Потом сердито спросил:
— Итак, Джордж? Что будете пить — виски?
Тут счел нужным вмешаться мингер Бендиен. Он поднял свой стакан, уперся свободной рукой в толстое колено и гортанно, торжественно произнес:
— Фам нато фыпить тшину. Пошему фам не попропофать голландский тшин?
Похоже, этот совет тоже раздосадовал Мак-Харга. Он свирепо глянул на Бендиена и порывисто воздел костлявые руки к небесам.
— О господи! — воскликнул он, отвернулся и вновь зашагал из угла в угол, бормоча себе под нос: «Это… это слишком… слишком… слишком…» И вдруг пронзительно, со злостью выкрикнул: — Пускай пьет, что хочет, черт возьми! Валяйте, Джорджи, — отрывисто бросил он. — Пейте, что вам по вкусу. Налейте себе виски. — Он вдруг остановился перед Уэббером, лицо его преобразила проказливая усмешка, губы подергивались, обнажая белые зубы. — Нет, это просто замечательно, а, Джорджи? Великолепно, а? К-к-к-кхи! — Он ткнул Уэббера в бок костлявым пальцем и отрывисто, пронзительно, судорожно засмеялся. — Видали вы что-нибудь подобное?
— Признаться, — начал тут мистер Дональд Стоут тоном елейным и в то же время напыщенным, — я еще не читал сочинение нашего юного друга, которое, как мне кажется… (елейность явственно переходила в язвительность) которое, как мне кажется, иные наши знатоки объявили шедевром. В конце концов в наши дни появляется великое множество шедевров, не так ли? Редкая неделя проходит, чтобы я, раскрыв «Таймс», — понятно, я имею в виду лондонский «Таймс», а не его младшего и несколько менее зрелого собрата «Нью-Йорк таймс», — не обнаружил бы, что еще один молодой человек осчастливил нашу литературу еще одним блистательным образцом не-у-вя-даемой прозы!
Все это высказано было тягуче и тяжеловесно, с косыми взглядами и ехидным поигрыванием густых усов, которые почему-то росли у сего джентльмена на месте бровей. Мак-Харг явно с каждой минутой все сильней злился и все шагал из угла в угол, что-то бормоча себе под нос. Однако Стоут был чересчур толстокож, чересчур упивался собственным красноречием и не замечал признаков надвигающейся грозы. Он с ехидной внушительностью пошевелил бровями и вновь заговорил:
— Могу только надеяться, что наш юный друг не слишком преданно следует учению тех, кого я назвал бы Творцами Дурного Вкуса.
Мак-Харг приостановился и через плечо свирепо сверкнул глазами на Стоута.
— Вы это о чем? Вы что, имеете в виду Хью Уолпола, Джона Голсуорси и прочих опасных радикалов, так, что ли?
— Нет, сэр, — неторопливо возразил Стоут, — я говорю не о них. Я подразумеваю сочинителя бессвязной чепухи, поставщика мерзости, специалиста по непристойности, автора книги, которую мало кому под силу прочитать и никому не под силу понять, но которую иные наши молодые люди восторженно провозглашают величайшим творением нынешнего века.
— О какой же это книге вы толкуете? — сердито осведомился Мак-Харг.
— Если не ошибаюсь, она называется «Улисс», — небрежно уронил Стоут. — Говорят, ее написал какой-то ирландец.
— А-а! — воскликнул Мак-Харг, словно его вдруг озарило, и глаза его блеснули недобрым озорством, но Стоут ничего этого не заметил. — Вы говорите о Джордже Муре, верно?
— Вот именно! — торопливо закивал Стоут, очень довольный. Он пришел в азарт, и брови его ни секунды не оставались в покое. — Вот именно! Это он самый и есть! А уж книга… брр! — Слово «книга» он даже не выплюнул, а вытошнил, и его искривленные омерзением брови высоко всползли на выпуклый лоб. — Один раз я попробовал прочесть несколько страниц и бросил, — продолжал он театральным шепотом. — Да, бросил. Я отбросил эту книгу, точно падаль. И хорошенько… вымыл… руки… мылом, — хрипло докончил он.
— Вы совершенно правы, дорогой сэр! — словно бы от чистого сердца воскликнул Мак-Харг, но в глазах его все неудержимей разгорался недобрый огонек. — Совершенно с вами согласен!
До этой минуты мистер Стоут держался весьма надменно, а тут явно оттаял, уж очень ему польстило, что его вдруг открыто признали знатоком и судьей в делах литературных.
— Вы бесспорно и неопровержимо правы! — объявил Костяшка; теперь он стоял посреди комнаты, расставив ноги и держась костлявыми пальцами за лацканы пиджака. — Вы попали в самую точку! — Словно подчеркивая эти слова, он криво усмехнулся, окинул всех взглядом. — Свет не видал такого гнусного… мерзкого… растленного… извращенного писаки, как Джордж Мур. А его «Улисс»! — выкрикнул Мак-Харг. — Да это ж, вне всякого сомнения, сквернейшая…
— …поганейшая! — крикнул Стоут…
— …похабнейшая! — взвизгнул Мак-Харг…
— …зловреднейшая! — пропыхтел Стоут…
— …первосортнейшая…
— …чушь! — подхватил Стоут, едва не поперхнувшись от восторга.
