Я вспомнила, что видела, как мама втыкала серебряную иголочку в шитье и вытаскивала ее и как —под ее ловкими руками на одежде расцветали цветы, листья и виноградные лозы.
Потом во дворе послышались голоса. Я привстала на цыпочки, чтобы увидеть со своей табуретки, кто это говорит. Кто-то жаловался на жару: «…посмотри на мои руки, они сейчас расплавятся». На праздник Луны приехало с севера много родственников, и они собирались прогостить у нас неделю.
Ама начала расчесывать мои волосы широким гребнем, но как только гребень доходил до спутанной пряди, я делала вид, что вот-вот свалюсь с табуретки.
— Стой спокойно, Иннин! — покрикивала Ама. Она всегда сердилась, когда я хихикала и вертелась. Потом она натянула во всю длину расчесанные волосы, как вожжи, и, пока я не успела свалиться с табуретки, заплела их в косу над ухом, вплетя в нее пять разноцветных шелковых лент, скрутила косу в тугой шар, потом расправила и подровняла свободные концы лент, чтобы получилась аккуратная кисточка.
Ама повернула меня кругом, чтобы осмотреть свою работу. Я поджаривалась в своем жакете на подкладке и в штанах, явно рассчитанных на более прохладный день. Кожа у меня на голове горела от Аминых стараний. Что же это за день такой, чтобы принимать из-за него столько мучений?
— Прекрасно, — произнесла Ама, не обращая внимания на хмурое выражение моего лица.
— А кто сегодня приезжает? — спросила я.
—Дацзя — вся семья, — радостно сказала она. — Мы все отправляемся на озеро Тай. Наша семья взяла в аренду лодку со знаменитым поваром. И сегодня во время церемонии ты увидишь Госпожу Луну.
— Госпожу Луну! Госпожу Луну! — закричала я, подпрыгивая в полном восторге. Понаслаждавшись приятным звуком своего голоса, произносящего новые слова, я дернула Аму за рукав и спросила: — А кто такая Госпожа Луна?
— Чаннэ. Она живет на Луне, и сегодня единственный день, когда с ней можно увидеться и она исполнит твое заветное желание.
— А что такое заветное желание?
— Это то, чего ты хочешь, но о чем нельзя попросить, — сказала Ама.
— А почему я не могу попросить?
— Потому что… потому что, если ты просишь о чем-то… это уже эгоизм, — сказала Ама. — Разве я тебя не учила, что нехорошо думать только о себе? Девочка должна не говорить, а слушать.
— Тогда как же Госпожа Луна узнает мое желание?
— Ай! Ты слишком много хочешь знать! Ее можно попросить, потому что она — не обычный человек.
Удовлетворившись таким ответом, я немедленно заявила:
— Тогда я скажу ей, что не хочу больше носить эту одежду.
— Ах! Разве я только что не объяснила тебе? — сказала Ама. — Сейчас, когда ты проговорилась, это уже не заветное желание.
Во время завтрака казалось, что никто не спешит на озеро. То один, то другой брал со стола что-нибудь еще. И после завтрака все продолжали разговаривать о разных пустяках. С каждой минутой я все больше тревожилась и чувствовала себя все несчастнее.
— «…Осенняя луна теплеет. Чу! Возвращаются тени гусей». — Пападекла-мировал длиннее стихотворение, которое он разобрал в древней надписи на камне. — Третье слово в следующей строфе, — объяснял он, — стерлось с плиты, его значение веками смывали дожди, и оно было уже почти утрачено для потомков.
— Да, но по счастью, — вмешался мой дядя, и в глазах у него сверкнули веселые огоньки, — ты у нас тонкий знаток древней истории и литературы. Я думаю, ты смог разрешить эту загадку.
— «Мгла зацветает сиянием. Чу!..» — ответил отец следующей строфой. Мама рассказывала тете и старушкам, как надо смешивать различные травы и насекомых, чтобы приготовить бальзам.
— Тереть надо здесь, между этими двумя точками. Втирайте энергично, пока кожу не начнет жечь, тогда вся боль сгорит.
— Да как же можно тереть опухшую ногу? — возразила одна старушка. — И внутри, и снаружи будет болеть. Все такое чувствительное — дотронуться нельзя!
— Это жжение, — усомнилась другая старенькая тетушка, — может спалить все мышцы.
— От него будут слезиться глаза! — воскликнула моя двоюродная бабушка.
Я только вздыхала, когда они начинали новую тему. Наконец Ама обратила на меня внимание и дала мне пряник в виде лунного зайца. Она сказала, что я могу пойти во двор и поделить его с двумя своими сестрами, Номером Два и Номером Три.
