После жены, для которой порядок и уют были божками домашнего очага, для меня тогда в этом была своя прелесть.
Впрочем, теперь привычный хаос пробудил во мне только отчаяние — стойкий запах попкорна из микроволновки и жареной курицы, груда невскрытых конвертов и мигающая красная лампочка автоответчика. Но что кто-то мог бы сказать мне без нетактичной назойливости? И холод в доме стоял страшный. Я вошел в комнату и включил отопление, которое бережливо отключил на время своего отсутствия, хотя теперь это выглядело нелепостью. Кого сейчас волновали счета за отопление? Я не помнил, о чем тогда думал. Наверное, на меня нашло временное затмение. Быть может, мне почудилось какое-то святотатство в том, что наш дом был бы теплым и уютным теперь, когда Люси была там, где она была.
Я несколько дней не переодевался, а потому, чтобы снова как-то войти в колею, начать, казалось, следовало с душа и смены белья. Нельзя же было без конца жить по отелям. Ступеньки знакомо скрипели у меня под ногами, пока я поднимался на второй этаж. Разделся я в запасной спальне, той, где спала Клер, пока не уехала. В нашу я еще войти не мог.
Ванная выглядела относительно безопасной и нейтральной. На крючке за дверью все еще висел один из моих халатов, но, если не считать зубной щетки и слегка помятого полотенца, ничего, связанного с Люси, там не оказалось. Я собирался включить душ, когда снаружи послышался скрип. Я открыл дверь и окликнул: «э-эй!», но мне никто не ответил. Тут я вспомнил, что включил отопление, а эти старые деревянные дома, в сущности, прямоугольные ковчеги, всегда, остывая и нагреваясь, чуть смещались и оседали. Я вернулся в ванную, запер за собой дверь и включил душ.
Я как раз второй раз намыливал волосы, когда струйки из насадки под потолком внезапно преобразились в тяжелые капли кипятка. Я отпрыгнул, так что беззащитными остались только пальцы на ногах, ухватил кран и завернул его. Все мое тело покрылось жесткими пупырышками гусиной кожи — и не только из-за холодного воздуха. Я прекрасно знал причину этой перемены в температуре воды, потому что прежде без конца жаловался на нее Люси и ее детям. Значит, в доме где-то еще спустили воду в унитаз либо включили стиральную машину или посудомойку.
Я поспешно вытерся и застыл, прислушиваясь. В трубах, безусловно, было какое-то движение. Нет, мне почудилось. Я надел халат и осторожно приоткрыл дверь. Не знаю, чего я ожидал. Во всяком случае, это не был грабитель, тут у меня никаких сомнений не возникло. Я спустился по лестнице, оставляя мокрые следы на деревянных, ничем не прикрытых ступеньках, напрягая слух. Теперь шум вырывающейся наружу воды стал более различим, но откуда он доносился? Я оглядел гостиную, кухню, потом кабинет и третью спальню в полуподвале. Внизу шум в трубах был особенно заметен. Нет, бесспорно, он мне не чудился. Это было своего рода утешением, но таким, от которого у меня по коже забегали мурашки, воплощение древней мудрости и ужаса.
На кухонном столе лежала вскрытая пачка «Мальборо», вероятно оставленная Клер. Как и ее мать, она никогда толком не помнила, где находятся ее ключи, сумочка, кошелек, кредитные карточки и другие личные мелочи. И мир, словно растроганный такой беспомощностью, как будто готов был ее побаловать — вот как Чак меня накануне вечером. То, что пряталось, обнаруживалось, все, что считалось потерянным, находилось. Я вытащил сигарету и вышел на заднее крыльцо, готовясь жадно затянуться, и вот тут я увидел Элли.
— Бог мой! — сказала она своим ровным бодрым тоном. — Я не знала, что вы вернулись.
Она держала в руках наш шланг и с его помощью мыла садовые инструменты, прислоненные к стене соседнего дома. Между нашими участками забора не было. Элли считала, что отсутствие заборов создает дух добрососедства.
— Надеюсь, вы не против, что я им воспользовалась, — продолжала она. — Наш садовый кран заржавел и затопил подвал, то есть водопроводная труба, хотела я сказать, и Джеку пришлось ее отключить. Он планирует обновить всю систему по весне. Но сейчас она не работает, а я хотела только вымыть их, прежде чем убрать на зиму.
Я неопределенно кивнул. Элли всегда была на ногах, и в дождь, и в ведро. Рациональное объяснение перепада в напоре воды меня немного успокоило, но чье-либо общество требовалось мне меньше всего.
— Я так жалею, что мы были в отъезде, когда случился этот ужас с Люси, — продолжала она, завернув мой наружный кран и сворачивая шланг. — Мы ведь редко куда уезжаем, но Трейси исполнялся двадцать один год, ну мы и решили, что надо туда отправиться.
