Оба были одеты в дорожные накидки, лица их были скрыты под широкими, низко опущенными капюшонами. Тот, что был выше, откинул свой капюшон, и все узнали Моргану. Ее красота была столь ослепительна, что все присутствовавшие там замолчали, затаив дыхание. Рядом с ней другие женщины казались уродливыми, словно уничтоженные этим прекрасным сиянием, и даже великолепие Гвиневеры, которая была вдвое ее младше, тускнело в сравнении с ее завораживающей красотой. Сильно побледневший Артур поднялся, пристально глядя на нее с выражением ужаса и несказанной радости на лице. И я понял, что внезапное появление Морганы было для него мигом райского блаженства, разжегшим с новой силой адскую пытку разлуки.
Моргана откинула капюшон со своего спутника. Шепот восхищения пробежал по зале. Это был ребенок лет двенадцати, и по красоте его стана и лица все догадались, что он — сын Морганы. Но я, перенесясь мыслью на двадцать лет назад, вдруг увидел перед собой маленького Артура, за тем лишь исключением, что у этого ребенка были более темные волосы и зеленые глаза, как у его матери. Он держался совершенно прямо, без какой бы то ни было робости, но и без высокомерия.
— Это Мордред — мой сын, — сказала Моргана Артуру. — Он вырос и был воспитан в Беноике, в стране короля Бана, посреди леса Броселианд, в уединенном замке, который мне дал Мерлин и который народ в страхе называет Замком В Долине Откуда Нет Возврата, потому что из всех, кто заблудился в тех местах либо отправился туда по своей воле — из похвальбы, любопытства, надеясь предаться сладострастию или страдая от любви, — ни один, кроме разве что Мерлина, не вернулся оттуда. Между тем именно в этом проклятом месте Мордред узнал от меня все то, что ум возвышенный и могучий может только пожелать узнать, и даже то, чего он, может быть, совсем и не желает знать, ибо истина нераздельна, она включает в себя в равной мере добро и зло, а знать наполовину — невозможно. Теперь настало время ему закалить свое тело и — поскольку он тебе родня — научиться у тебя боевым искусствам, равно как искусству войны и искусству власти. Я хочу, чтобы он служил тебе и стал членом Круглого Стола.
— Почему же отец не научил его всему этому? — надменно и гневно спросил ее один из вождей. — Рожден ли он в согласии с нашим законом или же тот, кто его породил, — одна из бесчисленных жертв, навсегда сгинувших в твоем волчьем логове? Этот вопрос не должен смутить тебя, раз ты пришла сюда прилюдно похваляться своими преступлениями — как если бы стояла над законом. Но берегись — хотя бы ты и была королевской крови. Никто в Логрисе, даже король, не стоит выше закона — так постановили Мерлин и члены Круглого Стола. Артур взялся было за рукоять меча, но я удержал его и подошел к Моргане и Мордреду. И обратился к тому, кто только что говорил:
— Отец Мордреда и Моргана были связаны узами родства, если это известие может успокоить твою потревоженную добродетель. Я самолично пожелал разрушить эти узы и осудить этого человека на вечное забвение. Это означает, что его имя не будет произнесено. Тебе придется удовольствоваться тем, что сказано. Что же до того, что ты сказал о законе Логриса, — это вполне справедливо, и ты прав, пусть ты и кажешься мне взбесившимся псом, который вдруг набрасывается на своих хозяев. Вот мое решение. Мордред будет принят при дворе, с ним обойдутся в соответствии с его положением и воспитают так, как хочет его мать. И он станет впоследствии пэром Круглого Стола, если окажется достойным этого. Ты, Моргана, пренебрегавшая вот уже более десяти лет законом Логриса и испытывавшая терпение короля, равно как и Бана, который по своему благородству и из особого расположения к роду Артура считал тебя неприкосновенным гостем на своей земле, — ты навсегда отправишься в изгнание.
