и, подумаешь, какая важность – белый человек! В их стране и белым приходится ездить в одних вагонах с цветными» и т. п.
– Что он там бормочет? – спросил Муби. Когда служащий студии перевел ему слова патана, Муби рассмеялся и сказал:
– Хорошо, что я не связался с ним. Мне всегда говорили о том, что никогда, ни при каких обстоятельствах не следует ввязываться в драку с индийцем.
Его спутник ответил ему:
– Да, вы хорошо сделали, последовав этому совету, потому что это не индиец. Это афганец.
– Афганец? – с удивлением повторил Муби. – Какая же разница между индийцем и афганцем?
– Если бы он был индийцем, то он безропотно проглотил бы вашу пощечину и после этого целый день униженно ходил бы за вами, чтобы вечером попросить у вас вознаграждения за свою покорность. Но этот привратник – афганец. А между афганцем и индийцем разница в том, что у афганца всегда при себе нож, тогда как у индийца – его «салям».
– Я не хочу заводить с вами разговора на политические темы, – улыбнулся Муби. – Однако объясните мне, почему для охраны вашей студии вы наняли афганца?
– У нашего народа такой обычай. Для того чтобы оборонять свою страну, мы держим англичан, а для охраны своей собственности нанимаем афганцев.
– Почему же вы не охраняете сами себя?
Уязвленный таким вопросом, собеседник Муби резко ответил ему:
– Если бы мы так поступили, то это явилось бы приглашением для вас, американцев, нагрянуть из-за океана в нашу страну.
Примирительным тоном Муби сказал:
– Оставим этот разговор. Я американский солдат. Меня зовут Муби. Мне хотелось бы посмотреть вашу студию.
В ответ спутник Муби с гордостью произнес:
– Добро пожаловать. Мое имя Провиз. Вы хотите осмотреть студию? Но ведь сегодня не рабочий день! Владельцев студии сейчас здесь нет, и потом… ведь сегодня рождество. Почему вы решили осмотреть студию именно сегодня? Сегодня лучше было бы пойти в какой-нибудь танцевальный холл…
Муби серьезно и твердо сказал:
– Я не люблю танцевать.
Провиз посмотрел на него удивленно. Потом заговорил другим тоном:
– Идемте, я познакомлю вас с моими друзьями.
На веранде они увидели несколько человек, сидевших в плетеных тростниковых креслах. Некоторые играли в шахматы. Провиз представил их Муби. Женщин звали Азра и Мумтаз, мужчин – Хамид, Пракаш и Шам.
Все они ожидали автобуса, принадлежавшего студии, чтобы поехать в кино.
– Какую кинокартину вы собираетесь смотреть? – спросил Муби.
– Некоторые люди любят смотреть не только американские, но и индийские фильмы. Вот и мы поедем смотреть индийскую кинокартину, не правда ли, друзья?
– О, конечно!
После короткого молчания Муби сказал:
– Мне еще ни разу не приходилось смотреть индийские фильмы. Я бы очень хотел увидеть что-нибудь.
– Тогда поедемте с нами, – пригласили его. Подошел автобус, и они отправились в путь. Когда они взяли билеты и вошли в зал, до начала сеанса оставалось еще Довольно много времени. Поэтому вся компания решила пойти в буфет обедать. На столах появились самые разнообразные восточные кушанья: варенье с пряностями, бобы, картофель и жареное мясо с острым соусом, всевозможная зелень, и за всем этим следовал неизбежный бетель. Несколько раз Муби пытался вытащить из кармана деньги, чтобы заплатить за обед, но всякий раз новые знакомые останавливали его, говоря:
– О, нет, нет, не беспокойтесь! Мы знаем, что американские солдаты – богатые люди. Когда-нибудь, в другой раз, мы постараемся разорить вас, но не сегодня. Ведь сегодня рождество!
После кино кто-то из компании спросил Муби, понравилась ли ему картина. Муби учтиво похвалил ее.
– Но, – прибавил он, – в ней очень много песен. Вероятно, это музыкальный фильм?
– У нас каждый фильм является музыкальным, да было бы вам известно, миштер Муби! – резко отрезал Шам. Он повернулся к Муби и глубоко затянулся дымом сигареты.
– Почему же миштер? – спросил его Муби.
– Я выражаюсь так, как мне нравится! Да, именно так, как мне нравится, понятно ли это вам, мистер «чумазый».
– Чумазый? Что это значит? – удивился Муби.
– Не все ли равно, что это значит? Я просто шучу, понимаете ли вы, Муби-Луби, Чучи-Мучи!
И Шам, неожиданно протянул руку к голове Муби, взъерошил его волосы.
– Хорошо! – весело сказал Муби. – Теперь я тоже буду называть вас не Шам, а Шимми.
– Шим, Шим! – подхватил Хамид, расхохотавшись.
– О, пхате мунх! – невольно вырвалось у Шама.
