– Ну так что, пригласим его?
– Теперь он в рот не берет, а раньше-то как пил, – ответил я, глядя на отца, склонившегося над травой.
И тут мне почему-то захотелось окликнуть его:
– Отец, не выпьешь ли с нами чарочку?
Он выпрямился, метнул на меня злобный взгляд и вдруг покраснел. Я на миг узнал в нем прежнего отца. Ни слова не говоря, он подошел к нам, взял чайную чашку с сакэ.
– Хорошее сакэ, отменное, – сказал он, отпив глоток. На щеках его проступили красные пятна, похоже, он стеснялся. Еще раз поднес чашку к губам и повторил сдержанно:
– Да, вкусно.
Друг насмешливо поглядел на меня. Со дня возвращения, уже больше полугода, отец не прикасался к бутылке. Выходит, дело совсем не в том, что алкоголь опротивел ему.
– А ты не хочешь попробовать? – Отец протянул мне чашку.
Впервые в жизни я пил вместе с отцом. Из кухни показалась мать и с изумлением увидела, как чашка гуляет по кругу.
– Отец, все в порядке? – спросила она веселым голосом, от которого мы давно отвыкли.
Принесла нам тарелку рыбы. Отец явно блаженствовал. Слегка захмелев, он затянул какую-то непонятную песню со странным припевом: «Малыш, купил ли ты отцу сакэ от бессонницы? Озеро замерзло. Покойная матушка светит тебе с неба звездочкой. На каменистом берегу слышен свист кулика».
Я впервые слышал эту песню. Отец рассказал, что в детстве ему ее пела старушка, жившая по соседству. Прежде он никогда не пел, как бы ни напивался.
Проснувшись среди ночи, я выпиваю бутылку пива или немного сакэ. Может быть, это подстегивает вечерний хмель, но через полчаса я погружаюсь в сон. Мать, которая когда-то люто ненавидела сакэ, после возвращения отца сама стала предлагать ему выпить. Она прожила всего десять лет после войны. Отец умер несколько лет спустя, а я с той поры постепенно стал привыкать к вкусу сакэ. Уже минула десятая годовщина смерти отца. Мне пятьдесят пять, столько же было отцу, когда он пришел с войны. Он казался тогда гораздо старше своих лет, но, может, и я кажусь дряхлым стариком. До сих пор я не могу понять, почему отец бросил пить. Хорошо, если у него просто пропала тяга к спиртному. Но я думаю, что причина была серьезней – его, профессионального военного, одолевала тоска. Почему я называл отца неудачником? От легкомыслия? Или от избалованности?
Глубокой ночью, когда я в одиночестве сижу за чаркой, у меня перед глазами возникает его фигура – ссутулившись, отец пьет сакэ и грызет сырую редьку. Ночное безмолвие волнами набегает и бьется в ушах. Может, в чашечке сакэ плещутся заветные мысли отца, прожившего свой век в плену отчуждения? Или мне слышится зов старого родительского дома, где отец появился на свет и вырос? Тогда его окружали сосны. По ночам они шумели, как прибой.

1 2 3 4