ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

На городские дискотеки я почти не ездил. С одной стороны, потому, что отстал от моды (я заметил это, когда парни стали носить кепки задом наперед), но еще и потому, что мне казалось бессмысленным дергаться поодиночке, на расстоянии друг от друга — какая-то артель напрасный труд. Нет уж, я свою партнершу хотел обнять. Мне нравилось, положив руку на плечо новой девушки, вести ее к площадке: я словно вытаскивал номер в лотерее, каждый раз счастливый. От девушек здорово пахло, они были очаровательны. Я влюблялся во всех подряд и с неохотой отпускал их от себя по окончании танца. Но мне не хотелось, перекрикивая оркестр, заводить с ними разговор. Хотелось лишь держаться за них, принюхиваться к ним и, закрыв глаза, плавно скользить по полу.
Мне и в голову не приходило, что можно желать — и добиваться — большего. А ведь в последнем классе гимназии я пользовался успехом: мое имя можно было прочесть не на одной девчачьей парте. Увы, с тех пор как я взвалил на себя усадьбу, я видел слишком мало девчонок и не замечал утекающих сквозь пальцы лет. Я даже не понимал, что наверняка утратил спортивную форму.
Начинал я вроде бы всегда неплохо. Топтался в обнимку с партнершей, иногда довольно неуклюже, но девки обычно умеют подладиться и не дают наступать себе на ноги. Изредка попадались танцорши с потрясным чувством ритма, так что мы просто летали по воздуху: это было клево. Когда танец заканчивался, девахи искоса поглядывали на меня, я же стоял дурак дураком и улыбался — вместо того чтобы, как положено, заговорить: «А ты здесь часто бываешь? Тебе нравится такая музыка? Сегодня тут много народу…» Я совершенно не против болтовни, она, так сказать, растапливает лед между людьми, просто я по этой части не мастак. Некоторые девахи после двух-трех танцев возвращались к своей кучке: они чаще всего тусуются вместе у стены. Большинство же готово было плясать дальше.
Однажды я решился раскрыть рот и спросил одну девчонку: «Что дает тебе ощущение счастья?» Меня почему-то во время танца занимал этот вопрос.
— Дает чего? — проорала она.
— Счастье! Что дает тебе?.. Ладно, забудь!
И я — с горящими ушами — побыстрей отбуксировал ее к девичьей кодле.
Бывали случаи и похуже. Как-то я, безо всякого прицела, отплясал пять танцев кряду с одной девахой: уж больно от нее хорошо пахло. А потом нагнулся и зарылся носом ей в шею — опять-таки не придавая этому значения. Она отскочила от меня как ошпаренная. Неужто приняла за вампира? Я представил себе свои жалкие, хоть и укрепляемые фтором, зубы в виде гигантских клыков… и невольно расплылся в улыбке. Девица зашипела на меня обозленной гусыней, развернулась и ушла.
Потом я случайно подслушал в вестибюле ее разговор с подружкой.
— Хороший тебе попался кавалер? — спросила та.
— Пьяный в стельку! Не сказал ни слова, только все ухмылялся!
Кавалер. Это слово подразумевает шелковую рубаху и лосьон после бритья в товарных количествах. Иначе говоря, человека с высокими запросами.
Да, у Бенни-Кавалера такая улыбочка, что народ просто шарахается. Почему эта тусклятина и сбежала.
Впрочем… она ведь тоже улыбалась, а?
5
День за днем
лицом к лицу
с треснувшими зеркалами
и злорадными штрафо вщицами

Перечитывая записи, которые я делала в синей книжице, я понимаю, что, очевидно, той осенью у меня была депрессия, причем в самой натуральной — клинической — форме.
На работе я в перерывах нескончаемо шутила, и мне нравилось видеть, как мои коллеги покатываются со смеху — до того, что у женщин начинает течь тушь. Тогда жизнь казалась вошедшей в свою колею, чему я от души радовалась.
Дома же, вернувшись к вечеру с пакетом продуктов из «Консума», я все время старалась чем-нибудь занять себя. Выкладывала на датском керамическом блюде натюрморт из только что купленных овощей, поливала ростки, которые выращиваю в качестве витаминной добавки, подбирала оперную арию повеселей и заводила ее на полную громкость, после чего зажигала в белой ванной канделябр и долго лежала в ванне, вдыхая запах лаванды из ароматической лампы.
В ту осень я читала исключительно автобиографии и ненаучную фантастику, которые действовали на меня наркотически: я переселялась в иные миры. И когда книга внезапно подходила к концу, я оставалась в изнеможении лежать на диване, словно это был берег, куда меня вынесло после кораблекрушения. Мемуары и сказочные миры принуждали задаваться вопросами: зачем ты, собственно, живешь? на что тратишь свою жизнь — такую хрупкую, непростую и короткую?
Ночью мне снились разные ответы. Однажды я увидела себя в хитросплетенье света и тени. Я была богиней, из пальцев которой произрастали разные формы жизни: с одной стороны, мясистые побеги лиан, с другой — пухлые тела младенцев.
Случались дни, когда, казалось, не было ничего, кроме снега с дождем и бесконечного ожидания автобуса. Я увеличила взносы по пенсионной страховке и составила завещание. Если Эрьян посчитал нужным обратиться за этим в «Фонус», почему бы мне не последовать его примеру? В такие дни я заводила папки для квитанций, покупала в ИКЕА коробки для всякой всячины и забивала ими гардероб, даже начала вставлять в рамки старые слайды (которые значили для меня не больше прошлогодней листвы).
Еще я часто занималась мастурбацией. Воображаемые мужчины были крепкого телосложения, с мозолистыми руками и колючим подбородком. Лиц у них не было, над подбородками зияла пустота.
Моим спасательным кругом, моим якорем в жизни стала Мэрта. Она могла ворваться прямо в ванную и размахивать перед моим носом билетами в кино до тех пор, пока я не вылезала из воды и, задув свечи, не шла с ней. После кино мы возвращались ко мне и, устроившись каждая на своем диване, трепались о повседневных мелочах и о смысле жизни — начиная с последнего фортеля, который выкинул ее невротик шеф, и кончая взглядами на женщину, которых придерживался блаженный Августин (мы разносили Отца Церкви в пух и прах).
Мэрта распространяла вокруг нежный аромат булочек, туалетной воды и тонких сигарок — сигарильо. Она вроде-как-жила со своим Ненаглядным по имени Роберт, но изредка, когда он отправлялся в очередную таинственную командировку, мы с Мэртой распивали бутылку белого портвейна и она оставалась ночевать у меня на диване. Следующее утро мы, лохматые и опухшие, проводили в добродушных мелких стычках (Мэрта при этом расхаживала в темном махровом халате Эрьяна, выкинуть который у меня не поднималась рука). Мы часто жалели, что не лесбиянки: меня вполне устроила бы жизнь с Мэртой, да и для нее Роберт сплошь и рядом оказывался непосильным бременем.
Однажды ночью я рассказала ей про Лесовладельца и его необъяснимую улыбку. Мэрта села на диване, послюнила палец и, подняв его кверху, радостно воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42