— …И никогда еще подобная дрянь не оскверняла страницы, не марала имя, не пятнала честь…
— …английской литературы! — захлебнулся ликованием Стоут и разинул рот, точно рыба, вытащенная из воды. — Да, — продолжал он, с трудом переведя дух, — и та, другая штука… его так называемая пьеса… скверная, поганая, похабная… так называемая трагедия в пяти действиях… как бишь ее?
— А! — воскликнул Мак-Харг, словно его осенила догадка. — Бы, наверно, имеете в виду «Как важно быть серьезным»?
— Нет, нет, — нетерпеливо возразил мистер Стоут. — Не то. Та была раньше.
— А, ясно! — словно бы вдруг понял Мак-Харг. — Вы, конечно, говорите о «Профессии миссис Уоррен»?
— Вот именно! — вскричал Стоут. — Вот именно! Я повел на этот спектакль жену… мою жену… мою собственную жену!..
— Его соб-ствен-ную жену! — словно бы в изумлении повторил Мак-Харг. — Ну и ну, черт меня побери! Как вам это нравится?
— И можете себе представить, сэр? — Стоут снова перешел на хриплый, ненавидящий, полный отвращения шепот, брови его зловеще извивались. — Я погибал от стыда… погибал от стыда! Я не мог смотреть ей в глаза! Мы не дождались конца первого действия, сэр… мы встали и ушли… мы были в ужасе, как бы нас там не увидел кто-нибудь из знакомых. Я головы не смел поднять, будто меня самого заставили участвовать в какой-то мерзости.
— Нет, как вам это нравится? — сочувственно молвил Мак-Харг. — Ужасно, правда? Ужас, черт возьми! Ужас! Мерзость! — вдруг выкрикнул он, отвернулся и опять забормотал сквозь судорожно стиснутые зубы: — Это слишком… слишком…
Он вдруг остановился перед Уэббером, перекошенное лицо его пылало, губы кривились, он визгливо засмеялся и опять несколько раз ткнул Джорджа пальцем в бок. Потом пронзительно выкрикнул:
— А ведь он издатель! Он издает книги! К-к-кхи! Видали вы подобное, Джорджи? — Голос его сорвался. Он ткнул костлявым большим пальцем в сторону ошеломленного Стоута, опять визгливо выкрикнул: — О, боже милостливый! Видали вы издателя?! — и снова неистово заметался по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
— Итак, Джордж? Что будете пить — виски?
Тут счел нужным вмешаться мингер Бендиен. Он поднял свой стакан, уперся свободной рукой в толстое колено и гортанно, торжественно произнес:
— Фам нато фыпить тшину. Пошему фам не попропофать голландский тшин?
Похоже, этот совет тоже раздосадовал Мак-Харга. Он свирепо глянул на Бендиена и порывисто воздел костлявые руки к небесам.
— О господи! — воскликнул он, отвернулся и вновь зашагал из угла в угол, бормоча себе под нос: «Это… это слишком… слишком… слишком…» И вдруг пронзительно, со злостью выкрикнул: — Пускай пьет, что хочет, черт возьми! Валяйте, Джорджи, — отрывисто бросил он. — Пейте, что вам по вкусу. Налейте себе виски. — Он вдруг остановился перед Уэббером, лицо его преобразила проказливая усмешка, губы подергивались, обнажая белые зубы. — Нет, это просто замечательно, а, Джорджи? Великолепно, а? К-к-к-кхи! — Он ткнул Уэббера в бок костлявым пальцем и отрывисто, пронзительно, судорожно засмеялся. — Видали вы что-нибудь подобное?
— Признаться, — начал тут мистер Дональд Стоут тоном елейным и в то же время напыщенным, — я еще не читал сочинение нашего юного друга, которое, как мне кажется… (елейность явственно переходила в язвительность) которое, как мне кажется, иные наши знатоки объявили шедевром. В конце концов в наши дни появляется великое множество шедевров, не так ли? Редкая неделя проходит, чтобы я, раскрыв «Таймс», — понятно, я имею в виду лондонский «Таймс», а не его младшего и несколько менее зрелого собрата «Нью-Йорк таймс», — не обнаружил бы, что еще один молодой человек осчастливил нашу литературу еще одним блистательным образцом не-у-вя-даемой прозы!
Все это высказано было тягуче и тяжеловесно, с косыми взглядами и ехидным поигрыванием густых усов, которые почему-то росли у сего джентльмена на месте бровей. Мак-Харг явно с каждой минутой все сильней злился и все шагал из угла в угол, что-то бормоча себе под нос. Однако Стоут был чересчур толстокож, чересчур упивался собственным красноречием и не замечал признаков надвигающейся грозы. Он с ехидной внушительностью пошевелил бровями и вновь заговорил:
— Могу только надеяться, что наш юный друг не слишком преданно следует учению тех, кого я назвал бы Творцами Дурного Вкуса.
