаться грамотные экономические законы, выстраиваться правильные макроэкономические схемы (наработками кириенковского правительства, кстати, пользовались потом все последующие кабинеты министров и пользуются до сих пор). Но вот беда: за этой долгосрочной перспективой молодые экономисты совершенно проглядели текущую катастрофу! Закладывая фундамент, напрочь забыли о крыше. Произошёл удивительный парадокс: самое грамотное в экономическом смысле российское правительство приняло самое неграмотное, непросчитанное решение….».
Вот кто оказывается виноват: правительство! Правда, он при этом скромно умалчивает, что именно президент предлагает Госдуме проголосовать за премьер-министра, что ради премьера Кириенко президент практически «изнасиловал» ту же Госдуму, что заместителей премьера и всех министров назначает и освобождает от должности сам президент, что он является главой государства и определяет основные направления внутренней политики страны. Это только по Конституции, а если по существу, то власть первого российского президента ещё больше.
Проблема была в особой экономической политики руководства страны. «Основной формой правительственного долга были ГКО с нулевым купоном, обычно выпускающиеся на три месяца. Разработанный Чубайсом рынок ГКО опять-таки являл собой солидную субсидию, которую государственная казна выделяла избранным российским банкам. Покупать ГКО могли только российские банки, иностранные учреждения в этой операции не участвовали. Таким образом, конкуренция на аукционах по продаже ГКО ограничивалась несколькими российскими учреждениями, в 1885-1998 годах ежегодный доход по этим ценным бумагам составлял около 100 процентов в долларах, — писал редактор журнала „Форбс“ Пол Хлебников, не отличающийся симпатиями к „красно-коричневой оппозиции“ и, тем не менее, критически оценивающий правление Ельцина. Далее он продолжил. — Если бы участвовать в приобретении ГКО тогда разрешили иностранным банкам с их огромными фондами, проценты на ГКО не были бы такими астрономическими. Вследствие этой политики в России исчез рынок внутренних кредитов — какой компании охота занимать деньги при ставке 100 процентов, в долларах?».
Ельцин пояснял позже: «Внешне все выглядело очень просто. Западные инвесторы медленно, но верно начали уводить с „проблемного“ российского рынка свои капиталы. Непрерывно росла доходность на рынке ГКО (государственных краткосрочных облигаций). Уже с начала 1998 года многие специалисты заговорили о том, что рынок государственных ценных бумаг работает не на государство, а как бы сам на себя. Не правительство использует этот рынок для пополнения бюджета, а участники рынка используют правительство, высасывая финансовые ресурсы. Центральный банк, занимавший тогда тридцать пять процентов рынка ГКО, покупал у правительства новые ценные бумаги, а правительство этими рублями расплачивалось за старые выпуски ГКО. Получив рубли, владельцы ценных бумаг (в основном, конечно, коммерческие банки) несли их на валютный рынок, покупая доллары. Создавали давление на курс рубля. А чтобы удержать этот курс (напомню, тогда он был определён „валютным коридором“ и практически не менялся уже в течение долгого времени и равнялся шести рублям за один доллар), Центральный банк тратил свои золотовалютные резервы. Только за январь резервы Центрального банка сократились на три миллиарда долларов. Лишь такой ценой удалось удержать курс внутри „валютного коридора“. Так работала кризисная машина 1998 года. Она остановилась лишь тогда, когда кончилось топливо: правительству стало не хватать рублей для оплаты старых госбумаг, а Центробанку — валюты для поддержания курса».
«Правительство обанкротилось за счёт высокой стоимости обслуживания долга. Банки, получившие от государства эти огромные проценты — „Онэксим“, „Менатеп“, „Альфа“ и „Столичный“, — почти ничего не вкладывали в российскую экономику. Наиболее заметно выпуск ГКО вырос в 1996 году — когда режиму Ельцина позарез требовались деньги, чтобы взбодрить экономику в период предвыборной кампании, — но ГКО продолжали выпускать и дальше, и через два года их было выпущено на общую сумму 70 миллиардов долларов. К тому времени, когда Кириенко стал премьер-министром, все доходы от новых ГКО шли на погашение старых. Проводя операции с ГКО, российское правительство оказалось на механической беговой дорожке, и вот эта дорожка стала двигаться все быстрее, и правительство не могло за ней угнаться. Ему приходилось продавать все больше ГКО по все более высоким ставкам — просто для обслуживания старого долга. Было ясно: механизм вот-вот разладится. Операция с ГКО превратилась в пирамиду».
Это можно было понять задолго до начала кризиса. Знающие люди это поняли, но выводы сделали только в своих собственных интересах.
«Три года правительство вело такую политику — взять кредит, с его помощью пережить несколько месяцев и взять новый. Деньги занимались и за границей, и внутри страны, продавая ГКО — государственные краткосрочные обязательства. Это была жизнь взаймы».
В начале 1998 года запахло жареным. «В апреле и мае российские банки стали в массовом порядке свои ГКО сбрасывать. Интересно, — писал тот же Пол Хлебников, — что бегство с рынка ГКО возглавили не иностранные банки, которых только недавно подпустили к рынку ГКО, а банки, взращённые в России, от которых можно было ждать патриотизма. Гигантский банк „СБС-Агро“, имевший отношение к Березовскому, и другие финансовые учреждения с хорошими связями, отчаянно нуждались в новых правительственных субсидиях, но их не последовало, и этим учреждениям пришлось распродать свои портфели государственных ценных бумаг».
А что же глава государства? Как реагировал президент? Как положено всякому высокому политическому деятелю — уверял что все будет хорошо. «Все хорошо, прекрасная маркиза».
«Сама катастрофа, в её видимом для простого гражданина России измерении, началась 13 августа, когда Центральный банк объявил о своём намерении сократить продажу валюты банкам, где долларовые суммы исчезали, как в чёрной дыре. Это привело к тому, что в обменных пунктах повесили объявления: „Валюты нет!“. В тот же день состоялись переговоры по телесвязи между заместителями стран „семёрки“. Никто не мог предложить никакой панацеи, все говорили только о девальвации рубля».
«За три дня до кризиса Ельцин уверял, что все контролируется». «Девальвации не будет, это я заявляю твёрдо и чётко, — сказал Президент РФ 14 августа 1998 года, находящийся в отпуске на Валдае и прибывший в Новгород с рабочей поездкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113