Пропилив ствол на одну треть, Илья вынул пилу, зашел с противоположной стороны и стал делать второй подпил — чуть повыше первого. Натужно выла пила, войдя в ствол на всю длину цепи. Илья уперся в дерево шестом и попробовал качнуть его, но подпиленная сосна стояла все так же прочно и незыблемо, совсем не собираясь падать.
— Мало каши ел… — сказала Тося, начиная уже жалеть, что даже не имеет права подбодрить Илью, а обязана в воспитательных целях, для его же пользы, насмехаться над ним. А чтобы Илья не думал, что она торчит тут ради него, Тося стала сдирать с ближней березы кору, запасая впрок растопку для своей кухни.
— Врешь! Вре-ешь!..-твердил Илья, войдя в азарт.
Покачивая пилой, он все глубже вгрызался в сердцевину дерева. Опилки теперь веером летели из надреза, вихрились злой поземкой. Они запорошили землю далеко вокруг сосны и так густо облепили ноги Ильи, что издали казалось, будто он напялил поверх сапог длинные белые чулки. Капли пота бисерными цепочками повисли над бровями Ильи, жгли глаза, мешая работать.
— Вверх смотри! — приказал он Тосе.
Тося послушно запрокинула голову. В далекой вышине дрогнула крона, качнулась, на секунду замерла, все еще не веря, что отжила свое, и с нарастающей скоростью ринулась к земле. С железным скрежетом переломилась недопиленная сердцевина. Илья проворно выхватил из надреза чудо-пилу И отскочил от пня, увлекая за собой Тосю. Круша на своем пути подлесок, сосна с тяжким обвальным грохотом рухнула на :землю, высоко подпрыгнув комлем. Дождь сухих веток и сбитой хвои осыпал Илью с Тосей. Уголком глаза покосившись на Тосю, Илья смахнул со лба пот, взобрался на поверженное дерево и огласил лес победным криком:
— Хэ-гэ-эй!
«Э!.. Э-эй!.. Э-а-о…» — подхватило крик лесное эхо и понесло над делянкой.
Тося поспешно отвернулась, боясь, что слишком уж восторженно для первого знакомства глазеет на лесоруба. Она собиралась сказать Илье что-нибудь вроде: «Молодец, и дальше так старайся!» — но вдруг заметила строгого начальника лесопункта Игната Васильевича, вылезающего из кабины трактора. Все воспитательные мысли мигом вылетели из Тосиной головы, она схватила ведро, выплеснула воду и с нашкодившим видом помчалась к кухонному навесу.
Тося не видела, как Игнат Васильевич спрыгнул на землю и хозяйским, все замечающим взглядом окинул делянку. Пожилой, неторопливый, он больше походил на принарядившегося по случаю воскресного дня лесоруба, чем на начальника лесопункта. Здесь, в лесу, Игнат Васильевич казался на своем месте, а вот представить его в кабинете, за письменным столом, было трудновато.
И только Игнат Васильевич ступил на землю, как храп в кустах позади Тосиного навеса разом оборвался, будто замкнулась какая-то невидимая электрическая цепь и тряхнула мастера Чуркина, предупреждая его о приезде начальства. Чуркин проворно выскочил из куста, крикнул осипшим со сна голосом:
— Поднажмем, ребятушки! — и,-на бегу очищая бок от приставшей рыжей хвои, затрусил к трактору.
Игнат Васильевич хмуро посмотрел на подбежавшего мастера, сердитым щелчком сбил с его плеча желтый листок и тайком от лесорубов показал Чуркину кулак.
Их связывала давняя дружба, и только благодаря этой дружбе Чуркин до сих пор оставался мастером. Он был из тех мастеров-практиков, которые неплохо справлялись со своим делом еще лет десять назад, когда лес валили лучковой пилой, а трелевали лошадьми. А сейчас — с бензомоторными пилами и мощными дизельными тракторами, сменившими лучок и конягу, — Чуркину приходилось туго.
В простой одежде Игната Васильевича и Чуркина, в их кирпичных от долгой работы на морозе лицах проглядывало то сразу бросающееся в глаза внешнее сходство, какое накладывается на людей одинаковой профессией. Они проработали бок о бок целую треть века. Было даже такое время, когда более молодой Игнат Васильевич подчинялся Чуркину — бригадиру и позже мастеру. Потом, уже оба мастерами, они с переменным успехом соревновались друг с другом и на торжественных собраниях перед Октябрьскими праздниками и Первомаем сидели рядком в президиуме. Как лучших производственников, их вместе послали на курсы повышения квалификации. Игнат Васильевич, хоть и нелегко ему было, осилил науку и вернулся в поселок начальником лесопункта. А Чуркин заскучал от учебы, «споткнулся», как он сам говорил, о геометрию, сбежал с курсов ¦— и так и остался мастером.
Они мечтали Породниться: лет пять назад старший сын Чуркина и дочка Игната Васильевича полюбили друг друга и даже сиживали уже на Камчатке. Но вскоре сын Чуркина ушел в армию, и осенью пятьдесят шестого ему выпала черная доля сложить свою голову в Венгрии. Дочка Игната Васильевича погоревала-погоревала да и вышла замуж за пришлого рабочего-сезонника. Она уехала с мужем на Украину, и довелось Игнату Васильевичу не думая не гадая породниться на старости лет с полтавским колхозником, которого он и в глаза никогда не видел.
Многие из комсомольцев не знали ничего этого, а те, кто знал, за давностью времени не придавали этому большого значения и на каждом собрании ругали Чуркина за безделье, а раза два в год единогласно просили снять мастера с работы, «как не обеспечивающего должного руководства». Игнат Васильевич признавал их критику справедливой, не скупился на выговоры Чуркину — простые, строгие и даже с самым последним предупреждением, — но с работы его все-таки не снимал.
Игнат Васильевич давно уже видел, что Чуркин стал помехой в жизни лесопункта, но в память о старинной их дружбе и несостоявшемся родстве он хитрил перед самим собой и выискивал всяческие уловки, чтобы не увольнять Чуркина, хотя и предчувствовал, что рано или поздно, а придется ему подписать роковой приказ. «Пусть лучше попозже», — думал Игнат Васильевич…
И сейчас он отвел Чуркина за густую стенку молодого ельника и там целых полчаса «снимал с него стружку» — всячески стыдил и распекал его с глазу на глаз, чтобы не подрывать авторитета мастера, хотя и знал, что никакого авторитета у Чуркина давно уже нет.
Потом они обошли всю делянку. Игнат Васильевич распорядился повернуть фронт лесозаготовок и до морозов не лезть в болото.
— Будет сделано… — сказал Чуркин с тем почтением к начальству, которое всегда овладевало им в первые минуты после очередного нагоняя.
— А сам не мог догадаться? Чуркин почесал в затылке.
— Так это как посмотреть… — пустился он в рассуждения, выгораживая свою промашку.
Игнат Васильевич только головой покачал.
Чуркин проводил начальника до верхнего склада, где хозяйничала Вера. Под ее доглядом хлысты, поступающие с делянок, разделывали на сортименты и грузили на железнодорожные платформы. Юркий работящий паровозик «кукушка» отвозил бревна по узкоколейке на нижний склад у реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74