Дойдя до этой картинки, Анадиль принялась торопливо листать страницы в обратном направлении.
— Вот, — сказала Анадиль, тяжело привалившись к Орхану, — «Глава о необходимости хороших умственных способностей», а это — «Раздел о том, как именовать части тела».
Одна рука перемещалась по странице, отмечая место, где читала Анадиль. Другой рукой она поглаживала свои груди.
— Как они называются?
— Это груди, — ответил Орхан, не сумев скрыть раздражения в голосе.
К его удивлению, Анадиль дала ему несильную пощечину.
— Так их называют только простолюдины. Это мои луны. Таков язык любви и поэзии. Смотри, в книге так и сказано. Ты должен практиковаться. Скажи: «Я люблю твои полные луны».
И она принесла их в жертву поцелуям.
К тому времени, поскольку Анадиль уже сунула руку ему под халат и шарила у него между ног, у Орхана не оставалось сил для отказа. Хотя он и считал ее забавы нелепыми, еще пару минут ее можно было побаловать. Он готов был ползать по льду, лаять и служить, как пес, лишь бы только она даровала ему то, чего он страстно желал. Ее мягкие груди увенчаны были нежными сосками.
— Я люблю твои полные луны, — покорно повторил он и поцеловал их.
— А что это у тебя между ног?
— Мой член.
Она подняла руку, которой шарила у него между ног, и опять дала ему пощечину:
— Это очень грубо. Мне было бы стыдно так его называть. Мы в Гареме зовем его голубком, иногда — одноглазым мужчиной, иногда — веткой цветущей вишни, а порой и веткой плакучей ивы. У него много названий. Они приводятся в книге.
Потом она уронила книгу на пол и, наклонившись над Орханом, мягко втолкнула свой язык ему между губ. После поцелуя она немного отодвинулась и, снова высунув язык, указала на него пальцем.
— А это мы как называем?
— Не знаю и знать не хочу.
— Мы зовем его веткой коралла, или гадюкой, или медовой ложечкой. Но я вижу, что тебе не терпится начать. Тогда всего один, последний урок, запомни только еще одно слово. — Она повалилась спиной на кровать и ткнула пальцем себе между ног. — Не желаешь ли узнать, как называется это?
— Люди, которые не являются поэтами, называют это пизденкой, — сказал Орхан.
— О, у нас есть для нее более красивое название. Это «Таверна парфюмеров». Придвинься поближе, пожалуйста, и внимательно рассмотри ее.
Безусловно, этот урок, этот осмотр, был просто нелеп. Но Орхан решил, что в ближайшее время от потакания причудам девушки большого вреда не будет. Пусть ее трескотня утомляла, зато тело ее, несомненно, будило желание. Лицо ее вселяло радужные надежды на благородство и ум, но ее болтовня была сплошным детским лепетом. Разве можно быть одновременно такой красивой и такой глупой? Ладно, пока что он будет ей потакать. Но потом, дабы гарантировать, что никто в Гареме не узнает о тех унижениях, которым она его подвергала, он прикажет ее наутро казнить. Опуская голову к промежутку у нее между бедрами, он представил себе, как поутру будет наблюдать за казнью. Он распорядится, чтобы немые сажали ее на кол медленно. Не подозревая о безумии у него в голове, Анадиль вздохнула и раздвинула ноги пошире.
— Тебе нравится зрелище? — стыдливо спросила она.
— Очень нравится. — Он мог бы кое-что добавить, но тут она притянула его голову еще ближе, и Орхан неожиданно для себя отведал ее. На вкус она оказалась непривычной, горькой, необыкновенно соблазнительной.
— Теперь мы готовы, — сказала она со вздохом, и между ног у нее действительно стало влажно.
Однако не успел Орхан сбросить халат, как она отпрыгнула в сторону.
— Да-да, мы готовы. Но не здесь. Там, внизу, — сказала она, указывая на поверхность ледовой ямы.
Анадиль сошла с мраморного возвышения и, слегка поеживаясь, легла спиной на лед.
— Вернись, Анадиль! Только не на льду! Чем кровать-то плоха? Иди сюда!
— На льду лучше. Потому мы и здесь. Холод оттягивает оргазм и усиливает наслаждение. — Она обольстительно извивалась. — Иди сюда, любимый!
— Это безумие!
Анадиль надулась и разочарованно взглянула на него.
— Мы, девушки Гарема, слыхали, что все принцы в Клетке — настоящие мужчины, готовые на все и нечувствительные ни к холоду, ни к голоду, ни к боли. Но вот такая маленькая девочка, как я, лежит на льду, а ты робеешь.
— Это безумие, — тупо повторил Орхан.
— Перестань, не будь таким занудой! На льду интереснее. К тому же я буду либо снизу, как твоя молитвенная подушка, либо сверху, как твое одеяло. Только не давай мне здесь мерзнуть одной. — Она протянула к нему руки в мольбе.
