Действуя подобно химической батарее, он накапливает и генерирует электрические импульсы, обеспечивая тем самым процесс мышления. Назначение некоторых долей этого органа известно: они действуют как нервные центры и осуществляют контроль над важнейшими функциями жизнедеятельности организма. Вместе с тем обширные зоны мозга, казалось бы, не имеют никакого назначения. Или, говоря точнее, их назначение до сих пор не выяснено.
Многие тысячелетия ученые, занятые изучением удивительного феномена под названием «мысль», бились над вопросом, для чего человеческому мозгу это обилие, на первый взгляд, совершенно бесполезных нервных клеток. Некоторые великие умы утверждали, что ответ следует искать в далеком прошлом, что якобы древний человек по сравнению с человеком современной эпохи обладал также другими или гораздо более развитыми из тех, что сейчас известны, чувствами. К «утерянным» чувствам и способностям, по их мнению, могли принадлежать такие, как психокинез — иначе говоря, перемещение материи одной силой мысли; телепатия — общение между людьми напрямую е помощью мысли; или телепортация — транспортировка объектов через огромные пространства без применения физической энергии.
Эти любопытные «таланты дикарей» встречаются и поныне, хотя и чрезвычайно редко. Поэтому постулат, что когда-то в давно забытую эпоху человек обладал такими свойствами, неизменно встречал серьезные возражения. Для подобных психических способностей человеку потребовалось бы иметь в мозгу соответствующие нервные центры, вроде тех, что отвечают за более приземленные чувства: зрение, слух, чувство координации и так далее. «Таланты дикарей» за бесчисленные тысячелетия могли полностью отмереть, но, с другой стороны, за чуждое мозговое вещество можно было бы принять нервные центры в том случае, если считать их физическими рудиментами утраченной силы. Косвенным подтверждением служило и то, что в теле среднего человека есть органы, более не используемые в процессе жизнедеятельности, — например, червеобразный отросток. Как точно отметил один древний мудрец, «органы имеют привычку переживать свое время», что, кстати, справедливо и по отношению к самим мудрецам.
Это то, что касается научных теорий. Однако оккультизм объяснял это явление иначе. По утверждениям оккультистов, события из жизни записываются в нервных клетках, и человек постоянно как бы просматривает миниатюрную запись своих жизненных воспоминаний, пока однажды не выходит на те, что достались ему в наследство от предков, иными словами, на совокупный опыт прошлых поколений или на генетическую память, размещенную в тех самых «бесполезных» зонах.
Но Кирина уже не занимали ни эта, ни какие-либо иные загадки мозга. Он глубоко спал. И во сне увидел подтверждение именно оккультной теории.
Ибо вместе со сном к нему пришли видения.
Казалось, во сне он все глубже погружается в самого себя. Неведомыми, призрачными путями входил он в ту сокровенную цитадель, которая называется подсознанием. Здесь залегал многослойный осадок мыслей, ощущений и воспоминаний, давно забытых на поверхностных уровнях разума. Воспоминания из раннего детства, из младенческого возраста, вплоть до расплывчатых импульсов, записанных в период, когда он находился в утробе матери.
Он миновал их и прошел под покрывалом тьмы. Стремительные образы вихрем закружились вокруг него, мимолетные видения картин и лиц, сопровождаемые звуками и ощущениями. Они проносились настолько быстро, что он едва успевал ухватить формы и суть.
То были записи из жизни его отца и матери там, на далекой старинной Земле.
Все дальше, все глубже…
Он перебрал воспоминания из многих жизней, сотен жизней, жизней своих прямых предков. Он разглядывал их одну за другой, поколение за поколением, столетие за столетием, точно просматривал микрофильм.
Вот позади уже тысячи. Картинки мелькали с быстротой молнии, и во всех видениях его неотступно преследовала крохотная блестящая точка — его собственное «я»…
Гигантский гриб желто-алого огня, подобно рассерженному великану, вздымается над островом Манхэттен, своей громоподобной поступью сравнивая с землей небоскребы. Воспоминание всеобщего апокалипсиса, названного «Тридцатишестиминутная война»…
Темные очертания проносящихся в небе над долиной Чонг-Ходонг вражеских МИГов… осколок с памяти далекого предка, воевавшего в Корейскую войну «.
