Не надо объяснять, что наличные деньги у нас ценились значительно выше.
— Нет. Так не пойдет. Это не бизнес. У вас и так моих рублей пятьдесят лежит. Вы же мне их не дадите?
— Не дам. Это запрещено. Да и что ты будешь делать с сырой крупой?
— Продам тете Дусе. Она нянечка, ей ваши запреты до лампочки.
— Но мне гречка нужна для мамы. Ты же обещал.
— Я ничего не имею против вашей мамы. Пусть ест гречневую кашу и радуется. Но я обещал продать вам крупу, а не подарить.
— Хорошо. Бери рубль, и мы в расчете.
— Нет. Вы мне должны именно девяносто шесть копеек. Четырех копеек у меня нет.
Воспитательница включается в игру. Она идет за мелочью.
Сделка состоялась.
* * *
На завтрак нам дают гречневую кашу. Гречневая каша — редкость в детдоме. Нам дают по две ложки каши, мы рады. Не рад один Саша. Он ругается матом, жилы на его шее вздуваются, он коротко бросает: «Сволочи», берет со стола свою порцию каши и ползет к комнате, где едят нянечки.
У Саши торс здорового человека. Его ноги скрючены в немыслимый узел, одна рука парализована. Он подползает к комнате нянечек, открывает головой дверь и своей здоровой рукой бросает в комнату тарелку с кашей.
В комнате нянечек за столом сидят нянечка, ее дочь и муж. Перед каждым — полная тарелка каши.
Мужчина поднимает голову от тарелки. Он видит Сашу и слышит его слова. Саша высказывается в том роде, что нянечка не только сама жиреет на чужом горе, но еще и кормит свою толстомордую дочку и хахаля. Конечно, Саша высказывает все это не такими словами. Он выражается нормальным русским языком, сдобренным отборным матом. Я не берусь повторить эти слова. Мужчина роняет ложку с кашей и просто говорит: «Маня, выйдем». Саша отползает от входа в комнату, и они выходят.
Маня возвращается с фингалом под глазом и полным ведром каши. Оказывается, каши в столовой много, просто ей лень было нести полное ведро.
* * *
Сашу обвинили в том, что он курит. Деньги у него были всегда, и он мог бы покупать даже дорогие сигареты. Но он не курил. Не курил принципиально.
В тот день он предварительно запасся сигаретами, подполз к учительской и закурил. Курил он серьезно, глубоко затягиваясь. Учителя подходили к учительской, смотрели на наглеца, но ничего не предпринимали. Дым от сигарет заполнил коридор и уже перетекал в учительскую. Наконец дождались директора школы.
У нас был хороший директор.
Он присел перед Сашей на корточки.
— Потуши сигарету.
Саша загасил окурок.
— Наконец-то. Я уж думал, придется все выкурить.
— Что ты куришь?
— «Космос». Гадость, конечно, но все-таки с фильтром.
— Почему ты курил возле учительской?
— Вас ждал.
— Зачем? Ты же знаешь, что курить вредно. Даже сигареты с фильтром.
— Я не курю. Что я, дурак, травить себя, да еще за это деньги платить? Просто меня обвинили в том, что я курю. Мне все равно, но воспитательница уверена, что я ее обманываю. Если я решу курить, я буду курить открыто. Мое здоровье — мое личное дело. Но подозревать меня в обмане я не позволю. Если она так хочет, чтобы я курил, — я буду курить прямо перед ней.
— То есть тебя оскорбили недоверием, и ты решил протестовать прямо здесь?
— Да.
— Хорошо, я поговорю с ней. У тебя еще остались сигареты?
— Две с половиной пачки.
— Ты отдашь их мне?
— Вообще-то это дорогие сигареты.
Директор улыбается, лезет в карман за деньгами. Он забирает сигареты, дает Саше деньги и проходит в учительскую.
В этом детдоме был очень хороший директор.
* * *
У нас работали очень хорошие учителя. Люди, увлеченные своей профессией. Конечно, учителям было намного легче, чем нянечкам. Им не приходилось ухаживать за нами. Мнение учителя по сравнению с мнением нянечки для меня ничего не значило. Но все равно, учителя оставались взрослыми людьми, нужными обществу, а я — бесполезным куском мяса. Саша так не считал.
Однажды к ним в класс пришла новая учительница русского языка. Случайные люди при работе с нами быстро отсеивались, не помогало ничего, даже существенные надбавки к зарплате «за вредность». Эта же пришла «подменной», то есть временно замещала заболевшую учительницу.
Диктант. Все ученики сидят за партами. Саша лежит на полу. Опираясь на больную руку, здоровой он старательно выводит крупные некрасивые буквы. Его тело выворачивают судороги, но он честно старается.
— Извините, вы не могли бы диктовать помедленнее?
