Тогда я легонько ударил его по брюшку. Паук быстро, точно падая, опустился вниз и повис на паутине, но я оборвал ее. Паук упал в воду и, к великому моему удивлению, пошел на дно, где и притаился.
Зная, что все пауки дышат воздухом, я решил понаблюдать за ним и посмотреть, как долго он будет находиться в таком положении.
Прошло пять — десять минут, а паук сидел в воде, как будто это была его родная стихия. Я хотел было его опять тронуть прутиком, но вдруг он, словно пробка, всплыл на поверхность и стал загребать ногами, как веслами, направляясь к берегу. Через минуту паук выбрался на сушу и направился к высокому травянистому растению. Это был дудник даурский. Достигнув вершины его, он сел на край плодонесущего зонтика и стал пускать по ветру паутину до тех пор, пока она не зацепилась за одну из основных нитей его тенет. Убедившись, что паутина достигла цели, он подтянул ее немного к себе, затем спрыгнул с растения, покачался в воздухе и стал быстро взбираться наверх. Через минуту паук сидел на том самом месте, откуда я столкнул его в воду.
Во всем происшедшем интересными являются три момента: первый — способность паука долго быть под водой, второй — способность его изменять удельный вес своего тела и по желанию тонуть в воде и всплывать на поверхность и третий — чувство ориентировки по отношению к своей паутине, ветру и растущим поблизости растениям.
Я не стал больше беспокоить наука, обошел его тенета и начал подниматься на сопку.
Дождевая вода сбегала по склону горы многочисленными струями. Они соединялись в ручьи и шумными каскадами стремились книзу, словно опасаясь опоздать к наводнению, признаки которого были уже налицо. Ожили старицы и сухие протоки; в лесу вода появилась в таких местах, где ее совсем нельзя было ожидать.
По небу двигались большие кучевые облака и заслоняли собой солнце.
Сильно парило... Я несколько раз садился на колодник и рукавом рубашки обтирал свое лицо, с которого обильно струился пот.
Наконец я достиг вершины. Передо мной развернулся угрюмый горный ландшафт. Весь юго-восточный склон неба был закрыт тучами. На переднем плане виднелся край долины реки Анюя, за ним другой хребет, а дальше — еще какие-то высокие сопки. Они терялись в косых полосах дождя, которые как бы соединяли небо с землей. Над истоками Анюя, Поди и Тормасуни они были совершенно непроницаемыми. Там, по-видимому, шел сильный ливень.
Все это были плохие признаки, грозившие задержать нас на Кандахе на неопределенно долгое время. Но была надежда, что, быть может, погода изменится к лучшему, вода в Тормасуни спадет и мы благополучно достигнем реки Хора.
В это время нашла большая туча и заслонила собой солнце. Опять стало сумрачнее, и снова пошел дождь, мелкий и частый. Тогда я повернул обратно и часа в три пополудни пришел домой, вымокший до последней нитки.
К вечеру разразилась настоящая буря. Сильный порывистый ветер ломал ветви деревьев и сотрясал маленький домик до основания. Дождь хлестал по окнам, и слышно было, как вода ручьями стекала с крыши. Мои спутники — туземцы — приутихли и молча сидели на нарах.
В такие минуты человек сознает свое бессилие перед грозными силами природы, когда они выходят из равновесия и превращаются в ураган, известный у народов Востока под названием тайфуна. С этими мыслями я уснул.
На другой день рано утром меня разбудили тревожные голоса людей. Я слышал, как они волновались, что-то носили, бросали; все делалось торопливо, бегом...
Я поспешно оделся и вышел из дому. Одного взгляда на протоку было достаточно, чтобы понять, в чем дело. Внешний вид ее изменился до неузнаваемости.
Мутная, желтая вода прибывала с большой быстротой и распространялась вширь, заливая все более или менее низменные места. По воде плыли ветки, обломанные бурей, и всякий мусор. Люди оттаскивали подальше лодки, уносили весла, шесты и все, что вода могла захватить с собой. Через какие-нибудь четверть часа весь левый берег протоки оказался во власти водяной стихии. Правый берег был выше, но и здесь вода уже заполняла все ложбинки. Она проникала всюду, везде находила лазейки и топила лес. Только небольшая часть этого берега, наиболее возвышенная, в виде «острова печального» поднималась среди обширных «сильвасов». К вечеру вода стала угрожать и нашему маленькому островку. Зальет или не зальет его ночью? Этот тревожный вопрос был написан у всех на лицах.
На Анюй страшно было смотреть. Как бешеный зверь, он метался в своих берегах. Огромные желто-пенистые волны с головокружительной быстротой неслись книзу. По реке плыли большие деревья, бороздя дно своими ветвями. Сдвинутые с места камни, увлекаемые водой, тоже катились вниз. Движение их можно было проследить по перемещающимся пенистым всплескам и характерному шуму, похожему на заглушённые взрывы.
Наша протока, в обычное время несущая свою воду тихо и бесшумно, теперь заговорила и громко стала вторить Анюю. По ней бежали бесчисленные водовороты; они зарождались внезапно, быстро двигались вниз по течению и так же внезапно пропадали, чтобы вновь появиться где-нибудь в стороне. Настала вторая ночь. Что принесет нам рассвет?
Мне не спалось. Все время у меня из головы не выходили женщины с детьми на галечниковой отмели около устья реки Тормасуни. Что сталось с ними? Нет никакого сомнения, что грозные волны теперь бегут через отмель и юрты их снесены.
Лодки туземцев были далеко от жилища. Вероятно, их унесло водой, которая появилась ночью валом, когда все спали. Несомненно также, что сухая протока около лесистого яра, соединяющая отмель с берегом, была мгновенно затоплена и отрезала женщинам путь к отступлению. Добраться до реки Тормасуни в такую воду совершенно невозможно. И при мелководье времени на это надо не менее десяти часов. Да теперь уже было поздно и бесполезно. Единственная надежда на то, что старая женщина была настороже и при первых признаках наводнения заблаговременно подтащила лодки к балаганам. Меня также беспокоила участь орочей, посланных мною к устью Анюя. Вследствие обилия мошки, возможно, они заночевали на гальке. Большая вода могла застать их врасплох и унести лодки.
Мучимый этими мыслями, я не мог уснуть. Было два часа ночи. Я оделся и вышел на берег протоки. Поставленная нами еще с вечера водомерная рейка указывала, что вода неуклонно прибывала, хотя уже и не так быстро. Еще пять сантиметров, и наш остров будет затоплен.
Полная лука за лесом низко склонилась к горизонту. Лучи ее проникали между стволами деревьев и серебрились в быстро бегущей воде. На чистом безоблачном небе, таком чистом, точно его вымыли дождями, блестел Юпитер во всей своей ослепительной красоте. Там, вверху, на небе, царило спокойствие, а внизу был хаос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40