Так и в этот раз, в середине декабря после сильных, холодных, северных ветров, снега, вдруг наступили райские деньки. Солнышко светило совсем по-весеннему, полное безветрие, воздух хрустально чист! Все оживилось вокруг, птицы запели радостно, появились комары, мухи — будто действительно пришла весна. К обеду стало совсем тепло. На душе было спокойно, и я благодарил Всевышнего за такую перемену в погоде.
Именно в такой день я решил показать старцу Арсению наши места, ибо почти с первого дня нашего знакомства и совместного жития непогода заключила нас под «домашний арест», и приходилось сидеть все время у печи и наслаждаться ее теплом.
Земля, конечно, не высохла, только на открытых полянках можно было идти без опасения поскользнуться, а в лесу было скользко и нужно было ступать осторожно, чтобы не упасть на земляном масле. Арсений шел сзади. Мы поднялись на поляну и коротко помолились в часовне. Вид с этого места был удивительный: панорама, открывающаяся отсюда взору, буквально завораживала. На противоположном склоне виднелись домики нашего поселка, а чуть выше — дачи, которые по наружности отличались от жилья местного населения, ибо дачи, как правило, строили люди зажиточные. Далее — потянутые голубоватой дымкой горы, похожие на мятую перину, покрытые невысоким лесом.
Я рассказывал старцу, как и что видно с этого места, а он все переспрашивал:
— А ну-ка, Владимир, поподробнее.
— Горы, небо, синева, солнце, бескрайние горные перины, — перечислял я.
— Как дышится-то легко, прямо радость какая-то в воздухе разлита, — вторил мне старец. — Кто приходит сюда, все говорят, что здесь они чувствуют необычный подъем, вдохновение, — нахваливал я свои места.
— Как же ты, мил человек, поселился здесь? Почему часовню построил?
— В детстве было у меня то ли видение, то ли сон, что Христос на землю пришел. Это было в лунную ночь. Звезды сияли на небе, как бриллианты под солнцем. Спаситель мира в полнеба стоял, и такая благодать на земле была, что в жизни я ничего подобного не ощущал. Мертвые люди воскресли и стояли по всей земле, плача от радости и обнимаясь со своими ближними после долгой разлуки. Это была такая радость, такая! На всю жизнь это переживание запало мне в душу. Только не знал, как его в жизни применить, что сделать, чтобы всем людям рассказать о том, какая их радость ожидает, когда будет Второе Пришествие Спасителя, когда все люди воскреснут и смерти на земле больше не будет никогда. Никто и никогда уже более не умрет, не будет больше слез, отчаяния, боли, а только радость, мир и благодать.
Арсений внимательно слушал меня и произнес выдержку из Откровения Святого Иоанна:
— И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.
— Думал я долго, что же мне сделать в честь этого откровения, и пришло мне на душу, что нужно построить часовенку, посвященную Всеобщему Воскресению. С моим близким приятелем несколько лет материалы собирали, немножко другие добрые души помогли, вот и получилось.
— Что ж так грустно ты говоришь? — спросил Арсений, уловив в моих последних словах нотку печали.
— Просто, когда начали стройку, пригласили местного священника, чтобы освятить начало нашей работы. Когда он спросил, какому празднику или святому посвящается сия часовня, я сказал, что Всеобщему Воскресению, чем немало ввел в замешательство священника. Он подумал и сказал, что этому событию нельзя посвящать часовню, так как никто не знает, когда это будет. В общем кое-как уговорили его произвести обряд, только он почему-то решил освятить ее в честь Страшного Суда.
— Ну и что ж ты загрустил, ведь сам понимаешь, что Господь тебе указание дал, на этом примере показав: кому — Всеобщее Воскресение, а кому — и Страшный Суд, кто что заслужит. Радоваться надо, вот оно как.
— Но это еще не все. Когда же закончили мы свое дело, то поехали к краевому духовному начальству, чтобы приняли нашу часовенку, освятили окончание. Но, как потом оказалось, мы наивными были, так как никому она оказалась не нужна. А тот священник, который освятил начало строительства, вообще открестился от нас и сказал, что ничего не знает и ничего он не делал. Вот мы и зависли где-то в пустоте, как бы оказались не у дел.
