А ногти расписывает она — загляденье. Я верю, что был на Руси Левша, который блоху подковал. Картины, которые пишет Алка на ногтях, надо долго и придирчиво рассматривать сквозь лупу, только тогда можно обнаружить удивительные детали.
Пока она создавала очередной шедевр, я своим особым переводческим голосом успела познакомить сидящих и стоящих рядом мастеров и клиенток салона с концепцией Налеева. Разгорелась дискуссия, в которой особенно негодовали клиентки бальзаковского возраста. Они обещали поднять связи и выйти на руководство канала; кто-то имел выход на кризисный центр, в котором якобы работал психотерапевт; другие помнили его выступления на одной радиостанции и обещали найти его там. Короче, Налееву была объявлена война. Окажись он в ту самую минуту в салоне, ему бы не поздоровилось.
— Ну а ты что нервничаешь? — заканчивая последний натюрморт на ногте мизинца, тихо спросила Алка. — Ты что, всерьез ему поверила? Плюнь!
— Дело не только в этом, — я с удовольствием рассматривала изумительную миниатюру, — все обстоит гораздо хуже.
И я рассказала Алке о пари и назначенном свидании.
— Да, мать моя, это ты погорячилась. — Она с сомнением оглядела меня.
— Вот я и пришла со всем своим золотым запасом, чтобы ваши кудесники сделали из меня Клаудиу Шиффер.
— Боюсь, что это не поможет, — подумав, изрекла маникюрша.
— Ну и что теперь, позориться перед всей Москвой?! — взорвалась я.
— А может, ты позвонишь ему, скажешь, что улетаешь в командировку, и прекратишь это пари?
— Ну нет! — Злость вновь вспыхнула во мне. — Он говорил со мной таким обидным тоном, словно я пустоголовая баба, а не женщина, зарабатывающая на жизнь не чем-нибудь, а мозгами.
Мы помолчали.
— Слушай, — меня осенило, — а может, ты пойдешь вместо меня?
— Я?! — ужаснулась Алка. — Ты что?
— А что? Голоса у нас похожи, с головой у тебя в порядке, фигура как у гимнастки, кожа чудесная, волосы хотя и нарощенные, но роскошные. Я уже не говорю о ногтях. И вообще ты моложе меня на восемь лет!
— А если он меня попросит что-нибудь перевести?
— А ты скажи, что пришла не на профессиональный тест, а на свидание. Скажи, мол, дело принципа!
Я знала, Алка любила риск. Конечно, салон, картины на вернисаже, которые она продавала через друзей, приятели, вечеринки — все у нее было. Но такого приключения, я уверена, никогда!
Из салона я позвонила администратору, узнала, что Налеев назначил мне свидание в шикарном ресторане «Пушкин» в воскресенье, в семь вечера.
В воскресенье меня вызвали на работу, так что я даже не успела сказать пару напутственных слов Алке, и все переговоры с швейцарскими «сырниками» (мы так называем производителей сыра) я просидела как на иголках. Потом был скучный ужин в ресторане с обязательными тостами за партнерство и дружбу между народами. Время от времени я набирала номер мобильного телефона Алки, но он был отключен.
В двенадцать ночи она позвонила мне сама.
— Слушай, ну ты мне и подкинула пузана, — томно протянула она, — такой круглый, толстый, рыжий, усатый доктор. Кажется, что я когда-то его видела, но вот когда...
— Алка, ты что, много выпила, что ли? Рассказывай все по порядку!
— Он пришел вовремя, с букетом алых роз.
— Так.
— Я, как и положено, пришла на десять минут позже.
— В чем ты была?
— В своем алом брючном костюме.
— Отлично, ты в нем выглядишь на все двадцать лет.
— Мы сели, заказали еду, поговорили о Пушкине. Я ему поведала о Гау, который написал знаменитый портрет Наталии Николаевны.
— А он?
— Он мне рассказал о каком-то ученом.
— Долго я буду из тебя слова клещами вытягивать?
— Если бы я знала, что тебе это так важно, я бы диктофон в сумку спрятала! — разозлилась Алка.
— О чем вы еще говорили?
— О философии, о живописи, о погоде, о моде... Мы танцевали, пили вино, я же должна была его обольстить.
— Не обольстить, а обаять, — хмуро поправила я.
— Именно поэтому я немного флиртовала, но авансов не делала.
— И чем все кончилось?
— Он предложил подвезти меня на машине домой, я отказалась, попросила его взять мне такси, шоферу адрес я назвала, когда мы уже отъехали от ресторана. Все как договаривались.
— В какой кондиции ты его оставила? — Трубка телефона задрожала у меня в руке.
— Как тебе сказать... — Алка нарочно тянула с ответом. — Мне кажется, что он сел на крючок.