Французская деревушка, мирно дремлющая весенним утром. В придорожной пыли о чем-то сердито кудахчут куры. А с востока из-за березового перелеска доносится слабое уханье орудий. Усталые, потрепанные легионы кайзера упорно продвигаются к Парижу…
Рев пушек и дробный топот копыт. В пыли жаркого солнечного полудня сверкают стальные сабли. За рявкающими пушками крестьянские лица русских, изумленно взирающих на эскадроны кавалеристов, несущихся прямо на огонь батарей. Раскрасневшиеся, возбужденные, орущие — лорд Кардиган ведет» Летучий отряд»в пасть смерти…
Вот темп усилился. Быстрее замелькали видения…
Небеса над Лондоном налиты красным. Ряды согбенных фигурок покидают по мостам город, унося на спине впопыхах собранные скудные пожитки. Этим утром выехал король Чарльз со всем двором. А в городе бушует Большой Пожар…
Под яростными порывами ветра бьется и жалобно скрипит размалеванная деревянная вывеска. Дождь со снегом ударяет в окна старой, приземистой харчевни. Но внутри на решетке полыхает веселый огонь, отбрасывая на стены огромные черные тени, и бородатые люди в грубых шарфах и измазанных накидках, кивая и улыбаясь, собравшись в круг, слушают Бена Джонсона. Из дальнего угла молодой Эдмунд Спенсер, бледный, с заплетающимся языком, спросил еще подогретого эля и тут же склонился над столом, спеша записать вдруг пришедшие на ум строчки…
Быстрей, еще быстрей! Словно большие крылья бьют по воздуху — вверх, вниз, во тьму, на свет…
Серое дождливое утро. Рыцари в забрызганных слякотью плащах и кольчугах, покрытых пятнами ржавчины. Под нечесаными бородами и, слоем грязи смотрят бледные напряженные лица. В глазах застыл ужас, губы шепчут слова страшных проклятий, а перед ними на земле не человек, а рыжеволосый лев, неподвижный, из правого глаза зловеще торчит стрела. Гарольд Годвинссон мертв… саксонское дело проиграно… и королем будет Вильгельм-нормандец. Стоя коленями в жидкой грязи, они беззвучно рыдают над телом своего повелителя…
Завывая как сумасшедшие, с сухопарыми жилистыми телами, вымазанными чем-то голубым, пикты волнами накатываются на мощные стены, ползут, карабкаются вверх, навстречу остриям римских мечей. Люций Альбионский смачно выругался и рыкающим голосом отдал приказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Многие тысячелетия ученые, занятые изучением удивительного феномена под названием «мысль», бились над вопросом, для чего человеческому мозгу это обилие, на первый взгляд, совершенно бесполезных нервных клеток. Некоторые великие умы утверждали, что ответ следует искать в далеком прошлом, что якобы древний человек по сравнению с человеком современной эпохи обладал также другими или гораздо более развитыми из тех, что сейчас известны, чувствами. К «утерянным» чувствам и способностям, по их мнению, могли принадлежать такие, как психокинез — иначе говоря, перемещение материи одной силой мысли; телепатия — общение между людьми напрямую е помощью мысли; или телепортация — транспортировка объектов через огромные пространства без применения физической энергии.
Эти любопытные «таланты дикарей» встречаются и поныне, хотя и чрезвычайно редко. Поэтому постулат, что когда-то в давно забытую эпоху человек обладал такими свойствами, неизменно встречал серьезные возражения. Для подобных психических способностей человеку потребовалось бы иметь в мозгу соответствующие нервные центры, вроде тех, что отвечают за более приземленные чувства: зрение, слух, чувство координации и так далее. «Таланты дикарей» за бесчисленные тысячелетия могли полностью отмереть, но, с другой стороны, за чуждое мозговое вещество можно было бы принять нервные центры в том случае, если считать их физическими рудиментами утраченной силы. Косвенным подтверждением служило и то, что в теле среднего человека есть органы, более не используемые в процессе жизнедеятельности, — например, червеобразный отросток. Как точно отметил один древний мудрец, «органы имеют привычку переживать свое время», что, кстати, справедливо и по отношению к самим мудрецам.
Это то, что касается научных теорий. Однако оккультизм объяснял это явление иначе. По утверждениям оккультистов, события из жизни записываются в нервных клетках, и человек постоянно как бы просматривает миниатюрную запись своих жизненных воспоминаний, пока однажды не выходит на те, что достались ему в наследство от предков, иными словами, на совокупный опыт прошлых поколений или на генетическую память, размещенную в тех самых «бесполезных» зонах.
