Это был Его высочайший и святейший труд, труд, который соделал возможным исповедание и прощение грехов.
Некоторые, кажется, думают, что, когда Иисус воскликнул: „Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?", это был момент слабости (Мк. 15:34). Вовсе нет. Это был момент Его величайшей победы. Иисус, Который ходил в постоянном общении с Отцом, теперь полностью отождествил Себя с человечеством, так что стал действительным воплощением греха. Апостол Павел писал: „Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех" (2 Кор. 5:21). Иисусу удалось вобрать в Себя все темные силы этого злого века и победить каждую из них светом Своего присутствия. Он настолько отождествил Себя с грехом человечества, что испытал богооставленность. Только так Он мог искупить наш грех. Это был действительно Его величайший триумф.
Исполнив этот великий труд, Иисус вкусил уксуса. „Совершилось!" – сказал Он. То есть труд искупления был завершен. Он мог чувствовать, как последние капли страдания человечества протекают через Него и предаются Отцу. Последние приступы зла, враждебности, страха и гнева осушались из Него, и Он был способен снова вернуться в свет Божьего присутствия. „Совершилось". Труд закончен. Вскоре после этого Он был свободен предать дух Свой Отцу.
„Для постижения наших грехов Он был в крови;
Он закрыл Свои очи, чтобы явить нас Богу;
Пусть весь мир падет и знает,
Что никто, как только Бог, может так любить".
Бернард Клервосский
Этот процесс искупления является великой тайной, сокрытой в сердце Бога. Но я знаю, что это правда. Я знал, что это правда, не только потому, что Библия говорит об этом, но потому, что я видел его проявления в жизни многих людей, включая меня самого. На основании этого мы можем знать, что исповедь и прощение являются теми реальностями, которые нас преображают. Без Креста дисциплина исповеди была только психологической терапией. Но она бесконечно больше. Она включает в себя реальное, объективное изменение в наших отношениях с Богом и субъективное изменение в нас. Это средство исцеления и преображения внутреннего духа.
Вы можете сказать: „Но я думал, что Христос на Кресте и искупление связано со спасением". Да, связано. Но спасение, как о нем говорит Библия, означает нечто большее, чем то, кто попадет в небеса или кто станет христианином. Павел сказал, обращаясь к верующим: „Со страхом и трепетом совершайте свое спасение" (Фил. 2:12). В своей проповеди на тему „Покаяние верующих" Джон Веслей говорил о том, как христианину необходимо все более входить в прощающую благодать Божию. Дисциплина исповеди поможет верующему возрастать „в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф. 4:13).
„Но разве исповедь – это дисциплина, а не благодать?" Это и то, и другое. Если Бог не даст благодати, не может быть и искренней исповеди. Но это также и дисциплина, потому что есть вещи, которые мы должны делать. Это сознательно избранное направление действий, которое приводит нас под сень Всемогущего.
„А почему исповедь отнесена к числу общих дисциплин? Я думал, это частное дело между человеком и Богом". И снова ответ – и то, и другое. Мы благодарны за библейское учение, раскрытое Реформацией, что „един и посредник между Богом и человеками, человек Иисус Христос" (1 Тим. 2:5). Мы так благодарны за библейское учение, получившее заново высокую оценку в наше время, – „признаваться друг пред другом в проступках и молиться друг за друга…" (Иак. 5,16). И то, и другое находится в Писании, и одно не исключает другого.
Исповедь так трудна для нас еще и потому, что мы склонны рассматривать общину как собрание святых скорее, чем собрание грешников. Мы готовы признать, что любой другой гораздо дальше продвинулся в святости и что мы сами изолированы и одиноки в своем грехе. Нам невыносима мысль о том, чтобы открыть свои падения и недостатки другим. Мы воображаем, будто только нам одним никак не встать на дорогу, ведущую в небеса. Поэтому мы прячемся друг от друга и живем в завуалированной лжи и лицемерии.
Но если мы знаем, что Божий народ – это прежде всего собрание грешников, то мы свободны и слышать зов Божьей любви, и открыто исповедовать свою нужду перед братьями и сестрами. Мы знаем, что мы не одиноки в своем грехе. Страх и гордость, прилипшие к нам, липнут также и к другим. Мы все вместе грешники. В актах взаимной исповеди мы высвобождаем силу, способную исцелять. Наше человеческое не отрицается более, а трансформируется.