— Ура! — заорала я. — Мы победили!
— Ты с ума сошла, 'я чуть не оглохла, — закричала Алка. — Если хочешь, запиши номер его мобильного телефона. Он сказал, что через неделю в своей передаче покается на всю страну в своих ошибках и ошибках всех психиатров мира.
— И все?
— Он будет ждать моего звонка завтра, послезавтра и всегда. — Алка зевнула. — Теперь, дорогая, ты моя должница.
— Все, что захочешь, — с чувством произнесла я и положила трубку.
Итак, враг посрамлен и честь нашего штандарта осталась незапятнанной. Я была довольна. Теперь можно с чистой совестью паковать вещи в многодневную командировку в Норильск.
Всю неделю я не вспоминала о том, что в пятницу доктор Налеев публично будет петь оду тридцатилетней женщине. Правда, я настояла, чтобы в гостинице мне выделили номер с телевизором и спутниковой антенной, принимающей Москву. Мне даже не пришлось поскандалить — со мной был президент фирмы, в инвестициях которой была заинтересована российская сторона. В пятницу, замирая от волнения, я настроила антенну на московский канал. Пошла знакомая заставка, началась передача, ведущая аккуратно накрашенным ротиком представила гостей студии. Он был там, психотерапевт Налеев. Усы его немного пообвисли, он выглядел задумчивым и даже печальным. Когда он начал говорить, в горле его что-то пискнуло, и он долго откашливался. Потом доктор вещал нудно и пространно о том, что любви все возрасты покорны, что в каждом возрасте женщина прекрасна и притягательна. А потом, глядя куда-то вбок, выдавил из себя:
— В прошлый раз многие телезрители стали свидетелями своеобразного пари...
— Да-да, — оживилась ведущая, — и что?
— Свидание состоялось, и я должен признать, что женское обаяние с возрастом не убывает, а растет...
Доктор как-то сник, ведущая что-то застрекотала, призывая гостью студии, известную писательницу детективных романов, поделиться соображениями на этот счет. Разговор пошел о детективном жанре, передача благополучно близилась к концу. Налеев невежливо прервал рассуждения дамы-писательницы и, глядя в камеру, произнес:
— Лариса, если вы смотрите эту передачу и слышите меня, прошу — позвоните! Обязательно позвоните, я ждал вашего звонка всю неделю!
Передача закончилась. Я выключила телевизор и в странном оцепенении сидела с мобильником в руке, задумчиво глядя в окно. За тюлевым занавесом в городе Норильске шел снег.
1 2 3 4
Пока она создавала очередной шедевр, я своим особым переводческим голосом успела познакомить сидящих и стоящих рядом мастеров и клиенток салона с концепцией Налеева. Разгорелась дискуссия, в которой особенно негодовали клиентки бальзаковского возраста. Они обещали поднять связи и выйти на руководство канала; кто-то имел выход на кризисный центр, в котором якобы работал психотерапевт; другие помнили его выступления на одной радиостанции и обещали найти его там. Короче, Налееву была объявлена война. Окажись он в ту самую минуту в салоне, ему бы не поздоровилось.
— Ну а ты что нервничаешь? — заканчивая последний натюрморт на ногте мизинца, тихо спросила Алка. — Ты что, всерьез ему поверила? Плюнь!
— Дело не только в этом, — я с удовольствием рассматривала изумительную миниатюру, — все обстоит гораздо хуже.
И я рассказала Алке о пари и назначенном свидании.
— Да, мать моя, это ты погорячилась. — Она с сомнением оглядела меня.
— Вот я и пришла со всем своим золотым запасом, чтобы ваши кудесники сделали из меня Клаудиу Шиффер.
— Боюсь, что это не поможет, — подумав, изрекла маникюрша.
— Ну и что теперь, позориться перед всей Москвой?! — взорвалась я.
— А может, ты позвонишь ему, скажешь, что улетаешь в командировку, и прекратишь это пари?
— Ну нет! — Злость вновь вспыхнула во мне. — Он говорил со мной таким обидным тоном, словно я пустоголовая баба, а не женщина, зарабатывающая на жизнь не чем-нибудь, а мозгами.
Мы помолчали.
— Слушай, — меня осенило, — а может, ты пойдешь вместо меня?
— Я?! — ужаснулась Алка. — Ты что?
— А что? Голоса у нас похожи, с головой у тебя в порядке, фигура как у гимнастки, кожа чудесная, волосы хотя и нарощенные, но роскошные. Я уже не говорю о ногтях. И вообще ты моложе меня на восемь лет!
— А если он меня попросит что-нибудь перевести?
— А ты скажи, что пришла не на профессиональный тест, а на свидание. Скажи, мол, дело принципа!