— Я диктую со скоростью, предусмотренной программой шестого класса средней школы.
Саша улыбается.
— Понимаете, если бы у меня еще и руки были как у ученика шестого класса средней школы, я бы вас не беспокоил.
— В таком случае тебе следовало бы учиться во вспомогательной школе.
Саша не обижается. Он откладывает ручку и лезет в портфель за книгой.
— Что ты собираешься делать?
— Читать. Писать я не успеваю, а мешать другим делать задание запрещено.
— Прекрати немедленно.
— Вы будете диктовать медленнее?
Ее терпение лопается. Этот мальчишка просто хам. Он мог бы просто еще раз попросить, в его положении выбирать не приходится. Он должен быть наказан. Она что-то долго пишет в классном журнале.
— Я вызову твоих родителей.
— Из Ленинграда? Мама не поедет. В крайнем случае позвонит директору детдома.
— Хорошо. Тогда я не допущу тебя к самоподготовке, и завтра ты получишь двойки по всем предметам.
В этот день ей выпадает вечернее дежурство.
Учительница идет за нянечками. Три здоровые тетки сажают Сашу в инвалидное кресло и пытаются отвезти в спальный корпус.
— Что же вы сама не везете? Надорваться боитесь?
И уже нянечкам:
— Ладно, девочки, вы люди подневольные, поехали.
Он вцепляется здоровой рукой в колесо коляски. Его тело выгибают судороги, ему очень больно, но отцепить его руку от спиц коляски практически невозможно. Нянечкам приходится тащить коляску с намертво закрепленным колесом. Они в голос ругают учительницу, но тянут коляску, незлобиво матеря Сашу.
А Саша поет. Он поет про русский корабль, не сдавшийся перед превосходящими силами противника.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Его привозят в спальный корпус, выгружают на пол. Учительница рада. Назавтра двойки Саше обеспечены.
Вечером, когда дети поели и сотрудники детдома садятся ужинать, Саша выползает во двор и ползет в школу.
Зима. Снег. Вечер.
До школы недалеко — метров триста. Здоровой рукой он загребает под себя снег и осторожно переставляет больную руку. Хуже всего то, что снега намело совсем немного, и его больная рука все время скользит по обледенелому асфальту, быстро ползти не получается.
Одет он как и все мы, неходячие. На нем трико и рубашка. Рубашка расстегнута. Расстегнута она не для форсу — просто рубашка все время сползает на одно плечо, и пуговицы отваливаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Нет. Так не пойдет. Это не бизнес. У вас и так моих рублей пятьдесят лежит. Вы же мне их не дадите?
— Не дам. Это запрещено. Да и что ты будешь делать с сырой крупой?
— Продам тете Дусе. Она нянечка, ей ваши запреты до лампочки.
— Но мне гречка нужна для мамы. Ты же обещал.
— Я ничего не имею против вашей мамы. Пусть ест гречневую кашу и радуется. Но я обещал продать вам крупу, а не подарить.
— Хорошо. Бери рубль, и мы в расчете.
— Нет. Вы мне должны именно девяносто шесть копеек. Четырех копеек у меня нет.
Воспитательница включается в игру. Она идет за мелочью.
Сделка состоялась.
* * *
На завтрак нам дают гречневую кашу. Гречневая каша — редкость в детдоме. Нам дают по две ложки каши, мы рады. Не рад один Саша. Он ругается матом, жилы на его шее вздуваются, он коротко бросает: «Сволочи», берет со стола свою порцию каши и ползет к комнате, где едят нянечки.
У Саши торс здорового человека. Его ноги скрючены в немыслимый узел, одна рука парализована. Он подползает к комнате нянечек, открывает головой дверь и своей здоровой рукой бросает в комнату тарелку с кашей.
В комнате нянечек за столом сидят нянечка, ее дочь и муж. Перед каждым — полная тарелка каши.
Мужчина поднимает голову от тарелки. Он видит Сашу и слышит его слова. Саша высказывается в том роде, что нянечка не только сама жиреет на чужом горе, но еще и кормит свою толстомордую дочку и хахаля. Конечно, Саша высказывает все это не такими словами. Он выражается нормальным русским языком, сдобренным отборным матом. Я не берусь повторить эти слова. Мужчина роняет ложку с кашей и просто говорит: «Маня, выйдем». Саша отползает от входа в комнату, и они выходят.
Маня возвращается с фингалом под глазом и полным ведром каши. Оказывается, каши в столовой много, просто ей лень было нести полное ведро.
* * *
Сашу обвинили в том, что он курит. Деньги у него были всегда, и он мог бы покупать даже дорогие сигареты. Но он не курил. Не курил принципиально.