— Да, что ты, Владимир! Вы не в пустоте оказались, а с Богом — вот оно как. Несколько тысяч лет евреи ждали мессию, каждый день в храме пророчества читали о Его пришествии, а как пришел Христос, не приняли Его, отвергли, предали распятию. А ты говоришь, вашу часовню не приняли! Радоваться надо, Божие не бывает без трудностей, не бывает, чтобы мир принимал Божие безболезненно. Ибо мир в грехе и невежестве пребывает, как же он может принимать небесное? Если же принимает, то значит, то не божественное, а мирское, человеческое. Ты от сердца здесь все сотворил, от души, а в душе твоей — Господь. А ты говоришь — не приняли! Экий ты скорый на рассуждения.
Мы присели на скамеечку, которая стояла тут же, и старец продолжал меня вразумлять и утешать:
— Сейчас многие обжигаются, мил человек, на том, что ищут себе священников, ездят по монастырям в поисках прозорливых старцев, но не находят ничего в таких метаниях, а только силу духовную теряют. А ведь времена то какие, Владимир? Времена, тебе скажу, особые, последние, все на убыль идет, к рубежу особому человечество подошло. Храмы открываются, а веры-то почти никакой, видимость только. Не доверяйся никому, а если и доверяешься, то очень тщательно и осторожно подходи к такому делу, ибо прелести много в мире, обмана, заблуждения. А лучше полагайся на то, что Господь тебе в сердце вкладывает, ибо спасти может человека только Бог. Но самое главное — не осуждай других людей, что тебе до них? Собой больше интересуйся, строй храм в душе своей и следи за его чистотой. Служи Богу сокровенно, дома, среди людей не выделяйся, не показывай своего делания, а главное, не ищи в мире поддержки и одобрения своим делам. Господь принял твое дело — вот это главное, зачем тебе людское понимание? Сейчас такое время, что Господь лишил человечество благодатных старцев, и потому нужно полагаться на Священное Писание и на то Царствие Божие, что в сердце твоем сокрыто.
— Верно, дедушка. Был у меня духовный отец, верил я ему беззаветно и все его наставления выполнял. Он пророчествовал много о будущих катаклизмах, войне, землетрясениях и иных бедствиях. До такой степени я проникся ожиданиями грядущих бед, что покой и разум потерял, вот-вот, думал, мир начнет рушиться, даже на Север уезжал, так как он сказал — бежать из этих краев нужно немедленно. Там, на Севере, многое передумал и понял, что заблуждался мой духовный отец и меня в заблуждение ввел, а главное — такой мрак в душе посеял, что жизнь стала сумрачной и безрадостной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Именно в такой день я решил показать старцу Арсению наши места, ибо почти с первого дня нашего знакомства и совместного жития непогода заключила нас под «домашний арест», и приходилось сидеть все время у печи и наслаждаться ее теплом.
Земля, конечно, не высохла, только на открытых полянках можно было идти без опасения поскользнуться, а в лесу было скользко и нужно было ступать осторожно, чтобы не упасть на земляном масле. Арсений шел сзади. Мы поднялись на поляну и коротко помолились в часовне. Вид с этого места был удивительный: панорама, открывающаяся отсюда взору, буквально завораживала. На противоположном склоне виднелись домики нашего поселка, а чуть выше — дачи, которые по наружности отличались от жилья местного населения, ибо дачи, как правило, строили люди зажиточные. Далее — потянутые голубоватой дымкой горы, похожие на мятую перину, покрытые невысоким лесом.
Я рассказывал старцу, как и что видно с этого места, а он все переспрашивал:
— А ну-ка, Владимир, поподробнее.
— Горы, небо, синева, солнце, бескрайние горные перины, — перечислял я.
— Как дышится-то легко, прямо радость какая-то в воздухе разлита, — вторил мне старец. — Кто приходит сюда, все говорят, что здесь они чувствуют необычный подъем, вдохновение, — нахваливал я свои места.
— Как же ты, мил человек, поселился здесь? Почему часовню построил?
— В детстве было у меня то ли видение, то ли сон, что Христос на землю пришел. Это было в лунную ночь. Звезды сияли на небе, как бриллианты под солнцем. Спаситель мира в полнеба стоял, и такая благодать на земле была, что в жизни я ничего подобного не ощущал. Мертвые люди воскресли и стояли по всей земле, плача от радости и обнимаясь со своими ближними после долгой разлуки. Это была такая радость, такая! На всю жизнь это переживание запало мне в душу. Только не знал, как его в жизни применить, что сделать, чтобы всем людям рассказать о том, какая их радость ожидает, когда будет Второе Пришествие Спасителя, когда все люди воскреснут и смерти на земле больше не будет никогда. Никто и никогда уже более не умрет, не будет больше слез, отчаяния, боли, а только радость, мир и благодать.
