— То есть как это «кое-что»? — неподдельно возмутился тряпичник. — Никоим образом не «кое-что»! А всё! Слышите ли вы, всё — вот подходящее слово. Разве может знать кто-нибудь больше о жизни растений, чем тот, кто проводит среди них всю свою жизнь! Чем тот, кто навсегда связал себя с этим миром и ощущает эту связь почти физически — своим животом? Как по-вашему, я вас спрашиваю?! — всё больше горячился тряпичник. — Отвечайте!
— Пожалуй, что нет, — примирительно сказал Долопихтис, которого немало позабавила непритворная вспыльчивость тряпичника.
— Вы слышите, он говорит «пожалуй». Возмутительно! Предерзко! Безусловно! Слышите ли вы: безусловно! Вот подходящее слово! Хотелось бы мне знать, что вы-то сами знаете о растениях?
Долопихтис передал свою беседу с дельфином.
— Всё, что рассказал дельфин, это правда, — произнёс тряпичник. — Но ведь он не рыба! И он сказал очень мало. Я могу дополнить его рассказ. Растения выделяют кислород, которым мы, животные, дышим. Если бы не было кислорода, то не было бы всего того, что дышит. А дышат, да будет это всем известно, все животные — рыбы, дельфины и даже раки. Правда, дышат и сами растения, но это они делают в темноте, когда наступает ночь. Но зато на свету они выделяют кислорода намного больше, чем потом потребляют его в темноте. Не будь растений и кислорода, который они выделяют, жизнь задохнулась бы в буквальном смысле этого слова, как только бы животные «выдышали» весь кислород. Вот что такое растения! И вот как немного стоило бы наше благополучие, если бы в один прекрасный день мы лишились растений! — И неожиданно добавил: — Не вижу ничего предосудительного в том, что я унаследовал некоторые черты лучших, благороднейших созданий природы!
Последнее замечание показалось Долопихтису преувеличенно смелым, и он высказал свои сомнения в очень деликатной форме:
— Я полагаю, что подражание, как приём, заслуживает одобрения, но ведь само слово «подражание» указывает на существование в известном роде подделки, не правда ли?
Но уже в следующее мгновение удильщик раскаялся в своих словах. Казалось, тряпичник задохнётся от негодования.
— Подделка! — выкрикнул он, и все его выросты-тряпочки пришли в волнение. — Неслыханное оскорбление! И от кого?! От рыбы, которая напоминает худшее, что есть в нашем мире! Рыбы, которая настолько недальновидна, что не понимает разницы между подделкой и приспособлением! Рыбы, которая вообще не понимает мудрости приспособления! Хотелось бы мне знать, чем питается рыба, пожирающая себе подобных внизу, в отвратительной темноте и сомнительном обществе, здесь, наверху, где светло и возвышенно? Ручаюсь, что ей не удастся полакомиться и самой глупой рыбёшкой. Потому что профессор внизу — это дурак наверху! И здесь никого всякими нелепыми штуками, вроде тех, что болтаются у некоторых на носу, не сманить!
В этом месте Долопихтис почувствовал, что даже у благодушия, которое казалось ему безмерным и незыблемым в начале беседы, есть свои пределы, И он сказал вкрадчиво:
— Мне кажется, что самой первой рыбой, которую я узнаю поближе, будет мой не в меру вспыльчивый собеседник.
— Вот как! Я смеюсь вам в лицо! Вы забываете о Законе! И вы не посмеете, не осмелитесь его нарушить из-за боязни расплаты, потому что нас видят и слышат десятки свидетелей.
— Мы слышим и видим! — раздалось сразу несколько голосов, и Долопихтис с удивлением убедился, что они с тряпичником не одни. Но сколько он ни оглядывался по сторонам, ему никого не удавалось разглядеть, — кругом были одни водоросли. Иногда ему казалось, что он угадывает какое-то смутное очертание живого среди буйствующей зелени, но, присматриваясь, он всякий раз убеждался, что ошибся.
— Что! — не унимался тряпичник. — Я вижу, что мой не слишком любезный собеседник получает наглядный урок мудрости приспособления! Хорошо ещё, если при таком отвратительном характере вам вообще удастся унести отсюда ноги подобру-поздорову. Здесь, наверху, вы неуместны: вас видно за версту, вы малоподвижны и вдобавок хищник вы тоже не бог весть какой! Смотреть вы не умеете, а ваши светящиеся зубы и что-то там такое, что болтается у вас на носу, пригодны здесь не более, чем ваша фальшивая улыбка. Уходите, вы, оскорбивший в моем лице великое изобретение природы!
Долопихтис давно уже понял, что попал в скверную историю, и хотя он не преступил Закона, но угроза физической расправы с собеседником была уже достаточно серьёзным прегрешением, чтобы нажить неприятности. «Извлечь урок и уносить ноги», — решил удильщик. Но так как извлечь урок он уже успел, то ему оставалось только определить, в каком направлении следует уносить ноги.
— Я очень огорчён, что вас обидел. И тем более неприятно, что это получилось без злого умысла, само собой.
— Вы слышите? Он сказал — «само собой»!
— Мы слышим! — как эхо, откликнулось несколько голосов.
— Поэтому, тряпичник, я приношу вам свои извинения, которые я покорно прошу принять! — продолжал Долопихтис, силясь разглядеть, откуда всё-таки доносились голоса. — И я сознаюсь в собственном легкомысленном отношении к такой важной вещи, как приспособление.
Тряпичник, всё ещё негодуя, тряс своими выростами и подозрительно слушал Долопихтиса, пытаясь найти в его словах подвох. Но Долопихтис выглядел таким огорчённым и раскаяние его казалось таким неподдельным, что тряпичник не выдержал:
— Ваши извинения я принимаю. Надеюсь, что они искренни. Ещё больше надеюсь, что вы извлечёте для себя практическую пользу из нашей беседы. Вы ведь тоже приспособлены, но к жизни там, внизу. А здесь я вам посоветую плавать, всё время оглядываясь по сторонам, и помнить о Законе. В этом ваш единственный шанс сохранить голову.
— Благодарю вас! — взволнованно воскликнул Долопихтис. — Вы великодушны, а великодушие — черта героев. Не укажете ли вы направление, в котором мне надо плыть, чтобы выбраться из зарослей?
— Вы приплыли оттуда. Но будет лучше, если вас проводят к границе зарослей.
— Это могу сделать я, — раздался совсем рядом голос, и Долопихтис увидел, как от ближайшего кустика водорослей к ним двинулась узкая и длинная, как стебелёк, рыбка. Когда она принимала вертикальное положение, самый взыскательный глаз не был в состоянии обнаружить её в зарослях.
— И я могу составить компанию рыбе-стреле, — раздался другой голос, который принадлежал морской мыши, ярко раскрашенной рыбке со множеством выростов на теле, среди которых один напоминал фонарик удильщика. Долопихтис даже предположил, что рыбка является его отдалённым родственником.
— Скажите, пожалуйста, мы с вами не родственники? — обратился к ней Долопихтис.
— Очень, очень дальние, — сухо ответила морская мышь, проявляя явное нежелание к более близкому знакомству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15