В тот день он предварительно запасся сигаретами, подполз к учительской и закурил. Курил он серьезно, глубоко затягиваясь. Учителя подходили к учительской, смотрели на наглеца, но ничего не предпринимали. Дым от сигарет заполнил коридор и уже перетекал в учительскую. Наконец дождались директора школы.
У нас был хороший директор.
Он присел перед Сашей на корточки.
— Потуши сигарету.
Саша загасил окурок.
— Наконец-то. Я уж думал, придется все выкурить.
— Что ты куришь?
— «Космос». Гадость, конечно, но все-таки с фильтром.
— Почему ты курил возле учительской?
— Вас ждал.
— Зачем? Ты же знаешь, что курить вредно. Даже сигареты с фильтром.
— Я не курю. Что я, дурак, травить себя, да еще за это деньги платить? Просто меня обвинили в том, что я курю. Мне все равно, но воспитательница уверена, что я ее обманываю. Если я решу курить, я буду курить открыто. Мое здоровье — мое личное дело. Но подозревать меня в обмане я не позволю. Если она так хочет, чтобы я курил, — я буду курить прямо перед ней.
— То есть тебя оскорбили недоверием, и ты решил протестовать прямо здесь?
— Да.
— Хорошо, я поговорю с ней. У тебя еще остались сигареты?
— Две с половиной пачки.
— Ты отдашь их мне?
— Вообще-то это дорогие сигареты.
Директор улыбается, лезет в карман за деньгами. Он забирает сигареты, дает Саше деньги и проходит в учительскую.
В этом детдоме был очень хороший директор.
* * *
У нас работали очень хорошие учителя. Люди, увлеченные своей профессией. Конечно, учителям было намного легче, чем нянечкам. Им не приходилось ухаживать за нами. Мнение учителя по сравнению с мнением нянечки для меня ничего не значило. Но все равно, учителя оставались взрослыми людьми, нужными обществу, а я — бесполезным куском мяса. Саша так не считал.
Однажды к ним в класс пришла новая учительница русского языка. Случайные люди при работе с нами быстро отсеивались, не помогало ничего, даже существенные надбавки к зарплате «за вредность». Эта же пришла «подменной», то есть временно замещала заболевшую учительницу.
Диктант. Все ученики сидят за партами. Саша лежит на полу. Опираясь на больную руку, здоровой он старательно выводит крупные некрасивые буквы. Его тело выворачивают судороги, но он честно старается.
— Извините, вы не могли бы диктовать помедленнее?
— Я диктую со скоростью, предусмотренной программой шестого класса средней школы.
Саша улыбается.
— Понимаете, если бы у меня еще и руки были как у ученика шестого класса средней школы, я бы вас не беспокоил.
— В таком случае тебе следовало бы учиться во вспомогательной школе.
Саша не обижается. Он откладывает ручку и лезет в портфель за книгой.
— Что ты собираешься делать?
— Читать. Писать я не успеваю, а мешать другим делать задание запрещено.
— Прекрати немедленно.
— Вы будете диктовать медленнее?
Ее терпение лопается. Этот мальчишка просто хам. Он мог бы просто еще раз попросить, в его положении выбирать не приходится. Он должен быть наказан. Она что-то долго пишет в классном журнале.
— Я вызову твоих родителей.
— Из Ленинграда? Мама не поедет. В крайнем случае позвонит директору детдома.
— Хорошо. Тогда я не допущу тебя к самоподготовке, и завтра ты получишь двойки по всем предметам.
В этот день ей выпадает вечернее дежурство.
Учительница идет за нянечками. Три здоровые тетки сажают Сашу в инвалидное кресло и пытаются отвезти в спальный корпус.
— Что же вы сама не везете? Надорваться боитесь?
И уже нянечкам:
— Ладно, девочки, вы люди подневольные, поехали.
Он вцепляется здоровой рукой в колесо коляски. Его тело выгибают судороги, ему очень больно, но отцепить его руку от спиц коляски практически невозможно. Нянечкам приходится тащить коляску с намертво закрепленным колесом. Они в голос ругают учительницу, но тянут коляску, незлобиво матеря Сашу.
А Саша поет. Он поет про русский корабль, не сдавшийся перед превосходящими силами противника.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Его привозят в спальный корпус, выгружают на пол. Учительница рада. Назавтра двойки Саше обеспечены.
Вечером, когда дети поели и сотрудники детдома садятся ужинать, Саша выползает во двор и ползет в школу.
Зима. Снег. Вечер.
До школы недалеко — метров триста. Здоровой рукой он загребает под себя снег и осторожно переставляет больную руку. Хуже всего то, что снега намело совсем немного, и его больная рука все время скользит по обледенелому асфальту, быстро ползти не получается.
Одет он как и все мы, неходячие. На нем трико и рубашка. Рубашка расстегнута. Расстегнута она не для форсу — просто рубашка все время сползает на одно плечо, и пуговицы отваливаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27