Либо я увидел ее совершенное тело и понял, что мне никогда не суметь удовлетворить его. Либо просто впал в шок от того, что сделал невозможное.
Какой бы ни была причина, результат не заставил себя ждать. Я почувствовал, как что-то опустилось у меня в животе, и увидел, как опустилось все под животом. Я наблюдал, как мой петушок в резиновом скафандре медленно скукоживается, сдувается, словно лопнувший шарик. Нет. Этого не может быть. Только не это. Не сейчас. Не с ней. Я не могу этого позволить. Запаниковав, я начал отчаянно представлять себе все фантазии с номера два по номер пять. Но мой член решил распорядиться по-другому. Если раньше я не мог заставить его упасть, теперь я не мог заставить его встать — первый раз в жизни. Он скоропостижно скончался. Мы с Эллой видели, как сник, увял, осел и умер.
— Поверить не могу, — сказал я.
— Только не надо мне говорить, — ответила Элла, встав с кровати и подбирая с полу трусы, — что раньше у тебя такого не было.
Я закрыл лицо руками:
— Во всем виновата моя мать. — Что?
— Это она назвала меня Брэдом, мне мое имя никогда не нравилось, — пояснил я с очень сильным австралийским акцентом.
ФОТОГРАФИИ
В большинстве случаев, насколько я помню, перемены в моей жизни происходили медленно. Настолько медленно, что я их не замечал. Вот, например, переходный возраст. Только что тебе было одиннадцать лет, и ни одного волоска на лобке. Но десятью годами позже у тебя там уже столько волос, что можно подушку ими набить, мало того, волосы уже торчат из носа и курчавятся на ногах. Ты в полном недоумении, думаешь: «Как я до такого дошел? В какой момент я превратился из мальчика с нежной кожей в волосатого мужика?» Ответа на этот вопрос нет. Потому что на перемены ушли годы, а не секунды.
Но иногда все бывает по-другому. Иногда ветер перемен срывает тебя с места и через секунду выбрасывает далеко-далеко. Это ошеломляет, поражает. Ты стоишь, оглушенный, видишь, как далеко тебя занесло, и понимаешь, что назад дороги нет. Вот так и сейчас. Я в своей спальне, утро, восемь часов. Лежу в постели в обнимку с красивой девушкой, ее голова покоится на моей груди, и ее сонное дыхание попадает в ритм биения моего сердца. Еще пару недель назад моей реакцией на такую картину было бы:
а) в моей постели спит девушка; отлично, значит, мне вчера удалось кое-кого снять;
б) в моей постели спит девушка… черт! значит, я не могу от нее сбежать;
в) в моей постели спит девушка; надо ее разбудить; блин, как же ее зовут?
Но я знаю, как ее зовут. Ее зовут Эми. Сегодня воскресенье. Прошло полторы недели с тех пор, как меня уволил Поли. Прошло полторы недели с того дня, как мы поговорили с Эми и решили, что теперь нет ее и меня, но есть мы. И сейчас моя реакция на ее присутствие в моей постели:
а) Эми спит в моей постели; отлично, значит, я ее все-таки охмурил;
б) Эми спит в моей постели; хорошо — мне бы не хотелось, чтобы она спала в чьей-нибудь другой;
в) Эми спит в моей постели; здорово, потому что просыпаться без нее плохо.
Поначалу я сопротивлялся, но потом понял, что перемены не всегда ведут к худшему. В данном случае — точно не к худшему. Потому что эти перемены не ограничились только моим отношением к Эми. Как сказали когда-то хиппи, весь мир изменился. Мои преданные и старые друзья — постеры с голыми красотками, коллекция расплющенных насекомых «умри, муха!» на моем окне, красные махровые носки и семейные трусы — сорваны, счищены или выброшены в стиральную машину. Не обошли перемены стороной и саму постель. Простыни, наволочки и пододеяльник теперь чистые и выглаженные. В пепельнице всего четыре окурка вместо сорока. А подарок Мэтта на мой двадцать пятый день рождения — выпуск «Плейбоя» за март 1971 года — вытащен из-под матраса и перепрятан в коробку на антресолях.
Но перемены бывают и к худшему. И если речь идет о работе — это так.
Первое желание по возвращении домой, когда меня уволили, — вылепить копию Поли из шакальего говна, начертить мелом пентаграмму на дорожке в саду и, читая молитву в обратном порядке, протыкать его внутренние органы вязальными спицами. Отбросив эту идею из практических соображений (найти шакалье говно в это время года очень сложно), я придумал кое-что более подходящее.