Она стояла ниже меня, глядя вверх с печальным выражением. Я всегда считал Элли занудноватой старой каргой, но сейчас внезапно осознал, что когда-то она была красавицей. Затем брови сдвинулись на лице, которое словно бы постарело с пяти лет до пятидесяти, а вот личность за его фасадом ни на йоту не изменилась.
— Но ведь это же случилось раньше! — сказала она с удивлением. — Я прочла про это в газете и решила, что мы тогда были в Спокейне, но этого же не может быть. Я что-то совсем запуталась.
— Как так? — спросил я просто из вежливости.
— Ну, мы с Джеком вернулись в среду, да? И я думала, что этот ужас произошел в понедельник, но этого не может быть, потому что после нашего возвращения я видела Люси прямо вот здесь.
— Прямо где? — резко спросил я, не смягчая голоса. Если Элли решила прибегнуть к клише горестного сочувствия постороннего зрителя, то ей по крайней мере следовало не путаться в фактах.
— В среду? Или в четверг? Нет-нет, наверное, в среду, потому что это день вывоза мусора, и я как раз выкатила баки на улицу. Тут я оглянулась на ваш дом, а она стояла прямо здесь, спиной к кухонному окну. Я помахала и окликнула ее, но она меня не заметила, или ей не хотелось разговаривать. Думается, ее что-то заботило. Но знаете, что странно? Она выглядела на двадцать лет моложе, совсем такой, какой была, когда они с Даррилом Бобом купили этот дом.
Я промолчал, но, очевидно, мой взгляд был выразителен, потому что Элли отвернулась.
— Я понимаю, с этим трудно смириться, но такова воля Божья, — докончила она, направляясь к собственному крыльцу.
Элли принадлежит к какому-то толку христиан-фундаменталистов и часто упоминает Бога небрежным тоном привычной покорности судьбе, словно он был главой фирмы, в которой она работала низкооплачиваемой затырканной секретаршей.
— Дайте мне знать, если вам что-то понадобится. У меня есть запеченный тунец на ужин, если вы захотите.
Я вошел назад в дом и закрыл дверь. В среду на прошлой неделе Люси была мертва уже два дня.
Тут я вспомнил поминальную службу в среду и о том, что здесь была Клер. Вот кого видела Элли у кухонного окна. Не Люси, а Клер. В холле все еще мигал автоответчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Впрочем, теперь привычный хаос пробудил во мне только отчаяние — стойкий запах попкорна из микроволновки и жареной курицы, груда невскрытых конвертов и мигающая красная лампочка автоответчика. Но что кто-то мог бы сказать мне без нетактичной назойливости? И холод в доме стоял страшный. Я вошел в комнату и включил отопление, которое бережливо отключил на время своего отсутствия, хотя теперь это выглядело нелепостью. Кого сейчас волновали счета за отопление? Я не помнил, о чем тогда думал. Наверное, на меня нашло временное затмение. Быть может, мне почудилось какое-то святотатство в том, что наш дом был бы теплым и уютным теперь, когда Люси была там, где она была.
Я несколько дней не переодевался, а потому, чтобы снова как-то войти в колею, начать, казалось, следовало с душа и смены белья. Нельзя же было без конца жить по отелям. Ступеньки знакомо скрипели у меня под ногами, пока я поднимался на второй этаж. Разделся я в запасной спальне, той, где спала Клер, пока не уехала. В нашу я еще войти не мог.
Ванная выглядела относительно безопасной и нейтральной. На крючке за дверью все еще висел один из моих халатов, но, если не считать зубной щетки и слегка помятого полотенца, ничего, связанного с Люси, там не оказалось. Я собирался включить душ, когда снаружи послышался скрип. Я открыл дверь и окликнул: «э-эй!», но мне никто не ответил. Тут я вспомнил, что включил отопление, а эти старые деревянные дома, в сущности, прямоугольные ковчеги, всегда, остывая и нагреваясь, чуть смещались и оседали. Я вернулся в ванную, запер за собой дверь и включил душ.
Я как раз второй раз намыливал волосы, когда струйки из насадки под потолком внезапно преобразились в тяжелые капли кипятка. Я отпрыгнул, так что беззащитными остались только пальцы на ногах, ухватил кран и завернул его. Все мое тело покрылось жесткими пупырышками гусиной кожи — и не только из-за холодного воздуха. Я прекрасно знал причину этой перемены в температуре воды, потому что прежде без конца жаловался на нее Люси и ее детям. Значит, в доме где-то еще спустили воду в унитаз либо включили стиральную машину или посудомойку.