Власть прощать
Последователям Иисуса Христа была дана власть принимать исповедание греха и прощать во имя Его. „Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся" (Ин. 20:23). Какая чудная привилегия! Почему мы стесняемся такого жизнедающего служения? Если нам не по каким-либо нашим заслугам, а из чистой милости была дарована власть освобождать других, как мы осмеливаемся удерживать этот дар? „Наш брат был дан нам, чтобы помочь нам. Он слушает исповедание наших грехов вместо Христа и прощает наши грехи во имя Его. Он хранит тайну исповеди, как Бог хранит. Когда я иду исповедаться перед моим братом, я иду к Богу" (Дитрих Бонхоуфэр, „Жизнь вместе").
Такая власть ни в коей мере не уменьшает ни ценности, ни эффективности тайной исповеди перед Богом. Это чудесно, что у человека есть доступ к новой жизни на Кресте и без всякого человеческого посредничества. Эта истина ворвалась, как струя свежего воздуха, в дни Реформации. Она стала трубным звуком свободы от того рабства и подтасовки, которые вкрались в церковную систему исповеди. Но нам нужно также помнить и о том, что Сам Лютер верил во взаимную братскую исповедь. Он писал в „Большом катехизисе": „Когда я увещал вас исповедоваться, я увещал вас быть христианином". Нам также не нужно забывать, что, когда исповедальная система была впервые введена в церкви, она побудила к личному благочестию и святости.
Человек, который через исповедь испытал прощение и освобождение от неотвязного греха, должен чувствовать огромную радость от очевидности Божией милости. Но есть и другие, с которыми этого не произошло. Я опишу, как это бывает. Мы молили, умоляли о прощении, и, хотя мы надеемся, что мы были прощены, мы не испытали освобождения. Мы усомнились в своем прощении и отчаялись в своей исповеди. Мы боимся, что, возможно, мы исповедались только сами перед собой, а не перед Богом. Преследовавшие нас печали и раны прошлого не были исцелены. Мы пытались убедить себя, что Бог прощает только грех, Он не исцеляет память, но глубоко внутри себя мы знаем, что должно быть нечто большее. Нам говорят, что нам нужно верой принять прощение и не звать Бога лжецом. Не желая называть Бога лжецом, мы изо всех сил стараемся взять это верой. Но так как в нашей жизни остаются и страдания, и горечь, то мы снова отчаиваемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Некоторые, кажется, думают, что, когда Иисус воскликнул: „Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?", это был момент слабости (Мк. 15:34). Вовсе нет. Это был момент Его величайшей победы. Иисус, Который ходил в постоянном общении с Отцом, теперь полностью отождествил Себя с человечеством, так что стал действительным воплощением греха. Апостол Павел писал: „Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех" (2 Кор. 5:21). Иисусу удалось вобрать в Себя все темные силы этого злого века и победить каждую из них светом Своего присутствия. Он настолько отождествил Себя с грехом человечества, что испытал богооставленность. Только так Он мог искупить наш грех. Это был действительно Его величайший триумф.
Исполнив этот великий труд, Иисус вкусил уксуса. „Совершилось!" – сказал Он. То есть труд искупления был завершен. Он мог чувствовать, как последние капли страдания человечества протекают через Него и предаются Отцу. Последние приступы зла, враждебности, страха и гнева осушались из Него, и Он был способен снова вернуться в свет Божьего присутствия. „Совершилось". Труд закончен. Вскоре после этого Он был свободен предать дух Свой Отцу.
„Для постижения наших грехов Он был в крови;
Он закрыл Свои очи, чтобы явить нас Богу;
Пусть весь мир падет и знает,
Что никто, как только Бог, может так любить".
Бернард Клервосский
Этот процесс искупления является великой тайной, сокрытой в сердце Бога. Но я знаю, что это правда. Я знал, что это правда, не только потому, что Библия говорит об этом, но потому, что я видел его проявления в жизни многих людей, включая меня самого. На основании этого мы можем знать, что исповедь и прощение являются теми реальностями, которые нас преображают. Без Креста дисциплина исповеди была только психологической терапией. Но она бесконечно больше. Она включает в себя реальное, объективное изменение в наших отношениях с Богом и субъективное изменение в нас. Это средство исцеления и преображения внутреннего духа.
Вы можете сказать: „Но я думал, что Христос на Кресте и искупление связано со спасением". Да, связано. Но спасение, как о нем говорит Библия, означает нечто большее, чем то, кто попадет в небеса или кто станет христианином. Павел сказал, обращаясь к верующим: „Со страхом и трепетом совершайте свое спасение" (Фил. 2:12). В своей проповеди на тему „Покаяние верующих" Джон Веслей говорил о том, как христианину необходимо все более входить в прощающую благодать Божию. Дисциплина исповеди поможет верующему возрастать „в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф. 4:13).