Я даю тебе Авалон, цветущий вечнозеленый остров Яблонь, близ северных берегов Беноика. Отныне остров этот не является более частью Логриса, но переходит в твое полное владение и будет подвластен лишь твоему закону. Таким образом ты будешь защищена от правосудия Логриса, потому как не следует допускать, чтобы с сестрой короля обходились как с простой преступницей, а Логрис будет избавлен от твоих злодеяний и от позора, который ты навлекаешь на него. Но у тебя не будет больше права покидать это место, под страхом немедленной смерти без суда, потому что, когда ты, движимая дерзновенным и греховным желанием, приняла на себя одну всю ответственность за совершенные тобой дела, — ты уже сама вынесла себе приговор. Что же касается тех, кто, может быть, падет жертвой твоей беспричинной и безумной ненависти к человеческому роду, то они должны знать, что с тех самых пор, как они ступят в твои владения, они лишаются покровительства и защиты законов Логриса, а их семьи — последнего законного оплота в борьбе с тобой, в лице короля. Так что если в очерченных тебе границах посреди королевства Круглого Стола ты захочешь создать ад — ты вольна сделать это, но гореть в нем люди будут по доброй воле.
— Я принимаю твое решение, — сказала Моргана.
— Да будет так, — сказал Артур, и я едва узнал его голос. После этого, не говоря больше ни слова, он внезапно встал и вышел вон.
_23_
— Говорила ли тебе что-нибудь обо мне твоя мать, Мордред?
— Да, государь. Она сказала мне, что ты ее воспитал. Что ты — единственный человек, кого она когда-либо любила. Что она любит тебя как отца, мужа и учителя и что ты любишь ее — как ребенка. Что ты — настоящий владыка Логриса, возносящий и низвергающий королей, и что ты создал Круглый Стол. Она сказала также, что ты помог мне родиться и еще — что ты мой враг.
Мы были одни в зале Кардуэльского дворца. Моргана привезла ко двору оружие против Логриса, которое она тщательно готовила в течение двенадцати лет. Но это оружие не сознавало само себя. Слишком умна была Моргана, чтобы ставить перед Мордредом какую-либо определенную цель, потому что тот, кто ищет какой-либо цели, рано или поздно обнаруживает себя. Несомненно, она медленно, каплю за каплей вливала в его душу смертельный и тайный яд, о котором он даже и не подозревал; она исходила из того правила, что используемые определенным образом чистые помыслы являются оружием более прочным и опасным, нежели самое коварное и обдуманное лицемерие. Поэтому Мордред должен был расположить к себе и ввести в заблуждение Артура, двор и меня самого не вопреки своим искренним чувствам, а именно благодаря им. Это была угроза гибели, которую несет в себе невинность, опасность предательства, таящаяся в самом прибежище верности. Но, с другой стороны, я смог бы расстроить все эти планы именно в силу их двойственной природы.
— Мордред, а ты сам — враг мне и Логрису?
— Почему ты спрашиваешь, государь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Моргана откинула капюшон со своего спутника. Шепот восхищения пробежал по зале. Это был ребенок лет двенадцати, и по красоте его стана и лица все догадались, что он — сын Морганы. Но я, перенесясь мыслью на двадцать лет назад, вдруг увидел перед собой маленького Артура, за тем лишь исключением, что у этого ребенка были более темные волосы и зеленые глаза, как у его матери. Он держался совершенно прямо, без какой бы то ни было робости, но и без высокомерия.
— Это Мордред — мой сын, — сказала Моргана Артуру. — Он вырос и был воспитан в Беноике, в стране короля Бана, посреди леса Броселианд, в уединенном замке, который мне дал Мерлин и который народ в страхе называет Замком В Долине Откуда Нет Возврата, потому что из всех, кто заблудился в тех местах либо отправился туда по своей воле — из похвальбы, любопытства, надеясь предаться сладострастию или страдая от любви, — ни один, кроме разве что Мерлина, не вернулся оттуда. Между тем именно в этом проклятом месте Мордред узнал от меня все то, что ум возвышенный и могучий может только пожелать узнать, и даже то, чего он, может быть, совсем и не желает знать, ибо истина нераздельна, она включает в себя в равной мере добро и зло, а знать наполовину — невозможно. Теперь настало время ему закалить свое тело и — поскольку он тебе родня — научиться у тебя боевым искусствам, равно как искусству войны и искусству власти. Я хочу, чтобы он служил тебе и стал членом Круглого Стола.
