— подсказала шёпотом Саймка.
Девушка прильнула к его груди, и Йу почувствовал, что она вся дрожит.
И вот Саймка стала рассказывать так тихо, что Йу сам не знал, слышит ли он её голос или без слов читает потаённые мысли; а она говорила, что старик — злой колдун, его бормотание и пение — это злые заклинания против лодки, которую задумал построить Йу. Потому что, когда Йу сделает лодку, никто во всем Нурланне не захочет больше покупать у колдуна поветерь.
И ещё она сказала парню, чтобы он никогда не становился между колдуном и волшебными мухами.
Тут Йу понял, что за лодку ему сполна достанется лиха хлебнуть. Но чем круче ему приходилось, тем больше он напрягал голову, чтобы все сообразить как следует.
Наутро, чуть свет, он пустился к морю, не дожидаясь, пока старик проснётся.
Но едва он вышел из землянки, в лощине стало твориться что-то странное. Холмов по обе стороны сделалось словно бы больше, чем было прежде, и сколько он ни шёл, а все не мог выйти на открытое место; он шёл и шёл, проваливаясь в глубоком снегу, а берег все не показывался. Никогда ещё Йу не видал, чтобы среди бела дня играли такие сполохи. Треск стоял, хоть уши затыкай, все небо было точно в огне, и длинные пламенные языки тянулись сверху, словно хотели достать путника.
Берег и лодка будто канули куда-то, Йу не узнавал окрестностей и не понимал, где он находится.
Наконец он догадался, что сбился с дороги и, вместо того чтобы идти к морю, кружил, должно быть, все время на одном месте.
Он повернул назад, но тут попал в такой густой туман, что не видно было ни зги.
Проплутав до вечера, Йу совсем выбился из сил и упал духом.
А уже ночь наступала, кругом сугробы, и снег все валит и валит.
Присел Йу на камне, чтобы хорошенько подумать, как ему быть — не пропадать же понапрасну. Вдруг, глядь, из тумана сами собой выехали лыжи, подкатились к ногам и остановились.
— Ну, коли вы ко мне дорогу нашли, так авось и обратно выведете, — сказал Йу.
Он надел лыжи, и они понесли его по горам да по долам, а он знай себе катится, куда они хотят.
А кругом тьма-тьмущая, хоть глаз коли, ничего не видать, и чем скорее бежали лыжи, тем гуще валил снег и вьюга хлестала в лицо, а ветер так и толкал, норовя сбить с ног и вырвать из-под него лыжи.
Он мчался с горы на гору так быстро, что дух захватывало, обратно мимо тех мест, где проплутал целый день, и порой ему даже казалось, что он не едет, а летит по воздуху.
Неожиданно лыжи стали как вкопанные, и он увидал, что очутился перед входом в землянку.
У порога его встретила Саймка, должно быть, заранее навстречу вышла и поджидала.
— Как только я поняла, что старик против тебя колдует, чтобы ты не смог найти дорогу к лодке, я послала за тобой самоходные лыжи, — сказала Саймка. — За свою жизнь ты можешь не опасаться, раз уж он принял тебя в дом как гостя. Но до утра лучше не показывайся ему на глаза.
Саймка незаметно провела парня в землянку, а колдун в густом дыму ничего не увидел; потом она накормила гостя, напоила и уложила спать.
А среди ночи Йу проснулся от каких-то странных звуков; издалека до него донеслось слЪвно бы жужжание; прислушавшись, он разобрал слова:
Лодка не выйдет у лопаря,
Мухе пути не найти за моря,
В дымном кольце проплутает зазря.
Старик лопарь на куче золы камлал; он пел и колотил по земле так, что все вокруг гудело.
А Саймка лежала ничком на коленях, обхватив голову руками, и молилась лопарскому богу, чтобы он отвёл колдовство.
Тут Йу догадался, в чем дело: старик ищет его, думая, что он затерялся в тумане; и смекнул парень, что дело идёт о его жизни и смерти.
Йу встал до света, оделся, а потом и вошёл, нарочно громко топая ногами и отряхиваясь от снега, как будто только что вернулся; он сказал, что был на охоте, хотел поднять медведя из берлоги. Вот только, мол, никогда ещё не случалось ему попадать в такую метель: он совсем заблудился и долго не мог отыскать дорогу.
В старикову шубу набилось нынче столько мух, что она гудела, как шмелиное гнездо. Старик посылал их в разные стороны, но сколько ни гнал, они все возвращались к нему и с гудением и жужжанием вились вокруг его головы.
Когда Йу появился на пороге, старик догадался, что мухи его не обманули, тогда он сменил гнев на милость, громко расхохотался и пробормотал себе под нос:
— Ничего, медведя мы свяжем да в яму засадим; лодки ему не видать — морок ему глаза застит, а волшебная палочка усыпит его до весны.