Когда держишь в руке лунный пряник, забыть о лодке очень легко. Мы втроем быстренько вышли из комнаты и, едва миновав лунные ворота, ведущие во внутренний двор, с криком бросились наперегонки к каменной скамье. Я была самой старшей и заняла самое лучшее место в тени, где камень был прохладнее. Сестры уселись на солнце. Я отломила каждой из них по уху от зайца. Уши были просто из теста, без сладкой начинки из яичного желтка, но сестры были слишком малы, чтобы разбираться в таких вещах.
— Сестра любит меня больше, — сказала Номер Два Номеру Три.
— Меня больше, — сказала Номер Три Номеру Два.
— Не спорьте, — сказала я им обеим. Я грызла туловище зайца, проводя языком по губам, чтобы слизать прилипшую к ним сладкую соевую пасту.
Мы смахнули друг с друга последние крошки, и когда эта забава закончилась, воцарилась тишина. Но мне не сиделось на месте: заметив невдалеке воздушного змея с большим туловищем из гофрированной бумаги и прозрачными крыльями, я сорвалась со скамейки и побежала, чтобы схватить его, а сестры вприпрыжку помчались за мной, стараясь дотронуться до змея, пока он не улетел.
— Иннин! — услышала я голос Амы, и Номер Два с Номером Три убежали. Ама стояла во дворе, а моя мама и остальные женщины уже выходили из лунных ворот. Ама подскочила ко мне и наклонилась, чтобы расправить мой желтый жакет.
— Сюнь ифу! Твой новый костюм! Весь измялся! — в отчаянии закричала она.
Мама улыбнулась и подошла ко мне. Она пригладила мои растрепавшиеся волосы и подоткнула в пучок выбившиеся пряди.
— Мальчик может бегать и гоняться за змеем, потому что у него такая натура, — сказала она. — А девочка должна стоять спокойно. Если ты долго-долго простоишь спокойно, змей перестанет тебя видеть, и даже сам подойдет к тебе и спрячется в прохладе твоей тени.
Старушки покудахтали, соглашаясь, и потом все они ушли, оставив меня посреди жаркого двора.
Постояв смирнехонько некоторое время, я обнаружила свою тень. Сначала это было просто темное пятно на бамбуковой циновке, покрывавшей плиты во дворе. У тени были короткие ноги, длинные руки и собранная в пучок коса, как у меня. Когда я тряхнула головой, она тоже тряхнула головой. Мы взмахнули руками. Мы подняли ногу. Я повернулась, чтобы уйти, и она пошла за мной. Я быстро обернулась: она была на месте. Я подняла циновку, чтобы посмотреть, свернется ли тень, а она была уже под циновкой, на каменных плитах. Я ахнула в восторге от ее сообразительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Потом во дворе послышались голоса. Я привстала на цыпочки, чтобы увидеть со своей табуретки, кто это говорит. Кто-то жаловался на жару: «…посмотри на мои руки, они сейчас расплавятся». На праздник Луны приехало с севера много родственников, и они собирались прогостить у нас неделю.
Ама начала расчесывать мои волосы широким гребнем, но как только гребень доходил до спутанной пряди, я делала вид, что вот-вот свалюсь с табуретки.
— Стой спокойно, Иннин! — покрикивала Ама. Она всегда сердилась, когда я хихикала и вертелась. Потом она натянула во всю длину расчесанные волосы, как вожжи, и, пока я не успела свалиться с табуретки, заплела их в косу над ухом, вплетя в нее пять разноцветных шелковых лент, скрутила косу в тугой шар, потом расправила и подровняла свободные концы лент, чтобы получилась аккуратная кисточка.
Ама повернула меня кругом, чтобы осмотреть свою работу. Я поджаривалась в своем жакете на подкладке и в штанах, явно рассчитанных на более прохладный день. Кожа у меня на голове горела от Аминых стараний. Что же это за день такой, чтобы принимать из-за него столько мучений?
— Прекрасно, — произнесла Ама, не обращая внимания на хмурое выражение моего лица.
— А кто сегодня приезжает? — спросила я.
—Дацзя — вся семья, — радостно сказала она. — Мы все отправляемся на озеро Тай. Наша семья взяла в аренду лодку со знаменитым поваром. И сегодня во время церемонии ты увидишь Госпожу Луну.
— Госпожу Луну! Госпожу Луну! — закричала я, подпрыгивая в полном восторге. Понаслаждавшись приятным звуком своего голоса, произносящего новые слова, я дернула Аму за рукав и спросила: — А кто такая Госпожа Луна?
— Чаннэ. Она живет на Луне, и сегодня единственный день, когда с ней можно увидеться и она исполнит твое заветное желание.
— А что такое заветное желание?
— Это то, чего ты хочешь, но о чем нельзя попросить, — сказала Ама.
— А почему я не могу попросить?
— Потому что… потому что, если ты просишь о чем-то… это уже эгоизм, — сказала Ама. — Разве я тебя не учила, что нехорошо думать только о себе? Девочка должна не говорить, а слушать.
