«Меня зовут Калле» – это было бы куда проще.
Пока сотрудница роется в бумагах, Калле размышляет, какое может быть у нее имя. Ей подходит Петра, а вообще скорее всего…
– Как, вы сказали, ваша фамилия?
– Шварц, Карл-Хайнц Шварц, – повторил он.
– Сожалею, но вторая половина алфавита в 246-й комнате. У нас только до буквы «Р».
– Это как же? Я ведь в очереди отстоял.
– Пройдите, пожалуйста, в 246-ю комнату. Ничем не могу вам помочь.
Это прозвучало вежливо, но четко, так обычно говорят люди, стремящиеся побыстрее от тебя отделаться. Калле хотел сказать что-то еще, но понял, что не имеет смысла.
– До свиданья, – буркнул он уже почти из-за двери. Выходит, надо начинать все сначала.
«Скорее всего ее зовут Ингеборг», – подумал он, пристраиваясь седьмым в соседнюю очередь. «Ингеборг» – так в их компании называют недотрог.
Какое все-таки свинство. А может, они вообще не дают консультаций, гоняют просто людей туда-сюда, ведь работы для всех все равно нет. Калле вспомнил парня, с которым только что разговаривал. Восемнадцать предложений, и никакого успеха.
– Отправляйся лучше сразу на биржу. Что я скажу соседям, если ты окажешься совсем без работы – так напутствовала его мать.
«Должно быть, у нее свои проблемы», – подумал Калле.
Когда-то давно безработица была такой же большой, Калле знает это из истории. Примерно в тридцатом году. Потом пришел Гитлер и всем дал работу. Калле подумал о Грайфере. У того всегда загораются глаза, стоят только заговорить о нацистах.
«Вообще-то Гитлер был порядочным дерьмом, – размышляет Калле, – он начал войну». А Калле совсем не хочет войны. Какая-нибудь небольшая стычка, куда ни шло. Но война, ну уж нет.
Еще трое, потом его черед.
Подошла девушка, встала последней. Длинные темные волосы. Да это же…
– Эй, Клаудиа, – окликнул он. Она в растерянности уставилась на него.
А черт, я же наврал, что у меня уже есть место, внезапно пронзило его. Но ведь и она тоже говорила, что…
– Привет, Калле.
Ему приятно, что она запомнила его имя.
– Послушай, Калле, – запинаясь начала она, – я в тот раз обманула тебя. В этом году я уйду из школы. Хочу стать продавщицей, но пока ничего мне не светит, вот я и таскаюсь сюда.
– А я хвастался, что получил место и буду учиться на автомеханика. И тоже соврал.
На душе полегчало, все разъяснилось. Но все равно оба стесняются друг друга. Калле вздыхает с облегчением: подошла наконец очередь.
Его консультант – полный мужчина за пятьдесят, у него огромная лысина, и этим он напоминает Калле отца.
– Садитесь, – голос у него далеко не столь дружелюбный, как у молодой женщины из соседнего кабинета.
Когда он говорит, лицо его делается еще более обрюзгшим и безразличным.
– В первый раз здесь? Калле кивает.
– Ну-с, молодой человек, вы уже определились, какую профессию желали бы приобрести?
– Да, автомеханика.
– А не могли бы вы представить еще какие-нибудь документы, подтверждающие вашу квалификацию, кроме данного отнюдь не блестящего свидетельства?
– Мою квалификацию? Я несколько раз помогал другу ремонтировать его автомобиль.
– Я имею в виду другое. Не работали ли вы в автомастерской? А может, у вашего отца собственная мастерская? Вы проходили где-нибудь практику?
– Нет.
– Хм. Это не очень хорошо. – Он порылся в картотеке. – Выслушайте меня внимательно, – произнес он затем, словно до этого Калле его не слушал, а спал. – Я могу предоставить вам место, но поначалу всего лишь стажера. Каждый день с четырнадцати до восемнадцати на бензоколонке. Рядом у них мастерская. Хозяин готов взять в ученики того, кто покажет себя в работе. Вы должны будете отработать три недели. Одного я туда уже отправил.
– А сколько мне будут платить?
– Оплату я вам гарантировать не могу. Договаривайтесь уж там сами. В любом случае постарайтесь показать себя, и тогда вам, возможно, улыбнется место ученика в мастерской. Ну как, согласны?
– О'кей.
– Прекрасно. Сейчас я вам дам адрес. Калле рад, что может наконец уйти.
– Как дела? – с любопытством спросила Клаудиа, когда он вышел.
– Блестящие перспективы. Три недели вкалывать за здорово живешь на бензоколонке, каждый день, после обеда. А потом я, возможно, получу место ученика. Прямо тошно становится.
– Сейчас моя очередь. Подождешь меня?
– Хорошо, только не здесь. Я подожду на улице.
Покидая биржу, Калле внимательно всматривается в лица. Преобладающее выражение – разочарованность. Хорошо, что для него все уже позади. Через несколько минут появилась Клаудиа.
– Пойдем выпьем кока-колы, – предложил он. – Вон там уже пивная открылась,
– С утра в пивную! Лучше просто посидеть на скамейке.
– Ладно. А теперь скажи, как у тебя?
– Этот тип с ехидным взглядом сразу мне не понравился. Уставился на мое свидетельство так, словно это справка из колонии для несовершеннолетних. И сразу сказал, что рассчитывать мне особенно не на что, с двойкой по математике. На всякий случай дал адрес одного из таких огромных супермаркетов. А я всегда мечтала работать в маленьком магазинчике…
Облако брызг в воздухе.
– Ты что делаешь, свинья?
Парень на мотороллере пронесся по луже рядом со скамейкой, окатив обоих холодным душеем. Метрах в ста от них он притормозил и, хохоча, принялся наблюдать, как они отряхиваются, словно мокрые курицы.
– Подожди-ка, я его проучу, – Калле вскочил, нащупывая кастет в кармане джинсовой куртки.
– Ты с ума сошел, связываться с подонком. Хочешь казаться настоящим мужчиной?
Калле сразу стушевался. Вернулся на скамейку, чувствуя себя учеником, получившим втык от учительницы.
– Но нельзя же вот просто так взять и испортить людям вещи, – попробовал он возразить спустя какое-то время.
– Пусть идет своей дорогой, – наивно и в то же время обезоруживающе возразила Клаудиа.
Калле вспомнились последние три дня. «Пусть идет своей дорогой», – сказала она. Но на стадионе все совсем по-другому. А Бодо? Неужели следовало позволить ему избить себя?
– Ты часто бываешь в дискотеке? – спросила Клаудиа.
– Если честно, то редко. Для меня это дорогое удовольствие.
– Это точно. И все-таки мне нравится там бывать. А когда бывают нужны деньги, я подрабатываю по полдня в гладильной, неподалеку от моего дома. Но бывает, что и дискотека надоест. Тогда я врубаю на всю мощь Линденберга, пока не появится мать и не убавит звук.
– Да, Линденберг, у него есть несколько стоящих вещей, – поддержал разговор Калле. – А Гэллахера ты слышала? Вот его я могу крутить часами.
– А мне он вовсе не нравится.
– Хочешь, приходи ко мне в субботу. Послушаем магнитофон.
– А я думала, в субботу вы собираетесь врезать как следует парням из Дюссельдорфа, – напомнила Клаудиа.
– Да нет, игра будет в пятницу. К тому же я там не такая уж важная персона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18