В этот же день старый лопарь вышел на порог и опять принялся за колдовство, поводя руками и чертя в воздухе непонятные знаки.
Тотчас же из шубы послушно вылетели две волшебные мухи, они полетели в разные стороны, куда какую послали, и. только на снегу остался после них след — две узкие протаявшие полоски. Одна муха полетела в Сальтен, чтобы принести горе и болезнь в чей-то дом, другая — в Будё, чтобы навести порчу на бедную девушку, которая должна была теперь умереть от чахотки.
Но Йу денно и нощно только и думал, как бы ему перехитрить старого колдуна.
Саймка то мольбами и лаской, то слезами, как только могла, старалась уговорить парня, чтобы он пожалел свою жизнь и не ходил бы на берег, где лежала его лодка.
Наконец и она поняла, что его ничем не переломишь, все равно уйдёт.
Тогда она, обливаясь горючими слезами, принялась целовать его руки, упрашивая, чтобы он хоть немного обождал — старик скоро отправится в йокмок, он как раз собирается в Швецию, чтобы проведать своих дружков.
В день отъезда колдун с горящей головешкой обошёл вокруг своего дома, чтобы оберечь хозяйство от беды до своего возвращения.
Вдруг снежные пастбища со стадами оленей, собаками и людьми придвинулись к самой землянке. Колдун тщательно пересчитал оленей и наказал внукам хорошенько следить за стадом, чтобы оно далеко не разбредалось, а не то без его пригляда могут напасть волки или медведи.
Потом старик выпил сонное питьё и закружился в пляске. Он кружился, пока не выбился из сил и не упал замертво. На полу осталась лежать одна шуба. Дух колдуна улетел из неё и отправился в йокмок.
Укрывшись за метелью и туманом, в йокмоке собрались под горой колдуны и шептались друг с дружкой обо всем, что есть скрытого и тайного на свете, и там совершали посвящение достойных учеников.
Тем временем волшебные мухи жужжащим роем кружили над оставленной шубой и никого не подпускали близко.
Среди ночи Йу внезапно встрепенулся, точно какая-то неведомая сила издалека нашла его — и ну тянуть и мытарить! В воздухе повеяло холодом, и среди воя вьюги послышался не то зов, не то угроза:
Плавай, как гага, как чайка, лети,
Только яйцо тебе не снести,
Ветра не кличь — весла выбьют из рук,
Гостя лопарь не отпустит на юг.
Когда заклятие отзвучало, Йу увидел склонившегося над собой старого лопаря.
1 2 3 4 5 6 7
Девушка прильнула к его груди, и Йу почувствовал, что она вся дрожит.
И вот Саймка стала рассказывать так тихо, что Йу сам не знал, слышит ли он её голос или без слов читает потаённые мысли; а она говорила, что старик — злой колдун, его бормотание и пение — это злые заклинания против лодки, которую задумал построить Йу. Потому что, когда Йу сделает лодку, никто во всем Нурланне не захочет больше покупать у колдуна поветерь.
И ещё она сказала парню, чтобы он никогда не становился между колдуном и волшебными мухами.
Тут Йу понял, что за лодку ему сполна достанется лиха хлебнуть. Но чем круче ему приходилось, тем больше он напрягал голову, чтобы все сообразить как следует.
Наутро, чуть свет, он пустился к морю, не дожидаясь, пока старик проснётся.
Но едва он вышел из землянки, в лощине стало твориться что-то странное. Холмов по обе стороны сделалось словно бы больше, чем было прежде, и сколько он ни шёл, а все не мог выйти на открытое место; он шёл и шёл, проваливаясь в глубоком снегу, а берег все не показывался. Никогда ещё Йу не видал, чтобы среди бела дня играли такие сполохи. Треск стоял, хоть уши затыкай, все небо было точно в огне, и длинные пламенные языки тянулись сверху, словно хотели достать путника.
Берег и лодка будто канули куда-то, Йу не узнавал окрестностей и не понимал, где он находится.
Наконец он догадался, что сбился с дороги и, вместо того чтобы идти к морю, кружил, должно быть, все время на одном месте.
Он повернул назад, но тут попал в такой густой туман, что не видно было ни зги.
Проплутав до вечера, Йу совсем выбился из сил и упал духом.
А уже ночь наступала, кругом сугробы, и снег все валит и валит.
Присел Йу на камне, чтобы хорошенько подумать, как ему быть — не пропадать же понапрасну. Вдруг, глядь, из тумана сами собой выехали лыжи, подкатились к ногам и остановились.
— Ну, коли вы ко мне дорогу нашли, так авось и обратно выведете, — сказал Йу.
Он надел лыжи, и они понесли его по горам да по долам, а он знай себе катится, куда они хотят.
А кругом тьма-тьмущая, хоть глаз коли, ничего не видать, и чем скорее бежали лыжи, тем гуще валил снег и вьюга хлестала в лицо, а ветер так и толкал, норовя сбить с ног и вырвать из-под него лыжи.