„Но разве исповедь – это дисциплина, а не благодать?" Это и то, и другое. Если Бог не даст благодати, не может быть и искренней исповеди. Но это также и дисциплина, потому что есть вещи, которые мы должны делать. Это сознательно избранное направление действий, которое приводит нас под сень Всемогущего.
„А почему исповедь отнесена к числу общих дисциплин? Я думал, это частное дело между человеком и Богом". И снова ответ – и то, и другое. Мы благодарны за библейское учение, раскрытое Реформацией, что „един и посредник между Богом и человеками, человек Иисус Христос" (1 Тим. 2:5). Мы так благодарны за библейское учение, получившее заново высокую оценку в наше время, – „признаваться друг пред другом в проступках и молиться друг за друга…" (Иак. 5,16). И то, и другое находится в Писании, и одно не исключает другого.
Исповедь так трудна для нас еще и потому, что мы склонны рассматривать общину как собрание святых скорее, чем собрание грешников. Мы готовы признать, что любой другой гораздо дальше продвинулся в святости и что мы сами изолированы и одиноки в своем грехе. Нам невыносима мысль о том, чтобы открыть свои падения и недостатки другим. Мы воображаем, будто только нам одним никак не встать на дорогу, ведущую в небеса. Поэтому мы прячемся друг от друга и живем в завуалированной лжи и лицемерии.
Но если мы знаем, что Божий народ – это прежде всего собрание грешников, то мы свободны и слышать зов Божьей любви, и открыто исповедовать свою нужду перед братьями и сестрами. Мы знаем, что мы не одиноки в своем грехе. Страх и гордость, прилипшие к нам, липнут также и к другим. Мы все вместе грешники. В актах взаимной исповеди мы высвобождаем силу, способную исцелять. Наше человеческое не отрицается более, а трансформируется.
Власть прощать
Последователям Иисуса Христа была дана власть принимать исповедание греха и прощать во имя Его. „Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся" (Ин. 20:23). Какая чудная привилегия! Почему мы стесняемся такого жизнедающего служения? Если нам не по каким-либо нашим заслугам, а из чистой милости была дарована власть освобождать других, как мы осмеливаемся удерживать этот дар? „Наш брат был дан нам, чтобы помочь нам. Он слушает исповедание наших грехов вместо Христа и прощает наши грехи во имя Его. Он хранит тайну исповеди, как Бог хранит. Когда я иду исповедаться перед моим братом, я иду к Богу" (Дитрих Бонхоуфэр, „Жизнь вместе").
Такая власть ни в коей мере не уменьшает ни ценности, ни эффективности тайной исповеди перед Богом. Это чудесно, что у человека есть доступ к новой жизни на Кресте и без всякого человеческого посредничества. Эта истина ворвалась, как струя свежего воздуха, в дни Реформации. Она стала трубным звуком свободы от того рабства и подтасовки, которые вкрались в церковную систему исповеди. Но нам нужно также помнить и о том, что Сам Лютер верил во взаимную братскую исповедь. Он писал в „Большом катехизисе": „Когда я увещал вас исповедоваться, я увещал вас быть христианином". Нам также не нужно забывать, что, когда исповедальная система была впервые введена в церкви, она побудила к личному благочестию и святости.
Человек, который через исповедь испытал прощение и освобождение от неотвязного греха, должен чувствовать огромную радость от очевидности Божией милости. Но есть и другие, с которыми этого не произошло. Я опишу, как это бывает. Мы молили, умоляли о прощении, и, хотя мы надеемся, что мы были прощены, мы не испытали освобождения. Мы усомнились в своем прощении и отчаялись в своей исповеди. Мы боимся, что, возможно, мы исповедались только сами перед собой, а не перед Богом. Преследовавшие нас печали и раны прошлого не были исцелены. Мы пытались убедить себя, что Бог прощает только грех, Он не исцеляет память, но глубоко внутри себя мы знаем, что должно быть нечто большее. Нам говорят, что нам нужно верой принять прощение и не звать Бога лжецом. Не желая называть Бога лжецом, мы изо всех сил стараемся взять это верой. Но так как в нашей жизни остаются и страдания, и горечь, то мы снова отчаиваемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56