Орхан почувствовал внутри огонь, в котором таяла твердость духа. Он должен был ею овладеть. Он спустился на лед, и она, благодарно коснувшись пальцами его торса, обвилась вокруг него. Потом Анадиль потянулась к ветке цветущей сливы, или как там она это называла, взяла ее и ввела себе между ног. Хотя еще до того, как войти в Анадиль, Орхан думал, что вот-вот взорвется от желания, все происходило так, как она предсказывала; лед оттягивал оргазм, поскольку их тела не могли найти на его поверхности точку опоры и Анадиль то и дело выскальзывала из-под Орхана. Оба тела покрылись капельками воды. Пока Орхан продолжал свои движения внутри Анадиль, ему почудилось, будто он мельком увидел в ледовой глубине что-то темное и недвижимое. Большую рыбу или попросту воображаемую тень. Все это казалось Орхану своего рода странным бегом взапуски, — между жаром его вожделения и ледяным холодом их необычного ложа. Веселый, шаловливый нрав Анадиль не отражался больше на ее лице. Ее ноги сомкнулись на спине Орхана, и пока он толчками вонзался в нее, она кричала от безысходности. Орхан же, со своей стороны, столь отчаянно стремился достичь оргазма внутри этого странного существа, что уже готов был пожертвовать собой и позволить медленно посадить себя на кол — лишь бы добиться того, чего он желал в тот миг. Все остальное не имело значения. Наконец он кончил — горячим густым потоком.
— О, мой султан!
Обессиленные, они немного полежали в объятиях друг друга. Потом Анадиль беспокойно заерзала под Орханом:
— У меня уже попка замерзла. Ты можешь ее мне согреть.
И, выскользнув из-под него, она перевернулась на талом льду. Орхан провел руками по ее намокшим ягодицам и смахнул крошечные льдинки.
— Так мою попку не согреешь. Если хочешь, можешь меня отшлепать.
Он приподнялся на локтях и, разглядывая ее мягкую маленькую задницу, почувствовал, как в нем опять пробуждается желание. Но вдруг, не успел Орхан даже занести руку для первого шлепка, Анадиль резко вскрикнула. Потом она взглянула через плечо на Орхана. Лицо ее исказилось от ужаса, а зубы стучали так, что поначалу ее невозможно было понять. Наконец Орхан расслышал ее слова:
— Там, во льду, — лицо! Мы занимались любовью на чьей-то могиле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Вот, — сказала Анадиль, тяжело привалившись к Орхану, — «Глава о необходимости хороших умственных способностей», а это — «Раздел о том, как именовать части тела».
Одна рука перемещалась по странице, отмечая место, где читала Анадиль. Другой рукой она поглаживала свои груди.
— Как они называются?
— Это груди, — ответил Орхан, не сумев скрыть раздражения в голосе.
К его удивлению, Анадиль дала ему несильную пощечину.
— Так их называют только простолюдины. Это мои луны. Таков язык любви и поэзии. Смотри, в книге так и сказано. Ты должен практиковаться. Скажи: «Я люблю твои полные луны».
И она принесла их в жертву поцелуям.
К тому времени, поскольку Анадиль уже сунула руку ему под халат и шарила у него между ног, у Орхана не оставалось сил для отказа. Хотя он и считал ее забавы нелепыми, еще пару минут ее можно было побаловать. Он готов был ползать по льду, лаять и служить, как пес, лишь бы только она даровала ему то, чего он страстно желал. Ее мягкие груди увенчаны были нежными сосками.
— Я люблю твои полные луны, — покорно повторил он и поцеловал их.
— А что это у тебя между ног?
— Мой член.
Она подняла руку, которой шарила у него между ног, и опять дала ему пощечину:
— Это очень грубо. Мне было бы стыдно так его называть. Мы в Гареме зовем его голубком, иногда — одноглазым мужчиной, иногда — веткой цветущей вишни, а порой и веткой плакучей ивы. У него много названий. Они приводятся в книге.
Потом она уронила книгу на пол и, наклонившись над Орханом, мягко втолкнула свой язык ему между губ. После поцелуя она немного отодвинулась и, снова высунув язык, указала на него пальцем.
— А это мы как называем?
— Не знаю и знать не хочу.
— Мы зовем его веткой коралла, или гадюкой, или медовой ложечкой. Но я вижу, что тебе не терпится начать. Тогда всего один, последний урок, запомни только еще одно слово. — Она повалилась спиной на кровать и ткнула пальцем себе между ног. — Не желаешь ли узнать, как называется это?
— Люди, которые не являются поэтами, называют это пизденкой, — сказал Орхан.
— О, у нас есть для нее более красивое название. Это «Таверна парфюмеров». Придвинься поближе, пожалуйста, и внимательно рассмотри ее.