Он мчался с горы на гору так быстро, что дух захватывало, обратно мимо тех мест, где проплутал целый день, и порой ему даже казалось, что он не едет, а летит по воздуху.
Неожиданно лыжи стали как вкопанные, и он увидал, что очутился перед входом в землянку.
У порога его встретила Саймка, должно быть, заранее навстречу вышла и поджидала.
— Как только я поняла, что старик против тебя колдует, чтобы ты не смог найти дорогу к лодке, я послала за тобой самоходные лыжи, — сказала Саймка. — За свою жизнь ты можешь не опасаться, раз уж он принял тебя в дом как гостя. Но до утра лучше не показывайся ему на глаза.
Саймка незаметно провела парня в землянку, а колдун в густом дыму ничего не увидел; потом она накормила гостя, напоила и уложила спать.
А среди ночи Йу проснулся от каких-то странных звуков; издалека до него донеслось слЪвно бы жужжание; прислушавшись, он разобрал слова:
Лодка не выйдет у лопаря,
Мухе пути не найти за моря,
В дымном кольце проплутает зазря.
Старик лопарь на куче золы камлал; он пел и колотил по земле так, что все вокруг гудело.
А Саймка лежала ничком на коленях, обхватив голову руками, и молилась лопарскому богу, чтобы он отвёл колдовство.
Тут Йу догадался, в чем дело: старик ищет его, думая, что он затерялся в тумане; и смекнул парень, что дело идёт о его жизни и смерти.
Йу встал до света, оделся, а потом и вошёл, нарочно громко топая ногами и отряхиваясь от снега, как будто только что вернулся; он сказал, что был на охоте, хотел поднять медведя из берлоги. Вот только, мол, никогда ещё не случалось ему попадать в такую метель: он совсем заблудился и долго не мог отыскать дорогу.
В старикову шубу набилось нынче столько мух, что она гудела, как шмелиное гнездо. Старик посылал их в разные стороны, но сколько ни гнал, они все возвращались к нему и с гудением и жужжанием вились вокруг его головы.
Когда Йу появился на пороге, старик догадался, что мухи его не обманули, тогда он сменил гнев на милость, громко расхохотался и пробормотал себе под нос:
— Ничего, медведя мы свяжем да в яму засадим; лодки ему не видать — морок ему глаза застит, а волшебная палочка усыпит его до весны.
В этот же день старый лопарь вышел на порог и опять принялся за колдовство, поводя руками и чертя в воздухе непонятные знаки.
Тотчас же из шубы послушно вылетели две волшебные мухи, они полетели в разные стороны, куда какую послали, и. только на снегу остался после них след — две узкие протаявшие полоски. Одна муха полетела в Сальтен, чтобы принести горе и болезнь в чей-то дом, другая — в Будё, чтобы навести порчу на бедную девушку, которая должна была теперь умереть от чахотки.
Но Йу денно и нощно только и думал, как бы ему перехитрить старого колдуна.
Саймка то мольбами и лаской, то слезами, как только могла, старалась уговорить парня, чтобы он пожалел свою жизнь и не ходил бы на берег, где лежала его лодка.
Наконец и она поняла, что его ничем не переломишь, все равно уйдёт.
Тогда она, обливаясь горючими слезами, принялась целовать его руки, упрашивая, чтобы он хоть немного обождал — старик скоро отправится в йокмок, он как раз собирается в Швецию, чтобы проведать своих дружков.
В день отъезда колдун с горящей головешкой обошёл вокруг своего дома, чтобы оберечь хозяйство от беды до своего возвращения.
Вдруг снежные пастбища со стадами оленей, собаками и людьми придвинулись к самой землянке. Колдун тщательно пересчитал оленей и наказал внукам хорошенько следить за стадом, чтобы оно далеко не разбредалось, а не то без его пригляда могут напасть волки или медведи.
Потом старик выпил сонное питьё и закружился в пляске. Он кружился, пока не выбился из сил и не упал замертво. На полу осталась лежать одна шуба. Дух колдуна улетел из неё и отправился в йокмок.
Укрывшись за метелью и туманом, в йокмоке собрались под горой колдуны и шептались друг с дружкой обо всем, что есть скрытого и тайного на свете, и там совершали посвящение достойных учеников.
Тем временем волшебные мухи жужжащим роем кружили над оставленной шубой и никого не подпускали близко.
Среди ночи Йу внезапно встрепенулся, точно какая-то неведомая сила издалека нашла его — и ну тянуть и мытарить! В воздухе повеяло холодом, и среди воя вьюги послышался не то зов, не то угроза:
Плавай, как гага, как чайка, лети,
Только яйцо тебе не снести,
Ветра не кличь — весла выбьют из рук,
Гостя лопарь не отпустит на юг.
Когда заклятие отзвучало, Йу увидел склонившегося над собой старого лопаря.
1 2 3 4 5 6 7