Я знала, Алка любила риск. Конечно, салон, картины на вернисаже, которые она продавала через друзей, приятели, вечеринки — все у нее было. Но такого приключения, я уверена, никогда!
Из салона я позвонила администратору, узнала, что Налеев назначил мне свидание в шикарном ресторане «Пушкин» в воскресенье, в семь вечера.
В воскресенье меня вызвали на работу, так что я даже не успела сказать пару напутственных слов Алке, и все переговоры с швейцарскими «сырниками» (мы так называем производителей сыра) я просидела как на иголках. Потом был скучный ужин в ресторане с обязательными тостами за партнерство и дружбу между народами. Время от времени я набирала номер мобильного телефона Алки, но он был отключен.
В двенадцать ночи она позвонила мне сама.
— Слушай, ну ты мне и подкинула пузана, — томно протянула она, — такой круглый, толстый, рыжий, усатый доктор. Кажется, что я когда-то его видела, но вот когда...
— Алка, ты что, много выпила, что ли? Рассказывай все по порядку!
— Он пришел вовремя, с букетом алых роз.
— Так.
— Я, как и положено, пришла на десять минут позже.
— В чем ты была?
— В своем алом брючном костюме.
— Отлично, ты в нем выглядишь на все двадцать лет.
— Мы сели, заказали еду, поговорили о Пушкине. Я ему поведала о Гау, который написал знаменитый портрет Наталии Николаевны.
— А он?
— Он мне рассказал о каком-то ученом.
— Долго я буду из тебя слова клещами вытягивать?
— Если бы я знала, что тебе это так важно, я бы диктофон в сумку спрятала! — разозлилась Алка.
— О чем вы еще говорили?
— О философии, о живописи, о погоде, о моде... Мы танцевали, пили вино, я же должна была его обольстить.
— Не обольстить, а обаять, — хмуро поправила я.
— Именно поэтому я немного флиртовала, но авансов не делала.
— И чем все кончилось?
— Он предложил подвезти меня на машине домой, я отказалась, попросила его взять мне такси, шоферу адрес я назвала, когда мы уже отъехали от ресторана. Все как договаривались.
— В какой кондиции ты его оставила? — Трубка телефона задрожала у меня в руке.
— Как тебе сказать... — Алка нарочно тянула с ответом. — Мне кажется, что он сел на крючок.
— Ура! — заорала я. — Мы победили!
— Ты с ума сошла, 'я чуть не оглохла, — закричала Алка. — Если хочешь, запиши номер его мобильного телефона. Он сказал, что через неделю в своей передаче покается на всю страну в своих ошибках и ошибках всех психиатров мира.
— И все?
— Он будет ждать моего звонка завтра, послезавтра и всегда. — Алка зевнула. — Теперь, дорогая, ты моя должница.
— Все, что захочешь, — с чувством произнесла я и положила трубку.
Итак, враг посрамлен и честь нашего штандарта осталась незапятнанной. Я была довольна. Теперь можно с чистой совестью паковать вещи в многодневную командировку в Норильск.
Всю неделю я не вспоминала о том, что в пятницу доктор Налеев публично будет петь оду тридцатилетней женщине. Правда, я настояла, чтобы в гостинице мне выделили номер с телевизором и спутниковой антенной, принимающей Москву. Мне даже не пришлось поскандалить — со мной был президент фирмы, в инвестициях которой была заинтересована российская сторона. В пятницу, замирая от волнения, я настроила антенну на московский канал. Пошла знакомая заставка, началась передача, ведущая аккуратно накрашенным ротиком представила гостей студии. Он был там, психотерапевт Налеев. Усы его немного пообвисли, он выглядел задумчивым и даже печальным. Когда он начал говорить, в горле его что-то пискнуло, и он долго откашливался. Потом доктор вещал нудно и пространно о том, что любви все возрасты покорны, что в каждом возрасте женщина прекрасна и притягательна. А потом, глядя куда-то вбок, выдавил из себя:
— В прошлый раз многие телезрители стали свидетелями своеобразного пари...
— Да-да, — оживилась ведущая, — и что?
— Свидание состоялось, и я должен признать, что женское обаяние с возрастом не убывает, а растет...
Доктор как-то сник, ведущая что-то застрекотала, призывая гостью студии, известную писательницу детективных романов, поделиться соображениями на этот счет. Разговор пошел о детективном жанре, передача благополучно близилась к концу. Налеев невежливо прервал рассуждения дамы-писательницы и, глядя в камеру, произнес:
— Лариса, если вы смотрите эту передачу и слышите меня, прошу — позвоните! Обязательно позвоните, я ждал вашего звонка всю неделю!
Передача закончилась. Я выключила телевизор и в странном оцепенении сидела с мобильником в руке, задумчиво глядя в окно. За тюлевым занавесом в городе Норильске шел снег.
1 2 3 4