Поработал над самолюбием и убедил себя, что раньше я был служащим с безупречной репутацией, так что смогу без проблем найти внештатную работу. Правда, бывают моменты, когда мир решает продемонстрировать твою ничтожность и давит на тебя изо всех сил. Так вот, после того как десять старых знакомых отказали мне в работе, я решил, что тот самый момент настал. Но я отважно смотрел судьбе в лицо. Мне оставалось только одно достойное средство добычи денег — просить милостыню. Список потенциальных благотворителей выглядел следующим образом:
А. Мой отец. Мой родитель распрощался со мной, Кейт, Билли и мамой через неделю после моего восьмого дня рождения. Нелюбимые жена и двое детей вкупе с возможностью сменить Брайтон на Лондон сделали его восприимчивым к любовным чарам симпатичной Мишель Дав, тогдашней своей секретарши. Несмотря на мамины предсказания, отец с Мишель и по сей день женаты и счастливы. Они живут в особняке на Халланд-парк и в свободное от воспитания двоих детей (Дэйви, четырнадцати лет, и Марты, тринадцати годов от роду) время тратят деньги, которые компания моего отца заработала на недвижимости в восьмидесятые, в период бешеного спроса. Мы с отцом встречаемся два раза в год (на мой день рождения и на Рождество). Вероятность того, что он даст мне денег, равна нулю. Вероятность того, что он даст мне взаймы, минимальна. Вероятность того, что он снова предложит мне помочь с трудоустройством в Сити, — максимальна.
Б. Мой брат. Билли, при своей страстной любви к техническим изобретениям, работает в Док-ланз, в маркетинговом отделе компьютерной фирмы. У Билли не выплачена ссуда на дом, и ему надо кормить семью. Он справляется и вполне счастлив. Но еще ему надо думать о будущем, о детях. Поэтому мне не стоит заставлять его играть роль отца, как в те времена, когда мы с Кейт были маленькими.
В. Моя мама. Попросив денег у нее, я встану в один ряд с такими моральными уродами, как Нерон. Она работает машинисткой в Бристольском банке, и после выплаты по ссуде и по коммунальным счетам у нее остается совсем немного. Конечно, она могла бы найти денег, как во времена моего студенчества, но нужно быть полным дерьмом, чтобы просить у нее.
Г. Моя сестра. Студентка. Все равно что просить совета о здоровом питании у трупа. Тут ловить нечего.
Д. Мэтт. Дело щекотливое. Потому что денег у него навалом. И он мой лучший друг. Я сам с легкостью бы одолжил ему денег, если бы они у меня были. Но он и так со мной щедр. Было бы верхом наглости просить у него наличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Какой бы ни была причина, результат не заставил себя ждать. Я почувствовал, как что-то опустилось у меня в животе, и увидел, как опустилось все под животом. Я наблюдал, как мой петушок в резиновом скафандре медленно скукоживается, сдувается, словно лопнувший шарик. Нет. Этого не может быть. Только не это. Не сейчас. Не с ней. Я не могу этого позволить. Запаниковав, я начал отчаянно представлять себе все фантазии с номера два по номер пять. Но мой член решил распорядиться по-другому. Если раньше я не мог заставить его упасть, теперь я не мог заставить его встать — первый раз в жизни. Он скоропостижно скончался. Мы с Эллой видели, как сник, увял, осел и умер.
— Поверить не могу, — сказал я.
— Только не надо мне говорить, — ответила Элла, встав с кровати и подбирая с полу трусы, — что раньше у тебя такого не было.
Я закрыл лицо руками:
— Во всем виновата моя мать. — Что?
— Это она назвала меня Брэдом, мне мое имя никогда не нравилось, — пояснил я с очень сильным австралийским акцентом.
ФОТОГРАФИИ
В большинстве случаев, насколько я помню, перемены в моей жизни происходили медленно. Настолько медленно, что я их не замечал. Вот, например, переходный возраст. Только что тебе было одиннадцать лет, и ни одного волоска на лобке. Но десятью годами позже у тебя там уже столько волос, что можно подушку ими набить, мало того, волосы уже торчат из носа и курчавятся на ногах. Ты в полном недоумении, думаешь: «Как я до такого дошел? В какой момент я превратился из мальчика с нежной кожей в волосатого мужика?» Ответа на этот вопрос нет. Потому что на перемены ушли годы, а не секунды.
Но иногда все бывает по-другому. Иногда ветер перемен срывает тебя с места и через секунду выбрасывает далеко-далеко. Это ошеломляет, поражает. Ты стоишь, оглушенный, видишь, как далеко тебя занесло, и понимаешь, что назад дороги нет. Вот так и сейчас. Я в своей спальне, утро, восемь часов. Лежу в постели в обнимку с красивой девушкой, ее голова покоится на моей груди, и ее сонное дыхание попадает в ритм биения моего сердца. Еще пару недель назад моей реакцией на такую картину было бы:
а) в моей постели спит девушка; отлично, значит, мне вчера удалось кое-кого снять;
б) в моей постели спит девушка… черт! значит, я не могу от нее сбежать;
в) в моей постели спит девушка; надо ее разбудить; блин, как же ее зовут?
