- Товарищ генерал. Но я прошу... - произносит Засмолин.
- Не дам! Ни одного бойца не дам! Учись воевать собственными силами.
- Сейчас их нет...
- Вранье! Не верю! С твоими силами можно раздавить это село! С твоей артиллерией там все можно разнести к чертовой матери! Руководить надо, управлять надо, а не распускать слюни!
- Но...
- К черту твои "но"... Отправляйтесь сейчас сами, - командир, комиссар, начальник штаба, все до единого, все, кто есть у тебя в штабе. Отправляйтесь туда, где растеряли своих людей, и наводите там порядок. И чтобы в двадцать ноль-ноль задача была выполнена! Окружить и взять Рождествено во что бы то ни стало!
Белобородов смотрит на Засмолина в упор.
- Любой ценой! Понятно?
Его взгляд, почти физически источающий волю, ясно говорит: "Даже ценой твоей, Засмолин, жизни!"
- Понятно! - отвечает Засмолин.
Генерал испытующе смотрит на него, потом поворачивается к комиссару:
- А тебе, комиссар, задача: пробиться к пулеметчикам в Рождествено. Собери охотников - фамилии их сейчас же мне пришли сюда - и с ними! Ползком ползите, но проскользните, поддержите! Там твое место, комиссар! Ясно?
- Ясно, товарищ генерал.
- Ну, что еще? Тут, товарищи, проверяется все. С нами шутить не будут. Это приказ Москвы.
Белобородов сказал это негромко, но с такой непреклонной силой, что у меня морозец пробежал по позвоночнику. И вероятно, не только у меня. Вероятно, многие, кто присутствовали в эту минуту здесь, в сырой, промозглой комнате, где обосновался штаб советских войск, начавших в шесть утра 8 декабря 1941 года атаку на волоколамском направлении, - многие остро ощутили критический час истории, когда Белобородов второй раз в этот день произнес слово "Москва".
После минутной паузы Белобородов спросил:
- Вопросов нет?
- Разрешите сказать, товарищ генерал, - произнес Засмолин.
Он уже изменился - проступила командирская подтянутость, командирская твердость.
- Комиссар ранен, товарищ генерал.
- Ранен? Куда?
- В левое плечо. Ему на поле боя санитар сделал перевязку.
- Я... - начал комиссар и смолк.
- Говорите, - сказал Белобородов.
- Завтра я приду к вам, товарищ генерал, с докладом, что задача выполнена, или... - Комиссар запнулся, но заставил себя договорить: - Или не приду совсем!
Белобородов пристально посмотрел на комиссара.
- Хорошо, - сказал он. - Больше вопросов нет? Нет? Все. Идите.
11
15.40. Белобородов возвращается к себе и молча шагает по комнате. Потом говорит:
- На войне жалость в сторону. Будешь жалеть - и людей погубишь, и задачу не выполнишь.
Он смотрит на часы:
- Ого, дело к вечеру. Скоро второй день начнем.
- Как второй? - спрашиваю я.
Генерал смеется:
- Это у меня собственная астрономия. Привык по-своему считать: до вечера один день, а потом - второй. В один день два боевых дня укладываем, а иначе теперь и воевать нельзя. Но война войной, а обедать надо. Власов! Опять голодом моришь? Как с обедом? Давай, давай - и чтобы щи были погорячей.
15.50. На стол, где стоит телефон, ставят тарелки, хлеб, стаканы.
Белобородов берет трубку и вызывает командира второго гвардейского полка:
- Алексей? Ну, как у тебя дела? Все еще возишься со школой? Почему севернее не идешь? Как некуда?
Что за чепуха, какой-то заколдованный круг. А почему Николай прошел? Он уже кирпичный завод миновал! Что? Не миновал? Вот я вас соберу обоих и палками отдеру. Один на другого оглядываетесь. Вы думаете, нам простится это безобразие? Целоваться будут с нами? Давай обтекай! Никаких отсрочек! Какую помощь я тебе дам? Михаила? Нет, дорогой, Михаила я тебе в помощь не пошлю. Выполняй собственными силами. Пойми, Алексей, мне нужно, чтобы ты все держал там в напряжении, а то провороним всю операцию... Пускай народ пообедает, передохнет - и опять за дело! А ты сейчас же приезжай ко мне сюда! Я на новом месте. Знаешь? Найдешь? Приезжай, только быстро-быстро, чтобы через четверть часа был здесь!
15.55. Генерал звонит командиру первого гвардейского полка и, расспросив о положении, приказывает явиться через четверть часа.
16.00. Белобородов зовет Витевского, берет у него черную твердую папку, раскрывает и смотрит на карту. Там красными стрелами нанесено продвижение полков и батальонов. Некоторые линии пришлось стереть резинкой - от них на карте сохранился слегка вдавленный розоватый след, - здесь атакующие части отошли. Другие стрелки остались короткими - уже в течение часа или двух по проводам, идущим оттуда, сообщают: "На старом месте. Положение прежнее", и нет ни одного донесения, которое позволило бы удлинить хотя бы на миллиметр замершие красные линии.
- Эх, - произносит Белобородов, - все просят помощи. А мы с тобой, Витевский, ни разу не просили. И не будем!
Генерал поднимает голову. Лицо спокойно, глаза ясны, он улыбается. Ему - командиру 9-й гвардейской - есть чем гордиться, есть о чем вспомнить.
- Что же, - продолжает он, - сообщи штабу армии обстановку. И добавь... - Белобородов подмигивает: - И добавь: начинаем второй тур. Понятно?
- Понятно, товарищ генерал...
- Иди обедай. Мы тут тоже перед новыми делами немного подзаправимся... И как только пообедаю, давай мне сюда подполковника Суханова и этого... лейтенанта-сорвиголова... Сидельникова! За Сухановым сейчас же пошли мою машину.
- Есть, товарищ генерал.
16.05. Белобородов идет вместе с Витевским к двери, отворяет ее и кричит:
- Власов!
Потом вдруг другим тоном спрашивает:
- А это кто? Откуда вы?
- От комиссара дивизии, полкового комиссара Бронникова, товарищ генерал.
- Что-нибудь сногсшибательное?
В голосе Белобородова звучит тревога.
- Нет, товарищ генерал, ничего такого...
- А почему не по телефону?
- Там телефона нет... Товарищ комиссар сейчас в лесу с разведчиками. Допрашивают там пленного унтер-офицера.
- Раздобыли "языка"? Молодчина Родионыч.
- Товарищ комиссар приказал передать, что будет здесь к семнадцати часам вместе с капитаном Родионовым.
- Вот это кстати! Вот это вовремя!
- Разрешите идти, товарищ генерал?
Белобородов весело кричит:
- Накормите его! Двойную порцию ему! Власов, где ты пропал со щами?
16.20. Обедаем. Я говорю:
- Какое у вас странное отчество: Павлантьевич...
- Эх, - отвечает генерал. - Мой отец и сам толком не знал, как его зовут: Паладий, Евлампий, Аполантий... Рылся всю жизнь в земле, так и умер темным! Сейчас оглянешься - и страшно: как были задавлены люди, как были обделены всем, что достойно человека. О самом лучшем, о высшем счастье даже не подозревали...
Еще в первую встречу Белобородов рассказал мне, правда, очень кратко, историю своей жизни. Я уже знал, что он окончил четырехклассную сельскую школу, что в 1919 году, шестнадцатилетним подростком, пошел в партизанский отряд, в 1923-м добровольно вновь вступил в Красную Армию и, прослужив год красноармейцем, был послан в пехотную школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21