То, что там написано, я могу вам рассказать в двух словах…
— Подождите… Сначала расскажите, что было после того, как вы спрятали Лагутенко в убежище!
— Пожалуйста… Я думал, это вам неинтересно… Да вы пройдите в комнату.
Подав мне стул, он закурил.
— В общем ничего особенного не было… Правда, не уберег я Георгия Александровича. Но что же я мог поделать? Посудите сами. Двое суток возле него просидел, думал Галю дождаться, но она не вернулась… В сознание Лагутенко так и не пришел ни разу, горел как в огне. Испугался я, что он умрет на моих глазах без медицинской помощи, решил врача позвать. Вылез из подвала, переоделся — и к Мотовилову. Ожидал, что он врача порекомендует да заодно скажет, что делать дальше… Но в кинотеатре «Феникс» меня схватили…
— А Лагутенко?
— В тот же день и его забрали, когда улицу прочесывали. Об этом я уже после узнал. Избили меня, как полагается, привезли в тюрьму. Клостерман зашел в камеру, поздоровался. «Как себя чувствуете, господин обер-лейтенант?» — спрашивает. А я ему отвечаю: разговаривать, мол, с вами мне не о чем, я желаю беседовать лично с господином Гердом. Вы понимаете, конечно, что я свою цель имел: рассчитывал таким образом узнать что-нибудь новое о Гале.
— Узнали?
— Узнал, только не от Клостермана, а от других заключенных на прогулке. Герд был убит в ту же ночь, когда я за Лагутенко в тюрьму приехал. Убить его могла только Галя. Ясно, что и сама она не сносила головы. Так я тогда решил и затосковал. Ждал я, что меня не сегодня-завтра расстреляют, но никто мной вроде не интересовался. Даже не били больше. Правда, и не кормили почти совсем. Брюква да пшено без хлеба. За три недели я отощал до неузнаваемости. Лежал целыми днями, силы берег. Оказывается, готовили меня к отправке в Германию. Важным преступником считали…
— Вы и в Германии побывали?
— Нет, не пришлось. Как-то раз в марте проснулся я от взрывов, подошел к окну, тут меня и стукнуло кирпичом по лбу, успел только увидеть, будто стена раскололась и небо вместе со звездами на меня опрокинулось… Очнулся, вдохнул свежий воздух. Кругом развалины, по небу прожекторы шарят, и самолеты гудят. Встал я, мало чего соображая, побрел куда-то… За ограду чудом перелез, спрятался в разрушенном доме, днем отлежался, потом дальше пошел. Выбрался из города да в поле и упал… Крестьянка меня подобрала, беженка из Переяслава по имени Марфа Андреевна. Шла она с повозочкой и с двумя малыми детишками, христа ради побиралась. Усадила меня в свою повозку, последним черствым куском поделилась. Четверо суток надо мной в поле просидела, пока я не окреп. А потом поклонилась мне и пошла своим горьким путем. И фамилию свою не сказала. После войны пытался я ее разыскать, в Переяслав ездил, но не нашел… Может, через газету обратиться, как думаете?
— Попробуйте, — ответил я. — А потом что с вами было?
— Скучная и довольно обыкновенная история, — сказал Игорь Яковлевич. — Метался вдоль переднего края, четыре раза пытался перейти линию фронта, голодал, нарывами весь покрылся с головы до ног, оброс, как черт, наконец в конце марта тысяча девятьсот сорок третьего года напоролся в степи на наших разведчиков, умолил их взять меня с собой, когда обратно пойдут… Так и перебрался. Положили меня в госпиталь, а после выдали обмундирование и зачислили в разведроту помощником командира взвода. Через месяц я взводным стал, а в мае был уже старшим лейтенантом. Дальше уже не интересно…
— А Сушков? Встретились еще с ним?
— Представьте, да. Как раз за две недели до его гибели. Перебросили меня с заданием в Староград, тут я и столкнулся с ним на конспиративной квартире. Ждал он какого-то товарища, а этим товарищем я оказался. Готовили тогда подпольщики восстание в Старограде, хотели помочь нашим наступающим частям с ходу захватить город. В назначенный час люди вышли на улицы с оружием, пять часов сражались с немцами, выбили их из города и продержались три дня до прихода наших войск. Никто почему-то об этом так и не написал, а ведь какая замечательная книга бы получилась! И придумывать ничего не надо… Но я отвлекся… Обнялись мы с Ефимом, поцеловались, всю ночку напролет проговорили. Планы строили, как после войны жить будем, но не довелось Ефиму дожить. Подкосила его немецкая пуля во время восстания.
— Про Галю вы у него спросили? Интересно, что в письме было, которое она ему написала из Реченска? Получил он письмо?
— Получил и поручение ее выполнил.
— Какое поручение?
