ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Адела, это вы? Я узнала вас по голосу.
Адела просияла.
— Какая умница! Как вам это удалось, с закрытыми глазами?
— По акценту, — пробормотала Джейн. — Вы гречанка?
— Нет, но вы почти угадали. Сделайте еще попытку, милая.
Джейн не была расположена играть.
— Я не хочу думать, я так устала. — Потом добавила ласковее: — Не останетесь со мной? Отцу пора уходить.
Виктор удивился. Он был готов возразить, но Адела опередила:
— Я только поздороваюсь с остальными. А потом побуду с вами. Я быстро. — И жестом пригласила отца за дверь.
— Мне кажется, — шепнула она, — Джейн сейчас лучше всего остаться одной. Вы столько времени были с ней, она хочет от вас отдохнуть.
Он обиделся.
— Да и вам нужна передышка, — добавила Адела помягче. — Это естественно.
Отец сухо поклонился и ушел.
Вернувшись в комнату Джейн, Адела узнала, что тревожит больную.
— Адела, мне так страшно! — воскликнула девушка, поняв, что отца нет рядом. — Я не могу открыть глаза. Веки такие тяжелые, я ничего не вижу. Я не могла ему сказать. В чем дело? Почему я не вижу?
Адела прикоснулась к ее руке, успокаивая.
— Все в порядке, дорогая. Это подействовали лекарства, которые вам вводили. Ничего страшного. Вы чувствуете себя сонной, отяжелевшей, вот и веки тяжелые. Это пройдет, просто нужно получше отдохнуть. Если хотите разговаривать — пожалуйста, только не волнуйтесь.
Спокойная уверенность Аделы подействовала, и, пока они разговаривали, Джейн понемногу успокаивалась. Действие лекарств кончилось, веки больше не казались склеенными. Однако странная сонливость не проходила.
— Адела, я себя чувствую пьяной.
— Нет, милая, вы трезвы, как и я. Просто сознание чуть затуманено, но это тоже пройдет.
— Боль уже не такая, как раньше, но вдруг она вернется? Она всегда возвращается и становится хуже, чем раньше. — При этих словах морщины на лице Джейн стали еще резче.
— Не обязательно, — ответила Адела, — иногда к нам поступают люди со страшными болями, а через несколько дней им уже лучше. Их даже домой забирают, но они могут вернуться, если им понадобится специальный уход или родственникам надо отдохнуть.
— Люди уходят домой? — Джейн широко открыла глаза, чтобы видеть выражение лица медсестры. — Не обманывайте. Я знаю, где я. Это хоспис, больных помещают здесь, чтобы подготовить к смерти. Этого я не боюсь… Я боюсь только боли.
— Да, иногда больных берут домой, — мягко повторила Адела. — Не знаю, захотите ли вы уехать, может, предпочтете остаться. Но боль утихнет, я уверена. И если вас увезут домой, то здесь всегда будет место, чтобы вы могли вернуться.
Адела стала освежать лицо Джейн, прикосновения ее были едва ощутимы. Она ухитрилась снять с девушки ночную рубашку и протереть ей все тело, но не рискнула одеть ее снова, так как боль в спине не ослабевала.
— Я знаю, что мы сделаем, — сказала Адела. — Давайте оденем только верх от пижамы.
— Нет, это еще хуже, — воскликнула Джейн, — руки болят не так, как вчера, но я не могу их всунуть в рукава. Не могу!
— И не надо, дорогая. Я не то хотела сказать. Мы оденем пижаму задом наперед, чтобы не трогать спину. Руками почти не придется шевелить, мы вдвинем в рукав одну, потом другую… — Сестра приподняла руку Джейн, чтобы посмотреть, как та отреагирует.
Было больно, но не так, как вчера.
— Придется это сделать, раз уж так надо, — сказала Джейн. — Но зачем вообще нужны эти пижамы, рубашки? Я люблю спать голой, дома я всегда так сплю. Я и в больнице хотела, но не посмела об этом просить. — Она взглянула на Аделу.
— Как вы думаете, они очень будут возражать, если я останусь раздетой? Я же прикрыта простыней, в конце концов. Спросите у них, ну хоть у старшей медсестры.
Аделе и не нужно было спрашивать.
— Конечно, не нужно никакой рубашки, — сказала она. — Важно, чтобы вам было удобно.
— Я знаю, кое-кого шокирует вид голого тела, но у нас в семье по-другому. Чувствуешь себя естественно. Так зачем же притворяться?
— Здесь не надо притворяться, Джейн.
Теперь глаза Джейн совсем открылись, и она хотела разговаривать.
— Так и не скажете, откуда вы? — спросила она.
—Скажу, даже с удовольствием, если не захотите сами догадаться.
Иссиня-черные волосы Аделы наталкивали на догадку. Джейн пока смутно различала черты ее лица, но, хотя что-то семитское проступало в лице Аделы, было совершенно ясно, что она не еврейка. В самой Джейн было достаточно еврейской крови, чтобы это понять.
—Сначала по акценту я приняла вас за гречанку, — сказала она. — Несколько месяцев назад я работала в Греции учительницей. Я правильно определила регион?
—Почти правильно.
—Средиземноморье?
— Тепло, тепло. Попытайтесь еще.
—Ближний Восток?
—Горячо.
— Вы — из арабов?
Адела снова ласково улыбнулась.
— Вот видите, Джейн, вы сами почти угадали. Я из Сирии. А вы что преподавали? Географию?
— Нет, но я много ездила. В пятнадцать лет я с папой совершила кругосветное путешествие, побывали мы и на Ближнем Востоке.
— А в Сирии?
— Нет, но останавливались в Израиле. Как вы к нему относитесь? — Джейн спросила, так как не хотела ссориться с новой подругой. Она знала арабов, которые слышать не могли слова «Израиль».
—После войны я была в Сирии несколько раз, — осторожно отвечала Адела. — Там тоже есть евреи, и они мирно уживаются с сирийцами. Это ведь политики заводят смуту, а не простые люди.
Джейн поняла, что может разговаривать свободнее.
— В Израиле мне страшно понравилось. На следующее лето я вернулась, чтобы поработать в кибутце. Что-то есть в жизни этих поселений, что в них привлекает. Я даже подумывала остаться навсегда. Но однажды увидела, как израильские полицейские обыскивают арабов. Одного человека увели. Он боялся, не хотел с ними идти. Они его толкали к полицейской машине, он упал. Упал прямо в пыль, на сельской дороге.
В то утро Адела и Джейн говорили о евреях и арабах, о своих семьях, о своей жизни и довольно хорошо узнали друг друга. Когда пришла Розмари, дочь сказала ей радостно, что у нее — новая подруга.
Эта ночь показалась Розмари длинной. Она вглядывалась в лицо Джейн, пытаясь понять, изменилась ли та. Накануне дочь не могла поворачивать голову на подушке, теперь она слегка двинула ею в сторону матери. Но глаза — округлившиеся, тусклые, лицо — опухшее от лекарств. Губы шевелились с трудом.
— Мам, я умираю? — спросила Джейн.
— Пока нет, доченька, — ответила мать, успокаивая. — Но это недолго продлится. Теперь уже скоро. И мы будем с тобой.
Хотелось бы мне знать точнее, подумала Розмари, и сказать дочери. Она знала: Джейн хочет свести счеты с жизнью до того, как начнет угасать разум.
— Надеюсь, уже скоро, — пробормотала Джейн. — Я не хочу долго умирать.
— Мы знаем, что должны тебя потерять. Важно, чтобы тебе было спокойно до самого конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70