— Почему же отец не научил его всему этому? — надменно и гневно спросил ее один из вождей. — Рожден ли он в согласии с нашим законом или же тот, кто его породил, — одна из бесчисленных жертв, навсегда сгинувших в твоем волчьем логове? Этот вопрос не должен смутить тебя, раз ты пришла сюда прилюдно похваляться своими преступлениями — как если бы стояла над законом. Но берегись — хотя бы ты и была королевской крови. Никто в Логрисе, даже король, не стоит выше закона — так постановили Мерлин и члены Круглого Стола. Артур взялся было за рукоять меча, но я удержал его и подошел к Моргане и Мордреду. И обратился к тому, кто только что говорил:
— Отец Мордреда и Моргана были связаны узами родства, если это известие может успокоить твою потревоженную добродетель. Я самолично пожелал разрушить эти узы и осудить этого человека на вечное забвение. Это означает, что его имя не будет произнесено. Тебе придется удовольствоваться тем, что сказано. Что же до того, что ты сказал о законе Логриса, — это вполне справедливо, и ты прав, пусть ты и кажешься мне взбесившимся псом, который вдруг набрасывается на своих хозяев. Вот мое решение. Мордред будет принят при дворе, с ним обойдутся в соответствии с его положением и воспитают так, как хочет его мать. И он станет впоследствии пэром Круглого Стола, если окажется достойным этого. Ты, Моргана, пренебрегавшая вот уже более десяти лет законом Логриса и испытывавшая терпение короля, равно как и Бана, который по своему благородству и из особого расположения к роду Артура считал тебя неприкосновенным гостем на своей земле, — ты навсегда отправишься в изгнание.
Я даю тебе Авалон, цветущий вечнозеленый остров Яблонь, близ северных берегов Беноика. Отныне остров этот не является более частью Логриса, но переходит в твое полное владение и будет подвластен лишь твоему закону. Таким образом ты будешь защищена от правосудия Логриса, потому как не следует допускать, чтобы с сестрой короля обходились как с простой преступницей, а Логрис будет избавлен от твоих злодеяний и от позора, который ты навлекаешь на него. Но у тебя не будет больше права покидать это место, под страхом немедленной смерти без суда, потому что, когда ты, движимая дерзновенным и греховным желанием, приняла на себя одну всю ответственность за совершенные тобой дела, — ты уже сама вынесла себе приговор. Что же касается тех, кто, может быть, падет жертвой твоей беспричинной и безумной ненависти к человеческому роду, то они должны знать, что с тех самых пор, как они ступят в твои владения, они лишаются покровительства и защиты законов Логриса, а их семьи — последнего законного оплота в борьбе с тобой, в лице короля. Так что если в очерченных тебе границах посреди королевства Круглого Стола ты захочешь создать ад — ты вольна сделать это, но гореть в нем люди будут по доброй воле.
— Я принимаю твое решение, — сказала Моргана.
— Да будет так, — сказал Артур, и я едва узнал его голос. После этого, не говоря больше ни слова, он внезапно встал и вышел вон.
_23_
— Говорила ли тебе что-нибудь обо мне твоя мать, Мордред?
— Да, государь. Она сказала мне, что ты ее воспитал. Что ты — единственный человек, кого она когда-либо любила. Что она любит тебя как отца, мужа и учителя и что ты любишь ее — как ребенка. Что ты — настоящий владыка Логриса, возносящий и низвергающий королей, и что ты создал Круглый Стол. Она сказала также, что ты помог мне родиться и еще — что ты мой враг.
Мы были одни в зале Кардуэльского дворца. Моргана привезла ко двору оружие против Логриса, которое она тщательно готовила в течение двенадцати лет. Но это оружие не сознавало само себя. Слишком умна была Моргана, чтобы ставить перед Мордредом какую-либо определенную цель, потому что тот, кто ищет какой-либо цели, рано или поздно обнаруживает себя. Несомненно, она медленно, каплю за каплей вливала в его душу смертельный и тайный яд, о котором он даже и не подозревал; она исходила из того правила, что используемые определенным образом чистые помыслы являются оружием более прочным и опасным, нежели самое коварное и обдуманное лицемерие. Поэтому Мордред должен был расположить к себе и ввести в заблуждение Артура, двор и меня самого не вопреки своим искренним чувствам, а именно благодаря им. Это была угроза гибели, которую несет в себе невинность, опасность предательства, таящаяся в самом прибежище верности. Но, с другой стороны, я смог бы расстроить все эти планы именно в силу их двойственной природы.
— Мордред, а ты сам — враг мне и Логрису?
— Почему ты спрашиваешь, государь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25