– Фате му? – повторил Муби.
– Это еще одно бранное слово. Этот тип – пенджабец и не произносит иных слов, кроме бранных, – пояснил Хамид.
Прервав Хамида, Шам положил на плечо Муби руку и сказал:
– Как вы смотрите на то, чтобы пойти сейчас в какой-нибудь укромный китайский ресторан и отпраздновать там рождество? Отвечайте скорее!
– Пхате му! – подбросив в воздух кепи, воскликнул Муби. – О, отныне я буду звать так своего полковника! Непременно, вот увидите!
В китайском ресторане, куда они вошли, было безлюдно. Под причудливыми, на манер китайских волшебных фонариков, электрическими лампочками, струившими мягкий, рассеянный свет, были чинно расставлены вдоль стен маленькие изящные столики. Со стены на вошедших смотрели портреты Чан Кай-ши, Черчилля и Рузвельта. Все дышало атмосферой таинственности и загадочности.
Глаза Чан Кай-ши казались тревожными, а на лице запечатлелись следы многих страстей и переживаний.
Рузвельт, как и подобает руководителю страны, выдвигающейся на главное место среди великих держав мира, выглядел самодовольным и удовлетворенным.
Черчилль крепко сжимал во рту сигару. Жесткое и властное очертание его поджатых губ, устремленный куда-то в пространство холодный самоуверенный взгляд, – все как бы говорило: «Я был, есть и буду повелителем, чья воля определяет судьбы стран и народов…»
Когда Пракаш внимательно посмотрел на портреты, ему показалось, что в выражении лиц Черчилля и этой коричневой мумии – Чан Кай-ши есть какое-то поразительное сходство. Несмотря на все внутреннее и внешнее различие между ними, существовало что-то неуловимо общее для них обоих. Та же холодная жестокость во взгляде, то же хищное выражение в чертах лица того и другого…
На мгновенье Пракаш даже остановился, вглядываясь в портреты… Вдруг он почувствовал, что хотел бы увидеть на стене портрет другого человека… Кого?…
Сегодня рождество. Все крыши, стены домов и все вокруг разукрашено флагами союзников… Пракаш несколько раз принимался искать глазами другие флаги. Чьи флаги?…
Не было нигде ни тех портретов, ни тех флагов. Пракаш подумал:
«Почему все усиливается в сердце эта тоска? Почему мне чудится, будто на лицах этих блестящих американских и канадских летчиков начертано выражение самодовольства и высокомерной гордости?
1 2 3 4 5 6 7 8
– Что он там бормочет? – спросил Муби. Когда служащий студии перевел ему слова патана, Муби рассмеялся и сказал:
– Хорошо, что я не связался с ним. Мне всегда говорили о том, что никогда, ни при каких обстоятельствах не следует ввязываться в драку с индийцем.
Его спутник ответил ему:
– Да, вы хорошо сделали, последовав этому совету, потому что это не индиец. Это афганец.
– Афганец? – с удивлением повторил Муби. – Какая же разница между индийцем и афганцем?
– Если бы он был индийцем, то он безропотно проглотил бы вашу пощечину и после этого целый день униженно ходил бы за вами, чтобы вечером попросить у вас вознаграждения за свою покорность. Но этот привратник – афганец. А между афганцем и индийцем разница в том, что у афганца всегда при себе нож, тогда как у индийца – его «салям».
– Я не хочу заводить с вами разговора на политические темы, – улыбнулся Муби. – Однако объясните мне, почему для охраны вашей студии вы наняли афганца?
– У нашего народа такой обычай. Для того чтобы оборонять свою страну, мы держим англичан, а для охраны своей собственности нанимаем афганцев.
– Почему же вы не охраняете сами себя?
Уязвленный таким вопросом, собеседник Муби резко ответил ему:
– Если бы мы так поступили, то это явилось бы приглашением для вас, американцев, нагрянуть из-за океана в нашу страну.
Примирительным тоном Муби сказал:
– Оставим этот разговор. Я американский солдат. Меня зовут Муби. Мне хотелось бы посмотреть вашу студию.
В ответ спутник Муби с гордостью произнес:
– Добро пожаловать. Мое имя Провиз. Вы хотите осмотреть студию? Но ведь сегодня не рабочий день! Владельцев студии сейчас здесь нет, и потом… ведь сегодня рождество. Почему вы решили осмотреть студию именно сегодня? Сегодня лучше было бы пойти в какой-нибудь танцевальный холл…
Муби серьезно и твердо сказал:
– Я не люблю танцевать.
Провиз посмотрел на него удивленно. Потом заговорил другим тоном:
– Идемте, я познакомлю вас с моими друзьями.
На веранде они увидели несколько человек, сидевших в плетеных тростниковых креслах. Некоторые играли в шахматы. Провиз представил их Муби. Женщин звали Азра и Мумтаз, мужчин – Хамид, Пракаш и Шам.
Все они ожидали автобуса, принадлежавшего студии, чтобы поехать в кино.
– Какую кинокартину вы собираетесь смотреть? – спросил Муби.
– Некоторые люди любят смотреть не только американские, но и индийские фильмы. Вот и мы поедем смотреть индийскую кинокартину, не правда ли, друзья?
– О, конечно!
После короткого молчания Муби сказал:
– Мне еще ни разу не приходилось смотреть индийские фильмы. Я бы очень хотел увидеть что-нибудь.
– Тогда поедемте с нами, – пригласили его. Подошел автобус, и они отправились в путь. Когда они взяли билеты и вошли в зал, до начала сеанса оставалось еще Довольно много времени. Поэтому вся компания решила пойти в буфет обедать. На столах появились самые разнообразные восточные кушанья: варенье с пряностями, бобы, картофель и жареное мясо с острым соусом, всевозможная зелень, и за всем этим следовал неизбежный бетель. Несколько раз Муби пытался вытащить из кармана деньги, чтобы заплатить за обед, но всякий раз новые знакомые останавливали его, говоря:
– О, нет, нет, не беспокойтесь! Мы знаем, что американские солдаты – богатые люди. Когда-нибудь, в другой раз, мы постараемся разорить вас, но не сегодня. Ведь сегодня рождество!
После кино кто-то из компании спросил Муби, понравилась ли ему картина. Муби учтиво похвалил ее.
– Но, – прибавил он, – в ней очень много песен. Вероятно, это музыкальный фильм?
– У нас каждый фильм является музыкальным, да было бы вам известно, миштер Муби! – резко отрезал Шам. Он повернулся к Муби и глубоко затянулся дымом сигареты.
– Почему же миштер? – спросил его Муби.
– Я выражаюсь так, как мне нравится! Да, именно так, как мне нравится, понятно ли это вам, мистер «чумазый».
– Чумазый? Что это значит? – удивился Муби.
– Не все ли равно, что это значит? Я просто шучу, понимаете ли вы, Муби-Луби, Чучи-Мучи!
И Шам, неожиданно протянул руку к голове Муби, взъерошил его волосы.
– Хорошо! – весело сказал Муби. – Теперь я тоже буду называть вас не Шам, а Шимми.
– Шим, Шим! – подхватил Хамид, расхохотавшись.
– О, пхате мунх! – невольно вырвалось у Шама.
– Фате му? – повторил Муби.
– Это еще одно бранное слово. Этот тип – пенджабец и не произносит иных слов, кроме бранных, – пояснил Хамид.
Прервав Хамида, Шам положил на плечо Муби руку и сказал:
– Как вы смотрите на то, чтобы пойти сейчас в какой-нибудь укромный китайский ресторан и отпраздновать там рождество? Отвечайте скорее!
– Пхате му! – подбросив в воздух кепи, воскликнул Муби. – О, отныне я буду звать так своего полковника! Непременно, вот увидите!
В китайском ресторане, куда они вошли, было безлюдно. Под причудливыми, на манер китайских волшебных фонариков, электрическими лампочками, струившими мягкий, рассеянный свет, были чинно расставлены вдоль стен маленькие изящные столики. Со стены на вошедших смотрели портреты Чан Кай-ши, Черчилля и Рузвельта. Все дышало атмосферой таинственности и загадочности.
Глаза Чан Кай-ши казались тревожными, а на лице запечатлелись следы многих страстей и переживаний.
Рузвельт, как и подобает руководителю страны, выдвигающейся на главное место среди великих держав мира, выглядел самодовольным и удовлетворенным.
Черчилль крепко сжимал во рту сигару. Жесткое и властное очертание его поджатых губ, устремленный куда-то в пространство холодный самоуверенный взгляд, – все как бы говорило: «Я был, есть и буду повелителем, чья воля определяет судьбы стран и народов…»
Когда Пракаш внимательно посмотрел на портреты, ему показалось, что в выражении лиц Черчилля и этой коричневой мумии – Чан Кай-ши есть какое-то поразительное сходство. Несмотря на все внутреннее и внешнее различие между ними, существовало что-то неуловимо общее для них обоих. Та же холодная жестокость во взгляде, то же хищное выражение в чертах лица того и другого…
На мгновенье Пракаш даже остановился, вглядываясь в портреты… Вдруг он почувствовал, что хотел бы увидеть на стене портрет другого человека… Кого?…
Сегодня рождество. Все крыши, стены домов и все вокруг разукрашено флагами союзников… Пракаш несколько раз принимался искать глазами другие флаги. Чьи флаги?…
Не было нигде ни тех портретов, ни тех флагов. Пракаш подумал:
«Почему все усиливается в сердце эта тоска? Почему мне чудится, будто на лицах этих блестящих американских и канадских летчиков начертано выражение самодовольства и высокомерной гордости?
1 2 3 4 5 6 7 8