— Довольно деликатное, потому-то Галя от меня и скрыла… Оказывается, у нее был ребенок в Прибельске, девочка шести лет. Родственница или соседка за ней присматривала. Галя просила Сушкова узнать, как здоровье дочери, и сообщить ей.
— Продолжайте, — сказал я с беспокойством, пытаясь поймать мгновенно промелькнувшую, но тотчас же ускользнувшую странную мысль. — Продолжайте, прошу вас, это очень интересно. Мой тон удивил Черныша.
— Особенно интересного тут, пожалуй, ничего нет. Сушков попросил знакомого полицая зайти по адресу, присланному Галей. Тот через некоторое время передал в отряд, что ребенок погиб от скарлатины, умерла и соседка. Тяжело было Сушкову сообщать об этом несчастье Гале, но пришлось… Он написал письмо…
— Но оно не попало в руки той, кому было предназначено; ведь в то время Гали уже не было в живых…
— С чего вы взяли? — спросил Игорь Яковлевич.
— Как с чего? Она же убила Герда и погибла сама?!
— Убила его, верно, но отнюдь не погибла.
— Невероятно! — ошеломленно сказал я. — Что же вы раньше-то молчали?
— А вы не спрашивали, — ответил инженер. — Вы хотели, чтобы я рассказывал по порядку, я по порядку и говорю.
— Простите… У меня просто голова кругом идет. Но как же она спаслась?
— История длинная… Подвел Галю мерзавец Жаринов: если бы не он, все могло сойти гладко. Герд сидел смирно, мрачно поглядывая на черное дуло пистолета, который Галя держала в руке. Валентина лежала на диване в полубесчувственном состоянии. Внезапно Галя услышала за стенкой шум. Быстро оглянувшись, она увидела полуоткрытую дверь и спину убегавшего Жаринова. Поняв, что все раскрыто, Галя выстрелила в Герда и бросилась на лестницу. Жаринов был уже внизу. На улице, как вы помните, стояли часовые. В тот момент, когда Жаринов распахнул парадную дверь и выскочил на крыльцо, Галя выстрелила в него и не промахнулась. Она очень хорошо стреляла. Увидев, что телохранитель упал, она вернулась в комнату. Герд без движения лежал на полу. Он был мертв. Валентина судорожно всхлипывала.
— Дай мне свою шубу и платок, — скомандовала Галя, — а сама беги в ванную, запрись на крючок и никому не открывай.
Азарова подчинилась. Надев ее шубу, Галя распахнула дверь в кухню, выбила стекло в окне, выходившем на задний двор, и вернулась в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Подождите… Сначала расскажите, что было после того, как вы спрятали Лагутенко в убежище!
— Пожалуйста… Я думал, это вам неинтересно… Да вы пройдите в комнату.
Подав мне стул, он закурил.
— В общем ничего особенного не было… Правда, не уберег я Георгия Александровича. Но что же я мог поделать? Посудите сами. Двое суток возле него просидел, думал Галю дождаться, но она не вернулась… В сознание Лагутенко так и не пришел ни разу, горел как в огне. Испугался я, что он умрет на моих глазах без медицинской помощи, решил врача позвать. Вылез из подвала, переоделся — и к Мотовилову. Ожидал, что он врача порекомендует да заодно скажет, что делать дальше… Но в кинотеатре «Феникс» меня схватили…
— А Лагутенко?
— В тот же день и его забрали, когда улицу прочесывали. Об этом я уже после узнал. Избили меня, как полагается, привезли в тюрьму. Клостерман зашел в камеру, поздоровался. «Как себя чувствуете, господин обер-лейтенант?» — спрашивает. А я ему отвечаю: разговаривать, мол, с вами мне не о чем, я желаю беседовать лично с господином Гердом. Вы понимаете, конечно, что я свою цель имел: рассчитывал таким образом узнать что-нибудь новое о Гале.
— Узнали?
— Узнал, только не от Клостермана, а от других заключенных на прогулке. Герд был убит в ту же ночь, когда я за Лагутенко в тюрьму приехал. Убить его могла только Галя. Ясно, что и сама она не сносила головы. Так я тогда решил и затосковал. Ждал я, что меня не сегодня-завтра расстреляют, но никто мной вроде не интересовался. Даже не били больше. Правда, и не кормили почти совсем. Брюква да пшено без хлеба. За три недели я отощал до неузнаваемости. Лежал целыми днями, силы берег. Оказывается, готовили меня к отправке в Германию. Важным преступником считали…
— Вы и в Германии побывали?
