Отвернулся он, а Джованни к ручью за водой пошел. И вдруг Кремня как кто по плечу стукнул. Вскинул глаза, а на Джованни из куста волк нацелился, вот-вот схватит. Забыл про ногу Кремень. Кинулся на волка и насмерть голыми руками задушил. Купец видит, а с места сойти боится, одеревенел весь со страха.
Нагнулся Кремень волка-то рассмотреть.
— Дай-ка, Джованни, нож, шкуру снимать буду!
Побежал Джованни за ножом к костру. Только откуда ни возьмись на Кремня волчиха набросилась, рычит, на землю повалила, рвет, кусает. С клыков злоба так и летит. Да не долго она Кремня мяла. Изловчился Джованни, вогнал нож ей под лопатку. Тут и купец подоспел. Вытащили вдвоем Кремня.
— Прости, — говорит купец, — добрый человек, за разбойника я тебя принял, а ты Джованни от волка спас.
А Кремень уж и не слышит ничего. Вытащил из последних сил жемчужины, протянул Джованни.
— Ей отдашь, — прохрипел и умер.
Помолились над ним купец с Джованни, как умели, и похоронили. И крест над безымянным холмиком приладили. Очень купец сокрушался, что не узнал имени доброго человека. А конь Кремня так и остался у могилы бродить.
Приехал купец домой. Все, как обычно, жене рассказывает, и про спутника удивительного. Кому же теперь жемчуга отдать?
— Ясно кому, матери Джованни. — Жена у купца толковая была, сразу сообразила.
— Это почему? — не понял купец.
— Эх, — говорит жена, — башка седая, а соображения как у дитяти. Это ж Кремень-разбойник был, он ведь отец Джованни.
Узнала про то герцогиня. Не то печалиться, не то радоваться, только легче ей стало. Может, мазь заморская помогла, может, жемчужины живые красоту возвращать умеют.
А тем временем разбойники всполошились. Нет и нет атамана. Знают, что он на герцогово пепелище повадился. Вот и поехали туда. Глядь, у дороги могилка свежая, а поодаль атаманов конь ходит. Постояли разбойники у могилы, повздыхали да разъехались в разные стороны. Известно, где атаман похоронен, ни один разбойник воровать не станет.
Прошла зима, вот и говорит купцу жена:
— Пора клад искать, лето давно.
Пошел купец Джованни с собой звать.
— Хочу я, Джованни, на ваше пепелище ехать. Богатства герцоговы искать. Все ж они деда твоего, негоже им там скрытыми лежать. Денежка, она в обороте быть любит.
Джованни на мать смотрит, ждет, что она скажет.
— Я давно бы сама там побывала, да боюсь, — говорит герцогиня. — Я с вами поеду, я же помню, где что.
Вот и пепелище перед ними. Все бурьяном заросло, только обгорелые стены да стволы кое-где чернеются. Страшно. Пошла тогда Фанта-Гиро вперед, а Джованни с купцом следом. Идет, слез унять не может, да рассказывает: здесь то было, а здесь это. Облазили купцовы люди все подвалы, все тайники — нет ничего.
— Эх, — говорит купец, — поздно мы хватились, все, что огонь не взял, разбойники растащили, а что — и звери лесные.
А Джованни возьми да спроси:
— А разве, мама, у вас церкви не было?
— Как же, была. На этом самом месте. Видишь, плиты травой заросли. Подклеть-то из камня. Вот и уцелела.
Стал тогда Джованни по плитам на коленях лазить, каждую плиту простукивать. И одна пустотой отозвалась. Подняли эту плиту, вниз Джованни с купцом спустились. Джованни-то ловко спрыгнул, а купец кряхтит, но лезет. Любопытно. Видят они: стены изразцами выложены, а посередине сундук стоит. Огромный, кованым железом обит.
— Ах, — говорит купец, — вот оно, золото…
Глава 45,
в которой не оказалось золота
— Но в сундуке не оказалось золота. Он был наполнен старинными книгами и рукописями. Некоторые сохранились до сих пор, потому что Джованни поселился на этом пепелище, построил новый замок, развел сады. А вокруг замка вырос новый город — Вилла-Нуова. И Джованни стали называть герцогом…
Вдруг наверху мне послышались голоса и шаги. Поль вскочил с пола и зажег несколько свечей. Он тоже насторожился, вслушиваясь в эти звуки, которые явно шли сверху. Там как будто кто-то грохотал чем-то железным, и металлический стук гулко повторяло эхо. И чей-то голос умоляюще выкрикнул:
— Скорее, прошу вас, скорее!
Мне показалось, что это произнес мой папа.
— Папа!
Я рванулась, чтобы подняться, но тут мои ноги пронзила неимоверная боль, я громко охнула, но не упала. Я стояла на собственных ногах!
— Клео! Клео! — звал откуда-то сверху мой отец.
— Эй, мсье, — крикнул Поль, — мы здесь!
— Папа!
Наверху открылся большой квадратный люк. Я даже на мгновение зажмурила глаза от хлынувшего потока света.
— Клео, маленькая! Ты жива? — В люк заглядывали мой папочка и еще какие-то двое мужчин. Но они были ужасно высоко, наверное, метрах в пяти над нами. — Катрин с тобой?
— Нет. — Почему он спрашивает про Катрин? — Папа, это Поль! Он вытащил меня из воды!
— Клео! Где ты? Я ничего не вижу!
Конечно, это для меня открывшийся на потолке люк осветил все подземелье, а оттуда-то, сверху, оно наверняка воспринимается сплошной темнотой за исключением яркого квадрата точно под люком!
— Папа, я здесь! — Я хотела шагнуть в этот квадрат, но вовремя сообразила, что там посторонние люди, а на мне вместо одежды бархатная мантия со статуи. — Папа, брось мне, пожалуйста, свою рубашку!
— Зачем? — Его спутники уже спускали веревочную лестницу с деревянными перекладинками. — Ты ранена?
— Нет, но… — Как же сказать, что я голая?
— Мсье, вот все, что осталось от платья вашей дочери! — Поль шагнул в освещенный квадрат и помахал какими-то тряпками. Удивительно, как он сразу понял мою проблему!
— Я сейчас принесу тебе одежду из машины! Я все купил, как велела твоя мама!
При чем здесь моя мама?
— Папа! Это долго! — Лестница покачивалась на уровне плеч Поля, неужели мне еще торчать здесь и ждать какую-то одежду из машины? — Давай рубашку!
А потом я уселась на одну из перекладин этой лестницы и вцепилась руками в другую. Ноги еще плохо слушались меня, и я просто побоялась лезть вверх по шаткому воздушному эскалатору. Папины спутники потихоньку тащили меня наружу, Поль укрывал мантией святого, лестница покачивалась, рубашка пахла папой, как будто он уже обнимал меня, от высоты я невольно зажмурила глаза и вдруг поняла: это же наши с папой любимые качели! Недаром я все время вспоминала о них, они из детства пришли мне на помощь!
— Папочка! — