В промышленности применить его нельзя.
— То есть дело, не имеющее перспективы? Я правильно вас понял?
Что-то угрожающее чувствовалось в тоне, еще как бы спокойном. Василий Данилович ответил:
— В далекой перспективе мы, может быть, действительно будем выплавлять сталь только электричеством. Пока же…
— И изобретателю, следовательно, не помогли? Пришлось промолчать. Челышев не хотел заслоняться строчками своего заключения — изобретателю-де надо оказать небольшую разумную помощь, — не хотел подводить этим Онисимова. А ссылка на другое министерство, ведавшее преподавателем Лесных, казалась и вовсе чиновничьей, претила Василию Даниловичу. Сталин, однако, не позволил ему избежать ответа.
— Так что же, не помогли?
Челышев буркнул:
— Не знаю.
— А я знаю. Вы с товарищем Онисимовым не помогли. Вместо вас это сделали другие. И хотя вы придерживаетесь взгляда, что изобретение практической ценности не имеет… — Сталин выдержал паузу, словно ожидая от Челышева подтверждения — Я правильно вас понял?
— Да.
— Тем не менее, у меня на столе, товарищ Челышев, — голос Сталина зазвучал жестче, — лежит металл, лежат образцы стали, выплавленные этим способом. Я вам их пришлю вам и товарищу Онисимову.
Челышев понял — вот к какому известию относилось восклицание Онисимова: «Впервые сейчас об этом слышу». Василий Данилович тоже лишь теперь услышал эту новость.
— Выплавить-то можно, — сказал он. — Но сколько это стоило?
— Почти ничего не стоило. Плавку провели в лаборатории Сибирского политехнического института. Помощниками товарища Лесных были несколько студентов.
Опять в кабинет бесшумно вбежал Серебрянников, держа две папки. Онисимов их почти выхватил, стал быстро листать, поглядывая и на Челышева, разгадывая, если не по его взору — маленькие глаза академика совсем скрылись под хмуро нависшими бровями, — то по мимолетным теням на сухощавом лице, о чем говорит Сталин.
Серебрянников встал за спиной Онисимова, слегка к нему склонился и, как прежде, не утрачивая достоинства, был наготове для дальнейших поручений.
— А посчитать все-таки бы надобно, — сказал Челышев. — К тому же и печь пришла в негодность, кладка сгорела.
— Кто вам сообщил?
Василий Данилович позволил себе усмехнуться.
— Не маленький. Могу сообразить. Но это, Иосиф Виссарионович, было бы не страшно, если бы…
Сталин нетерпеливо перебил:
— Зачем, товарищ Челышев, подменять мелочами главное? Разве что-либо значительное рождается без мук? — Удовлетворенный своей формулой, он помолчал. Затем опять обрел медлительность. — Главное в том, что новым способом выплавлена сталь. А остальное приложится, если мы, товарищ Челышев, будем в этом настойчивы. Не так ли?
Уловив прорвавшиеся в какое-то мгновение раздраженные или, пожалуй, капризные интонации Сталина, Василий Данилович не дерзнул возражать. А возражения просились на язык. «Зачем подменять мелочами главное?» Так то оно так, но когда-то вы, товарищ Сталин, не чурались мелочей. И допытывались, выспрашивали о всяческих подробностях. А ведь способов прямого получения стали из руды предложено уже немало, и у нас, и в мировой металлургии. И каждый способ — это мелочи, тонкости, подробности «Будем настойчивы». Нет, не все в технике, в промышленности можно взять только настойчивостью. Сначала надо иметь верное решение.
— Таким образом, вы совершили ошибку, товарищ Челышев. — Сталин помедлил, дав время Челышеву воспринять тяжесть этих слов. — Но поправимую. Давайте будем ее поправлять. Этот металл нам нужен.
21
Признаться, Челышев заколебался.
Когда-то в декабре 1934-го он, вечно насупленный главный инженер «Новоуралстали», держал речь в Кремле, приветствовал Сталина. Приветствовал от лица сотоварищей, участников той встречи, да и от всех металлургов, которые впервые в истории России выплавили десять миллионов тонн чугуна в год.
Челышеву за два или три дня сообщили об этом предстоящем ему выступлении. Он лишь буркнул в ответ:
— Ладно.
Оратором он был никудышным. В устных преданиях, что еще и ныне заменяют не записанную никем историю отечественной металлургии, отмечено его выступление на митинге новоуралсталевцев по случаю пуска первой домны. Каждый оратор, по обычаю тех времен, заключал речь здравицей, выкрикивал, например. «Да здравствует героический рабочий класс!», «Да здравствует великий Сталин!» и тому подобное. Челышев же, огласив, или, верней, пробормотав несколько цифр, характеризующих мощность построенной домны, самой большой в Европе ее вооруженность механизмами, тоже под конец речи рявкнул: «Да здравствует!» Ему хотелось сказать «домна номер первый», — она, эта могучая печь была его любовью, его страстью, воистину делом его жизни, — но, постеснявшись, он так и не закончил своего возгласа. Проорал «Да здравствует!» и, к этому ничего не добавив, умолк.
Время от времени в центральной печати появлялись его статьи. Каждую из них, собственно говоря, делал, исполняя поручение редакции, тот или иной журналист, разумеется, сперва задав Челышеву ряд вопросов, занеся в блокнот его высказывания Политическое «верую» Василия Даниловича было лишено какой либо двусмысленности. Одушевляя свои домны, распознавая, как подчас ему казалось, их язык, понимая их жалобы, желания, ощущая себя как бы их депутатом, представителем, Челышев является сторонником Советской власти, сторонником партии, совершавшей небывалую индустриализацию. Единожды решив это для себя, он затем предоставил журналистам уснащать его статьи политическими фразами, нередко размашистыми или пустыми Изготовленные за него статьи он легко подписывал, исправляя лишь неточности, относившиеся к технике, к его инженерной специальности.
Вот такому-то оратору и поручили сказать приветственное слово Сталин.
По брусчатке Красной площади Челышев шагал среди других металлургов к Спасским воротам Кремля.
— Ну как, Василий Данилович, приготовили речь? — спросил кто-то из спутников.
— Какую речь? Я ведь от всех буду выступать. Прочту, что дадите. И все…
Лишь тут для него выяснилось, что никакого общего приветствия не составлено, что ему, уже прожившему полвека инженеру, строителю «Новоуралстали», заслужившему честь говорить от имени сотоварищей, предстоит высказать собственными словами свои чувства. Как же это так? Через десять-пятнадцать минут он встанет перед Сталиным, а в мыслях нет никакого плана речи.
Вот Челышев уже поднимается вместе со всеми по лестницам Кремлевского дворца. Никто не говорит громко; мягкие ковры, разостланные на ступеньках, глушат шум шагов. Смутно ощущая эту особую торжественную тишину, Челышев сосредоточивался, стремясь усилием мысли выделить самое существенное, самое главное из того, что пережил и передумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— То есть дело, не имеющее перспективы? Я правильно вас понял?
Что-то угрожающее чувствовалось в тоне, еще как бы спокойном. Василий Данилович ответил:
— В далекой перспективе мы, может быть, действительно будем выплавлять сталь только электричеством. Пока же…
— И изобретателю, следовательно, не помогли? Пришлось промолчать. Челышев не хотел заслоняться строчками своего заключения — изобретателю-де надо оказать небольшую разумную помощь, — не хотел подводить этим Онисимова. А ссылка на другое министерство, ведавшее преподавателем Лесных, казалась и вовсе чиновничьей, претила Василию Даниловичу. Сталин, однако, не позволил ему избежать ответа.
— Так что же, не помогли?
Челышев буркнул:
— Не знаю.
— А я знаю. Вы с товарищем Онисимовым не помогли. Вместо вас это сделали другие. И хотя вы придерживаетесь взгляда, что изобретение практической ценности не имеет… — Сталин выдержал паузу, словно ожидая от Челышева подтверждения — Я правильно вас понял?
— Да.
— Тем не менее, у меня на столе, товарищ Челышев, — голос Сталина зазвучал жестче, — лежит металл, лежат образцы стали, выплавленные этим способом. Я вам их пришлю вам и товарищу Онисимову.
Челышев понял — вот к какому известию относилось восклицание Онисимова: «Впервые сейчас об этом слышу». Василий Данилович тоже лишь теперь услышал эту новость.
— Выплавить-то можно, — сказал он. — Но сколько это стоило?
— Почти ничего не стоило. Плавку провели в лаборатории Сибирского политехнического института. Помощниками товарища Лесных были несколько студентов.
Опять в кабинет бесшумно вбежал Серебрянников, держа две папки. Онисимов их почти выхватил, стал быстро листать, поглядывая и на Челышева, разгадывая, если не по его взору — маленькие глаза академика совсем скрылись под хмуро нависшими бровями, — то по мимолетным теням на сухощавом лице, о чем говорит Сталин.
Серебрянников встал за спиной Онисимова, слегка к нему склонился и, как прежде, не утрачивая достоинства, был наготове для дальнейших поручений.
— А посчитать все-таки бы надобно, — сказал Челышев. — К тому же и печь пришла в негодность, кладка сгорела.
— Кто вам сообщил?
Василий Данилович позволил себе усмехнуться.
— Не маленький. Могу сообразить. Но это, Иосиф Виссарионович, было бы не страшно, если бы…
Сталин нетерпеливо перебил:
— Зачем, товарищ Челышев, подменять мелочами главное? Разве что-либо значительное рождается без мук? — Удовлетворенный своей формулой, он помолчал. Затем опять обрел медлительность. — Главное в том, что новым способом выплавлена сталь. А остальное приложится, если мы, товарищ Челышев, будем в этом настойчивы. Не так ли?
Уловив прорвавшиеся в какое-то мгновение раздраженные или, пожалуй, капризные интонации Сталина, Василий Данилович не дерзнул возражать. А возражения просились на язык. «Зачем подменять мелочами главное?» Так то оно так, но когда-то вы, товарищ Сталин, не чурались мелочей. И допытывались, выспрашивали о всяческих подробностях. А ведь способов прямого получения стали из руды предложено уже немало, и у нас, и в мировой металлургии. И каждый способ — это мелочи, тонкости, подробности «Будем настойчивы». Нет, не все в технике, в промышленности можно взять только настойчивостью. Сначала надо иметь верное решение.
— Таким образом, вы совершили ошибку, товарищ Челышев. — Сталин помедлил, дав время Челышеву воспринять тяжесть этих слов. — Но поправимую. Давайте будем ее поправлять. Этот металл нам нужен.
21
Признаться, Челышев заколебался.
Когда-то в декабре 1934-го он, вечно насупленный главный инженер «Новоуралстали», держал речь в Кремле, приветствовал Сталина. Приветствовал от лица сотоварищей, участников той встречи, да и от всех металлургов, которые впервые в истории России выплавили десять миллионов тонн чугуна в год.
Челышеву за два или три дня сообщили об этом предстоящем ему выступлении. Он лишь буркнул в ответ:
— Ладно.
Оратором он был никудышным. В устных преданиях, что еще и ныне заменяют не записанную никем историю отечественной металлургии, отмечено его выступление на митинге новоуралсталевцев по случаю пуска первой домны. Каждый оратор, по обычаю тех времен, заключал речь здравицей, выкрикивал, например. «Да здравствует героический рабочий класс!», «Да здравствует великий Сталин!» и тому подобное. Челышев же, огласив, или, верней, пробормотав несколько цифр, характеризующих мощность построенной домны, самой большой в Европе ее вооруженность механизмами, тоже под конец речи рявкнул: «Да здравствует!» Ему хотелось сказать «домна номер первый», — она, эта могучая печь была его любовью, его страстью, воистину делом его жизни, — но, постеснявшись, он так и не закончил своего возгласа. Проорал «Да здравствует!» и, к этому ничего не добавив, умолк.
Время от времени в центральной печати появлялись его статьи. Каждую из них, собственно говоря, делал, исполняя поручение редакции, тот или иной журналист, разумеется, сперва задав Челышеву ряд вопросов, занеся в блокнот его высказывания Политическое «верую» Василия Даниловича было лишено какой либо двусмысленности. Одушевляя свои домны, распознавая, как подчас ему казалось, их язык, понимая их жалобы, желания, ощущая себя как бы их депутатом, представителем, Челышев является сторонником Советской власти, сторонником партии, совершавшей небывалую индустриализацию. Единожды решив это для себя, он затем предоставил журналистам уснащать его статьи политическими фразами, нередко размашистыми или пустыми Изготовленные за него статьи он легко подписывал, исправляя лишь неточности, относившиеся к технике, к его инженерной специальности.
Вот такому-то оратору и поручили сказать приветственное слово Сталин.
По брусчатке Красной площади Челышев шагал среди других металлургов к Спасским воротам Кремля.
— Ну как, Василий Данилович, приготовили речь? — спросил кто-то из спутников.
— Какую речь? Я ведь от всех буду выступать. Прочту, что дадите. И все…
Лишь тут для него выяснилось, что никакого общего приветствия не составлено, что ему, уже прожившему полвека инженеру, строителю «Новоуралстали», заслужившему честь говорить от имени сотоварищей, предстоит высказать собственными словами свои чувства. Как же это так? Через десять-пятнадцать минут он встанет перед Сталиным, а в мыслях нет никакого плана речи.
Вот Челышев уже поднимается вместе со всеми по лестницам Кремлевского дворца. Никто не говорит громко; мягкие ковры, разостланные на ступеньках, глушат шум шагов. Смутно ощущая эту особую торжественную тишину, Челышев сосредоточивался, стремясь усилием мысли выделить самое существенное, самое главное из того, что пережил и передумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62