Но Кирина уже не занимали ни эта, ни какие-либо иные загадки мозга. Он глубоко спал. И во сне увидел подтверждение именно оккультной теории.
Ибо вместе со сном к нему пришли видения.
Казалось, во сне он все глубже погружается в самого себя. Неведомыми, призрачными путями входил он в ту сокровенную цитадель, которая называется подсознанием. Здесь залегал многослойный осадок мыслей, ощущений и воспоминаний, давно забытых на поверхностных уровнях разума. Воспоминания из раннего детства, из младенческого возраста, вплоть до расплывчатых импульсов, записанных в период, когда он находился в утробе матери.
Он миновал их и прошел под покрывалом тьмы. Стремительные образы вихрем закружились вокруг него, мимолетные видения картин и лиц, сопровождаемые звуками и ощущениями. Они проносились настолько быстро, что он едва успевал ухватить формы и суть.
То были записи из жизни его отца и матери там, на далекой старинной Земле.
Все дальше, все глубже…
Он перебрал воспоминания из многих жизней, сотен жизней, жизней своих прямых предков. Он разглядывал их одну за другой, поколение за поколением, столетие за столетием, точно просматривал микрофильм.
Вот позади уже тысячи. Картинки мелькали с быстротой молнии, и во всех видениях его неотступно преследовала крохотная блестящая точка — его собственное «я»…
Гигантский гриб желто-алого огня, подобно рассерженному великану, вздымается над островом Манхэттен, своей громоподобной поступью сравнивая с землей небоскребы. Воспоминание всеобщего апокалипсиса, названного «Тридцатишестиминутная война»…
Темные очертания проносящихся в небе над долиной Чонг-Ходонг вражеских МИГов… осколок с памяти далекого предка, воевавшего в Корейскую войну «.
Французская деревушка, мирно дремлющая весенним утром. В придорожной пыли о чем-то сердито кудахчут куры. А с востока из-за березового перелеска доносится слабое уханье орудий. Усталые, потрепанные легионы кайзера упорно продвигаются к Парижу…
Рев пушек и дробный топот копыт. В пыли жаркого солнечного полудня сверкают стальные сабли. За рявкающими пушками крестьянские лица русских, изумленно взирающих на эскадроны кавалеристов, несущихся прямо на огонь батарей. Раскрасневшиеся, возбужденные, орущие — лорд Кардиган ведет» Летучий отряд»в пасть смерти…
Вот темп усилился. Быстрее замелькали видения…
Небеса над Лондоном налиты красным. Ряды согбенных фигурок покидают по мостам город, унося на спине впопыхах собранные скудные пожитки. Этим утром выехал король Чарльз со всем двором. А в городе бушует Большой Пожар…
Под яростными порывами ветра бьется и жалобно скрипит размалеванная деревянная вывеска. Дождь со снегом ударяет в окна старой, приземистой харчевни. Но внутри на решетке полыхает веселый огонь, отбрасывая на стены огромные черные тени, и бородатые люди в грубых шарфах и измазанных накидках, кивая и улыбаясь, собравшись в круг, слушают Бена Джонсона. Из дальнего угла молодой Эдмунд Спенсер, бледный, с заплетающимся языком, спросил еще подогретого эля и тут же склонился над столом, спеша записать вдруг пришедшие на ум строчки…
Быстрей, еще быстрей! Словно большие крылья бьют по воздуху — вверх, вниз, во тьму, на свет…
Серое дождливое утро. Рыцари в забрызганных слякотью плащах и кольчугах, покрытых пятнами ржавчины. Под нечесаными бородами и, слоем грязи смотрят бледные напряженные лица. В глазах застыл ужас, губы шепчут слова страшных проклятий, а перед ними на земле не человек, а рыжеволосый лев, неподвижный, из правого глаза зловеще торчит стрела. Гарольд Годвинссон мертв… саксонское дело проиграно… и королем будет Вильгельм-нормандец. Стоя коленями в жидкой грязи, они беззвучно рыдают над телом своего повелителя…
Завывая как сумасшедшие, с сухопарыми жилистыми телами, вымазанными чем-то голубым, пикты волнами накатываются на мощные стены, ползут, карабкаются вверх, навстречу остриям римских мечей. Люций Альбионский смачно выругался и рыкающим голосом отдал приказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35