— Тогда как же Госпожа Луна узнает мое желание?
— Ай! Ты слишком много хочешь знать! Ее можно попросить, потому что она — не обычный человек.
Удовлетворившись таким ответом, я немедленно заявила:
— Тогда я скажу ей, что не хочу больше носить эту одежду.
— Ах! Разве я только что не объяснила тебе? — сказала Ама. — Сейчас, когда ты проговорилась, это уже не заветное желание.
Во время завтрака казалось, что никто не спешит на озеро. То один, то другой брал со стола что-нибудь еще. И после завтрака все продолжали разговаривать о разных пустяках. С каждой минутой я все больше тревожилась и чувствовала себя все несчастнее.
— «…Осенняя луна теплеет. Чу! Возвращаются тени гусей». — Пападекла-мировал длиннее стихотворение, которое он разобрал в древней надписи на камне. — Третье слово в следующей строфе, — объяснял он, — стерлось с плиты, его значение веками смывали дожди, и оно было уже почти утрачено для потомков.
— Да, но по счастью, — вмешался мой дядя, и в глазах у него сверкнули веселые огоньки, — ты у нас тонкий знаток древней истории и литературы. Я думаю, ты смог разрешить эту загадку.
— «Мгла зацветает сиянием. Чу!..» — ответил отец следующей строфой. Мама рассказывала тете и старушкам, как надо смешивать различные травы и насекомых, чтобы приготовить бальзам.
— Тереть надо здесь, между этими двумя точками. Втирайте энергично, пока кожу не начнет жечь, тогда вся боль сгорит.
— Да как же можно тереть опухшую ногу? — возразила одна старушка. — И внутри, и снаружи будет болеть. Все такое чувствительное — дотронуться нельзя!
— Это жжение, — усомнилась другая старенькая тетушка, — может спалить все мышцы.
— От него будут слезиться глаза! — воскликнула моя двоюродная бабушка.
Я только вздыхала, когда они начинали новую тему. Наконец Ама обратила на меня внимание и дала мне пряник в виде лунного зайца. Она сказала, что я могу пойти во двор и поделить его с двумя своими сестрами, Номером Два и Номером Три.
Когда держишь в руке лунный пряник, забыть о лодке очень легко. Мы втроем быстренько вышли из комнаты и, едва миновав лунные ворота, ведущие во внутренний двор, с криком бросились наперегонки к каменной скамье. Я была самой старшей и заняла самое лучшее место в тени, где камень был прохладнее. Сестры уселись на солнце. Я отломила каждой из них по уху от зайца. Уши были просто из теста, без сладкой начинки из яичного желтка, но сестры были слишком малы, чтобы разбираться в таких вещах.
— Сестра любит меня больше, — сказала Номер Два Номеру Три.
— Меня больше, — сказала Номер Три Номеру Два.
— Не спорьте, — сказала я им обеим. Я грызла туловище зайца, проводя языком по губам, чтобы слизать прилипшую к ним сладкую соевую пасту.
Мы смахнули друг с друга последние крошки, и когда эта забава закончилась, воцарилась тишина. Но мне не сиделось на месте: заметив невдалеке воздушного змея с большим туловищем из гофрированной бумаги и прозрачными крыльями, я сорвалась со скамейки и побежала, чтобы схватить его, а сестры вприпрыжку помчались за мной, стараясь дотронуться до змея, пока он не улетел.
— Иннин! — услышала я голос Амы, и Номер Два с Номером Три убежали. Ама стояла во дворе, а моя мама и остальные женщины уже выходили из лунных ворот. Ама подскочила ко мне и наклонилась, чтобы расправить мой желтый жакет.
— Сюнь ифу! Твой новый костюм! Весь измялся! — в отчаянии закричала она.
Мама улыбнулась и подошла ко мне. Она пригладила мои растрепавшиеся волосы и подоткнула в пучок выбившиеся пряди.
— Мальчик может бегать и гоняться за змеем, потому что у него такая натура, — сказала она. — А девочка должна стоять спокойно. Если ты долго-долго простоишь спокойно, змей перестанет тебя видеть, и даже сам подойдет к тебе и спрячется в прохладе твоей тени.
Старушки покудахтали, соглашаясь, и потом все они ушли, оставив меня посреди жаркого двора.
Постояв смирнехонько некоторое время, я обнаружила свою тень. Сначала это было просто темное пятно на бамбуковой циновке, покрывавшей плиты во дворе. У тени были короткие ноги, длинные руки и собранная в пучок коса, как у меня. Когда я тряхнула головой, она тоже тряхнула головой. Мы взмахнули руками. Мы подняли ногу. Я повернулась, чтобы уйти, и она пошла за мной. Я быстро обернулась: она была на месте. Я подняла циновку, чтобы посмотреть, свернется ли тень, а она была уже под циновкой, на каменных плитах. Я ахнула в восторге от ее сообразительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40