Я поспешно вытерся и застыл, прислушиваясь. В трубах, безусловно, было какое-то движение. Нет, мне почудилось. Я надел халат и осторожно приоткрыл дверь. Не знаю, чего я ожидал. Во всяком случае, это не был грабитель, тут у меня никаких сомнений не возникло. Я спустился по лестнице, оставляя мокрые следы на деревянных, ничем не прикрытых ступеньках, напрягая слух. Теперь шум вырывающейся наружу воды стал более различим, но откуда он доносился? Я оглядел гостиную, кухню, потом кабинет и третью спальню в полуподвале. Внизу шум в трубах был особенно заметен. Нет, бесспорно, он мне не чудился. Это было своего рода утешением, но таким, от которого у меня по коже забегали мурашки, воплощение древней мудрости и ужаса.
На кухонном столе лежала вскрытая пачка «Мальборо», вероятно оставленная Клер. Как и ее мать, она никогда толком не помнила, где находятся ее ключи, сумочка, кошелек, кредитные карточки и другие личные мелочи. И мир, словно растроганный такой беспомощностью, как будто готов был ее побаловать — вот как Чак меня накануне вечером. То, что пряталось, обнаруживалось, все, что считалось потерянным, находилось. Я вытащил сигарету и вышел на заднее крыльцо, готовясь жадно затянуться, и вот тут я увидел Элли.
— Бог мой! — сказала она своим ровным бодрым тоном. — Я не знала, что вы вернулись.
Она держала в руках наш шланг и с его помощью мыла садовые инструменты, прислоненные к стене соседнего дома. Между нашими участками забора не было. Элли считала, что отсутствие заборов создает дух добрососедства.
— Надеюсь, вы не против, что я им воспользовалась, — продолжала она. — Наш садовый кран заржавел и затопил подвал, то есть водопроводная труба, хотела я сказать, и Джеку пришлось ее отключить. Он планирует обновить всю систему по весне. Но сейчас она не работает, а я хотела только вымыть их, прежде чем убрать на зиму.
Я неопределенно кивнул. Элли всегда была на ногах, и в дождь, и в ведро. Рациональное объяснение перепада в напоре воды меня немного успокоило, но чье-либо общество требовалось мне меньше всего.
— Я так жалею, что мы были в отъезде, когда случился этот ужас с Люси, — продолжала она, завернув мой наружный кран и сворачивая шланг. — Мы ведь редко куда уезжаем, но Трейси исполнялся двадцать один год, ну мы и решили, что надо туда отправиться.
Она стояла ниже меня, глядя вверх с печальным выражением. Я всегда считал Элли занудноватой старой каргой, но сейчас внезапно осознал, что когда-то она была красавицей. Затем брови сдвинулись на лице, которое словно бы постарело с пяти лет до пятидесяти, а вот личность за его фасадом ни на йоту не изменилась.
— Но ведь это же случилось раньше! — сказала она с удивлением. — Я прочла про это в газете и решила, что мы тогда были в Спокейне, но этого же не может быть. Я что-то совсем запуталась.
— Как так? — спросил я просто из вежливости.
— Ну, мы с Джеком вернулись в среду, да? И я думала, что этот ужас произошел в понедельник, но этого не может быть, потому что после нашего возвращения я видела Люси прямо вот здесь.
— Прямо где? — резко спросил я, не смягчая голоса. Если Элли решила прибегнуть к клише горестного сочувствия постороннего зрителя, то ей по крайней мере следовало не путаться в фактах.
— В среду? Или в четверг? Нет-нет, наверное, в среду, потому что это день вывоза мусора, и я как раз выкатила баки на улицу. Тут я оглянулась на ваш дом, а она стояла прямо здесь, спиной к кухонному окну. Я помахала и окликнула ее, но она меня не заметила, или ей не хотелось разговаривать. Думается, ее что-то заботило. Но знаете, что странно? Она выглядела на двадцать лет моложе, совсем такой, какой была, когда они с Даррилом Бобом купили этот дом.
Я промолчал, но, очевидно, мой взгляд был выразителен, потому что Элли отвернулась.
— Я понимаю, с этим трудно смириться, но такова воля Божья, — докончила она, направляясь к собственному крыльцу.
Элли принадлежит к какому-то толку христиан-фундаменталистов и часто упоминает Бога небрежным тоном привычной покорности судьбе, словно он был главой фирмы, в которой она работала низкооплачиваемой затырканной секретаршей.
— Дайте мне знать, если вам что-то понадобится. У меня есть запеченный тунец на ужин, если вы захотите.
Я вошел назад в дом и закрыл дверь. В среду на прошлой неделе Люси была мертва уже два дня.
Тут я вспомнил поминальную службу в среду и о том, что здесь была Клер. Вот кого видела Элли у кухонного окна. Не Люси, а Клер. В холле все еще мигал автоответчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33