Безусловно, этот урок, этот осмотр, был просто нелеп. Но Орхан решил, что в ближайшее время от потакания причудам девушки большого вреда не будет. Пусть ее трескотня утомляла, зато тело ее, несомненно, будило желание. Лицо ее вселяло радужные надежды на благородство и ум, но ее болтовня была сплошным детским лепетом. Разве можно быть одновременно такой красивой и такой глупой? Ладно, пока что он будет ей потакать. Но потом, дабы гарантировать, что никто в Гареме не узнает о тех унижениях, которым она его подвергала, он прикажет ее наутро казнить. Опуская голову к промежутку у нее между бедрами, он представил себе, как поутру будет наблюдать за казнью. Он распорядится, чтобы немые сажали ее на кол медленно. Не подозревая о безумии у него в голове, Анадиль вздохнула и раздвинула ноги пошире.
— Тебе нравится зрелище? — стыдливо спросила она.
— Очень нравится. — Он мог бы кое-что добавить, но тут она притянула его голову еще ближе, и Орхан неожиданно для себя отведал ее. На вкус она оказалась непривычной, горькой, необыкновенно соблазнительной.
— Теперь мы готовы, — сказала она со вздохом, и между ног у нее действительно стало влажно.
Однако не успел Орхан сбросить халат, как она отпрыгнула в сторону.
— Да-да, мы готовы. Но не здесь. Там, внизу, — сказала она, указывая на поверхность ледовой ямы.
Анадиль сошла с мраморного возвышения и, слегка поеживаясь, легла спиной на лед.
— Вернись, Анадиль! Только не на льду! Чем кровать-то плоха? Иди сюда!
— На льду лучше. Потому мы и здесь. Холод оттягивает оргазм и усиливает наслаждение. — Она обольстительно извивалась. — Иди сюда, любимый!
— Это безумие!
Анадиль надулась и разочарованно взглянула на него.
— Мы, девушки Гарема, слыхали, что все принцы в Клетке — настоящие мужчины, готовые на все и нечувствительные ни к холоду, ни к голоду, ни к боли. Но вот такая маленькая девочка, как я, лежит на льду, а ты робеешь.
— Это безумие, — тупо повторил Орхан.
— Перестань, не будь таким занудой! На льду интереснее. К тому же я буду либо снизу, как твоя молитвенная подушка, либо сверху, как твое одеяло. Только не давай мне здесь мерзнуть одной. — Она протянула к нему руки в мольбе.
Орхан почувствовал внутри огонь, в котором таяла твердость духа. Он должен был ею овладеть. Он спустился на лед, и она, благодарно коснувшись пальцами его торса, обвилась вокруг него. Потом Анадиль потянулась к ветке цветущей сливы, или как там она это называла, взяла ее и ввела себе между ног. Хотя еще до того, как войти в Анадиль, Орхан думал, что вот-вот взорвется от желания, все происходило так, как она предсказывала; лед оттягивал оргазм, поскольку их тела не могли найти на его поверхности точку опоры и Анадиль то и дело выскальзывала из-под Орхана. Оба тела покрылись капельками воды. Пока Орхан продолжал свои движения внутри Анадиль, ему почудилось, будто он мельком увидел в ледовой глубине что-то темное и недвижимое. Большую рыбу или попросту воображаемую тень. Все это казалось Орхану своего рода странным бегом взапуски, — между жаром его вожделения и ледяным холодом их необычного ложа. Веселый, шаловливый нрав Анадиль не отражался больше на ее лице. Ее ноги сомкнулись на спине Орхана, и пока он толчками вонзался в нее, она кричала от безысходности. Орхан же, со своей стороны, столь отчаянно стремился достичь оргазма внутри этого странного существа, что уже готов был пожертвовать собой и позволить медленно посадить себя на кол — лишь бы добиться того, чего он желал в тот миг. Все остальное не имело значения. Наконец он кончил — горячим густым потоком.
— О, мой султан!
Обессиленные, они немного полежали в объятиях друг друга. Потом Анадиль беспокойно заерзала под Орханом:
— У меня уже попка замерзла. Ты можешь ее мне согреть.
И, выскользнув из-под него, она перевернулась на талом льду. Орхан провел руками по ее намокшим ягодицам и смахнул крошечные льдинки.
— Так мою попку не согреешь. Если хочешь, можешь меня отшлепать.
Он приподнялся на локтях и, разглядывая ее мягкую маленькую задницу, почувствовал, как в нем опять пробуждается желание. Но вдруг, не успел Орхан даже занести руку для первого шлепка, Анадиль резко вскрикнула. Потом она взглянула через плечо на Орхана. Лицо ее исказилось от ужаса, а зубы стучали так, что поначалу ее невозможно было понять. Наконец Орхан расслышал ее слова:
— Там, во льду, — лицо! Мы занимались любовью на чьей-то могиле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26