Но я знаю, как ее зовут. Ее зовут Эми. Сегодня воскресенье. Прошло полторы недели с тех пор, как меня уволил Поли. Прошло полторы недели с того дня, как мы поговорили с Эми и решили, что теперь нет ее и меня, но есть мы. И сейчас моя реакция на ее присутствие в моей постели:
а) Эми спит в моей постели; отлично, значит, я ее все-таки охмурил;
б) Эми спит в моей постели; хорошо — мне бы не хотелось, чтобы она спала в чьей-нибудь другой;
в) Эми спит в моей постели; здорово, потому что просыпаться без нее плохо.
Поначалу я сопротивлялся, но потом понял, что перемены не всегда ведут к худшему. В данном случае — точно не к худшему. Потому что эти перемены не ограничились только моим отношением к Эми. Как сказали когда-то хиппи, весь мир изменился. Мои преданные и старые друзья — постеры с голыми красотками, коллекция расплющенных насекомых «умри, муха!» на моем окне, красные махровые носки и семейные трусы — сорваны, счищены или выброшены в стиральную машину. Не обошли перемены стороной и саму постель. Простыни, наволочки и пододеяльник теперь чистые и выглаженные. В пепельнице всего четыре окурка вместо сорока. А подарок Мэтта на мой двадцать пятый день рождения — выпуск «Плейбоя» за март 1971 года — вытащен из-под матраса и перепрятан в коробку на антресолях.
Но перемены бывают и к худшему. И если речь идет о работе — это так.
Первое желание по возвращении домой, когда меня уволили, — вылепить копию Поли из шакальего говна, начертить мелом пентаграмму на дорожке в саду и, читая молитву в обратном порядке, протыкать его внутренние органы вязальными спицами. Отбросив эту идею из практических соображений (найти шакалье говно в это время года очень сложно), я придумал кое-что более подходящее.
Поработал над самолюбием и убедил себя, что раньше я был служащим с безупречной репутацией, так что смогу без проблем найти внештатную работу. Правда, бывают моменты, когда мир решает продемонстрировать твою ничтожность и давит на тебя изо всех сил. Так вот, после того как десять старых знакомых отказали мне в работе, я решил, что тот самый момент настал. Но я отважно смотрел судьбе в лицо. Мне оставалось только одно достойное средство добычи денег — просить милостыню. Список потенциальных благотворителей выглядел следующим образом:
А. Мой отец. Мой родитель распрощался со мной, Кейт, Билли и мамой через неделю после моего восьмого дня рождения. Нелюбимые жена и двое детей вкупе с возможностью сменить Брайтон на Лондон сделали его восприимчивым к любовным чарам симпатичной Мишель Дав, тогдашней своей секретарши. Несмотря на мамины предсказания, отец с Мишель и по сей день женаты и счастливы. Они живут в особняке на Халланд-парк и в свободное от воспитания двоих детей (Дэйви, четырнадцати лет, и Марты, тринадцати годов от роду) время тратят деньги, которые компания моего отца заработала на недвижимости в восьмидесятые, в период бешеного спроса. Мы с отцом встречаемся два раза в год (на мой день рождения и на Рождество). Вероятность того, что он даст мне денег, равна нулю. Вероятность того, что он даст мне взаймы, минимальна. Вероятность того, что он снова предложит мне помочь с трудоустройством в Сити, — максимальна.
Б. Мой брат. Билли, при своей страстной любви к техническим изобретениям, работает в Док-ланз, в маркетинговом отделе компьютерной фирмы. У Билли не выплачена ссуда на дом, и ему надо кормить семью. Он справляется и вполне счастлив. Но еще ему надо думать о будущем, о детях. Поэтому мне не стоит заставлять его играть роль отца, как в те времена, когда мы с Кейт были маленькими.
В. Моя мама. Попросив денег у нее, я встану в один ряд с такими моральными уродами, как Нерон. Она работает машинисткой в Бристольском банке, и после выплаты по ссуде и по коммунальным счетам у нее остается совсем немного. Конечно, она могла бы найти денег, как во времена моего студенчества, но нужно быть полным дерьмом, чтобы просить у нее.
Г. Моя сестра. Студентка. Все равно что просить совета о здоровом питании у трупа. Тут ловить нечего.
Д. Мэтт. Дело щекотливое. Потому что денег у него навалом. И он мой лучший друг. Я сам с легкостью бы одолжил ему денег, если бы они у меня были. Но он и так со мной щедр. Было бы верхом наглости просить у него наличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76