Мак-Харг приостановился и через плечо свирепо сверкнул глазами на Стоута.
— Вы это о чем? Вы что, имеете в виду Хью Уолпола, Джона Голсуорси и прочих опасных радикалов, так, что ли?
— Нет, сэр, — неторопливо возразил Стоут, — я говорю не о них. Я подразумеваю сочинителя бессвязной чепухи, поставщика мерзости, специалиста по непристойности, автора книги, которую мало кому под силу прочитать и никому не под силу понять, но которую иные наши молодые люди восторженно провозглашают величайшим творением нынешнего века.
— О какой же это книге вы толкуете? — сердито осведомился Мак-Харг.
— Если не ошибаюсь, она называется «Улисс», — небрежно уронил Стоут. — Говорят, ее написал какой-то ирландец.
— А-а! — воскликнул Мак-Харг, словно его вдруг озарило, и глаза его блеснули недобрым озорством, но Стоут ничего этого не заметил. — Вы говорите о Джордже Муре, верно?
— Вот именно! — торопливо закивал Стоут, очень довольный. Он пришел в азарт, и брови его ни секунды не оставались в покое. — Вот именно! Это он самый и есть! А уж книга… брр! — Слово «книга» он даже не выплюнул, а вытошнил, и его искривленные омерзением брови высоко всползли на выпуклый лоб. — Один раз я попробовал прочесть несколько страниц и бросил, — продолжал он театральным шепотом. — Да, бросил. Я отбросил эту книгу, точно падаль. И хорошенько… вымыл… руки… мылом, — хрипло докончил он.
— Вы совершенно правы, дорогой сэр! — словно бы от чистого сердца воскликнул Мак-Харг, но в глазах его все неудержимей разгорался недобрый огонек. — Совершенно с вами согласен!
До этой минуты мистер Стоут держался весьма надменно, а тут явно оттаял, уж очень ему польстило, что его вдруг открыто признали знатоком и судьей в делах литературных.
— Вы бесспорно и неопровержимо правы! — объявил Костяшка; теперь он стоял посреди комнаты, расставив ноги и держась костлявыми пальцами за лацканы пиджака. — Вы попали в самую точку! — Словно подчеркивая эти слова, он криво усмехнулся, окинул всех взглядом. — Свет не видал такого гнусного… мерзкого… растленного… извращенного писаки, как Джордж Мур. А его «Улисс»! — выкрикнул Мак-Харг. — Да это ж, вне всякого сомнения, сквернейшая…
— …поганейшая! — крикнул Стоут…
— …похабнейшая! — взвизгнул Мак-Харг…
— …зловреднейшая! — пропыхтел Стоут…
— …первосортнейшая…
— …чушь! — подхватил Стоут, едва не поперхнувшись от восторга.
— …И никогда еще подобная дрянь не оскверняла страницы, не марала имя, не пятнала честь…
— …английской литературы! — захлебнулся ликованием Стоут и разинул рот, точно рыба, вытащенная из воды. — Да, — продолжал он, с трудом переведя дух, — и та, другая штука… его так называемая пьеса… скверная, поганая, похабная… так называемая трагедия в пяти действиях… как бишь ее?
— А! — воскликнул Мак-Харг, словно его осенила догадка. — Бы, наверно, имеете в виду «Как важно быть серьезным»?
— Нет, нет, — нетерпеливо возразил мистер Стоут. — Не то. Та была раньше.
— А, ясно! — словно бы вдруг понял Мак-Харг. — Вы, конечно, говорите о «Профессии миссис Уоррен»?
— Вот именно! — вскричал Стоут. — Вот именно! Я повел на этот спектакль жену… мою жену… мою собственную жену!..
— Его соб-ствен-ную жену! — словно бы в изумлении повторил Мак-Харг. — Ну и ну, черт меня побери! Как вам это нравится?
— И можете себе представить, сэр? — Стоут снова перешел на хриплый, ненавидящий, полный отвращения шепот, брови его зловеще извивались. — Я погибал от стыда… погибал от стыда! Я не мог смотреть ей в глаза! Мы не дождались конца первого действия, сэр… мы встали и ушли… мы были в ужасе, как бы нас там не увидел кто-нибудь из знакомых. Я головы не смел поднять, будто меня самого заставили участвовать в какой-то мерзости.
— Нет, как вам это нравится? — сочувственно молвил Мак-Харг. — Ужасно, правда? Ужас, черт возьми! Ужас! Мерзость! — вдруг выкрикнул он, отвернулся и опять забормотал сквозь судорожно стиснутые зубы: — Это слишком… слишком…
Он вдруг остановился перед Уэббером, перекошенное лицо его пылало, губы кривились, он визгливо засмеялся и опять несколько раз ткнул Джорджа пальцем в бок. Потом пронзительно выкрикнул:
— А ведь он издатель! Он издает книги! К-к-кхи! Видали вы подобное, Джорджи? — Голос его сорвался. Он ткнул костлявым большим пальцем в сторону ошеломленного Стоута, опять визгливо выкрикнул: — О, боже милостливый! Видали вы издателя?! — и снова неистово заметался по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204