— Нет, не пришлось. Как-то раз в марте проснулся я от взрывов, подошел к окну, тут меня и стукнуло кирпичом по лбу, успел только увидеть, будто стена раскололась и небо вместе со звездами на меня опрокинулось… Очнулся, вдохнул свежий воздух. Кругом развалины, по небу прожекторы шарят, и самолеты гудят. Встал я, мало чего соображая, побрел куда-то… За ограду чудом перелез, спрятался в разрушенном доме, днем отлежался, потом дальше пошел. Выбрался из города да в поле и упал… Крестьянка меня подобрала, беженка из Переяслава по имени Марфа Андреевна. Шла она с повозочкой и с двумя малыми детишками, христа ради побиралась. Усадила меня в свою повозку, последним черствым куском поделилась. Четверо суток надо мной в поле просидела, пока я не окреп. А потом поклонилась мне и пошла своим горьким путем. И фамилию свою не сказала. После войны пытался я ее разыскать, в Переяслав ездил, но не нашел… Может, через газету обратиться, как думаете?
— Попробуйте, — ответил я. — А потом что с вами было?
— Скучная и довольно обыкновенная история, — сказал Игорь Яковлевич. — Метался вдоль переднего края, четыре раза пытался перейти линию фронта, голодал, нарывами весь покрылся с головы до ног, оброс, как черт, наконец в конце марта тысяча девятьсот сорок третьего года напоролся в степи на наших разведчиков, умолил их взять меня с собой, когда обратно пойдут… Так и перебрался. Положили меня в госпиталь, а после выдали обмундирование и зачислили в разведроту помощником командира взвода. Через месяц я взводным стал, а в мае был уже старшим лейтенантом. Дальше уже не интересно…
— А Сушков? Встретились еще с ним?
— Представьте, да. Как раз за две недели до его гибели. Перебросили меня с заданием в Староград, тут я и столкнулся с ним на конспиративной квартире. Ждал он какого-то товарища, а этим товарищем я оказался. Готовили тогда подпольщики восстание в Старограде, хотели помочь нашим наступающим частям с ходу захватить город. В назначенный час люди вышли на улицы с оружием, пять часов сражались с немцами, выбили их из города и продержались три дня до прихода наших войск. Никто почему-то об этом так и не написал, а ведь какая замечательная книга бы получилась! И придумывать ничего не надо… Но я отвлекся… Обнялись мы с Ефимом, поцеловались, всю ночку напролет проговорили. Планы строили, как после войны жить будем, но не довелось Ефиму дожить. Подкосила его немецкая пуля во время восстания.
— Про Галю вы у него спросили? Интересно, что в письме было, которое она ему написала из Реченска? Получил он письмо?
— Получил и поручение ее выполнил.
— Какое поручение?
— Довольно деликатное, потому-то Галя от меня и скрыла… Оказывается, у нее был ребенок в Прибельске, девочка шести лет. Родственница или соседка за ней присматривала. Галя просила Сушкова узнать, как здоровье дочери, и сообщить ей.
— Продолжайте, — сказал я с беспокойством, пытаясь поймать мгновенно промелькнувшую, но тотчас же ускользнувшую странную мысль. — Продолжайте, прошу вас, это очень интересно. Мой тон удивил Черныша.
— Особенно интересного тут, пожалуй, ничего нет. Сушков попросил знакомого полицая зайти по адресу, присланному Галей. Тот через некоторое время передал в отряд, что ребенок погиб от скарлатины, умерла и соседка. Тяжело было Сушкову сообщать об этом несчастье Гале, но пришлось… Он написал письмо…
— Но оно не попало в руки той, кому было предназначено; ведь в то время Гали уже не было в живых…
— С чего вы взяли? — спросил Игорь Яковлевич.
— Как с чего? Она же убила Герда и погибла сама?!
— Убила его, верно, но отнюдь не погибла.
— Невероятно! — ошеломленно сказал я. — Что же вы раньше-то молчали?
— А вы не спрашивали, — ответил инженер. — Вы хотели, чтобы я рассказывал по порядку, я по порядку и говорю.
— Простите… У меня просто голова кругом идет. Но как же она спаслась?
— История длинная… Подвел Галю мерзавец Жаринов: если бы не он, все могло сойти гладко. Герд сидел смирно, мрачно поглядывая на черное дуло пистолета, который Галя держала в руке. Валентина лежала на диване в полубесчувственном состоянии. Внезапно Галя услышала за стенкой шум. Быстро оглянувшись, она увидела полуоткрытую дверь и спину убегавшего Жаринова. Поняв, что все раскрыто, Галя выстрелила в Герда и бросилась на лестницу. Жаринов был уже внизу. На улице, как вы помните, стояли часовые. В тот момент, когда Жаринов распахнул парадную дверь и выскочил на крыльцо, Галя выстрелила в него и не промахнулась. Она очень хорошо стреляла. Увидев, что телохранитель упал, она вернулась в комнату. Герд без движения лежал на полу. Он был мертв. Валентина судорожно всхлипывала.
— Дай мне свою шубу и платок, — скомандовала Галя, — а сама беги в ванную, запрись на крючок и никому не открывай.
Азарова подчинилась. Надев ее шубу, Галя распахнула дверь в кухню, выбила стекло в окне, выходившем на задний двор, и вернулась в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39