Арсений внимательно слушал меня и произнес выдержку из Откровения Святого Иоанна:
— И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.
— Думал я долго, что же мне сделать в честь этого откровения, и пришло мне на душу, что нужно построить часовенку, посвященную Всеобщему Воскресению. С моим близким приятелем несколько лет материалы собирали, немножко другие добрые души помогли, вот и получилось.
— Что ж так грустно ты говоришь? — спросил Арсений, уловив в моих последних словах нотку печали.
— Просто, когда начали стройку, пригласили местного священника, чтобы освятить начало нашей работы. Когда он спросил, какому празднику или святому посвящается сия часовня, я сказал, что Всеобщему Воскресению, чем немало ввел в замешательство священника. Он подумал и сказал, что этому событию нельзя посвящать часовню, так как никто не знает, когда это будет. В общем кое-как уговорили его произвести обряд, только он почему-то решил освятить ее в честь Страшного Суда.
— Ну и что ж ты загрустил, ведь сам понимаешь, что Господь тебе указание дал, на этом примере показав: кому — Всеобщее Воскресение, а кому — и Страшный Суд, кто что заслужит. Радоваться надо, вот оно как.
— Но это еще не все. Когда же закончили мы свое дело, то поехали к краевому духовному начальству, чтобы приняли нашу часовенку, освятили окончание. Но, как потом оказалось, мы наивными были, так как никому она оказалась не нужна. А тот священник, который освятил начало строительства, вообще открестился от нас и сказал, что ничего не знает и ничего он не делал. Вот мы и зависли где-то в пустоте, как бы оказались не у дел.
— Да, что ты, Владимир! Вы не в пустоте оказались, а с Богом — вот оно как. Несколько тысяч лет евреи ждали мессию, каждый день в храме пророчества читали о Его пришествии, а как пришел Христос, не приняли Его, отвергли, предали распятию. А ты говоришь, вашу часовню не приняли! Радоваться надо, Божие не бывает без трудностей, не бывает, чтобы мир принимал Божие безболезненно. Ибо мир в грехе и невежестве пребывает, как же он может принимать небесное? Если же принимает, то значит, то не божественное, а мирское, человеческое. Ты от сердца здесь все сотворил, от души, а в душе твоей — Господь. А ты говоришь — не приняли! Экий ты скорый на рассуждения.
Мы присели на скамеечку, которая стояла тут же, и старец продолжал меня вразумлять и утешать:
— Сейчас многие обжигаются, мил человек, на том, что ищут себе священников, ездят по монастырям в поисках прозорливых старцев, но не находят ничего в таких метаниях, а только силу духовную теряют. А ведь времена то какие, Владимир? Времена, тебе скажу, особые, последние, все на убыль идет, к рубежу особому человечество подошло. Храмы открываются, а веры-то почти никакой, видимость только. Не доверяйся никому, а если и доверяешься, то очень тщательно и осторожно подходи к такому делу, ибо прелести много в мире, обмана, заблуждения. А лучше полагайся на то, что Господь тебе в сердце вкладывает, ибо спасти может человека только Бог. Но самое главное — не осуждай других людей, что тебе до них? Собой больше интересуйся, строй храм в душе своей и следи за его чистотой. Служи Богу сокровенно, дома, среди людей не выделяйся, не показывай своего делания, а главное, не ищи в мире поддержки и одобрения своим делам. Господь принял твое дело — вот это главное, зачем тебе людское понимание? Сейчас такое время, что Господь лишил человечество благодатных старцев, и потому нужно полагаться на Священное Писание и на то Царствие Божие, что в сердце твоем сокрыто.
— Верно, дедушка. Был у меня духовный отец, верил я ему беззаветно и все его наставления выполнял. Он пророчествовал много о будущих катаклизмах, войне, землетрясениях и иных бедствиях. До такой степени я проникся ожиданиями грядущих бед, что покой и разум потерял, вот-вот, думал, мир начнет рушиться, даже на Север уезжал, так как он сказал — бежать из этих краев нужно немедленно. Там, на Севере, многое передумал и понял, что заблуждался мой духовный отец и меня в заблуждение ввел, а главное — такой мрак в душе посеял, что жизнь стала сумрачной и безрадостной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43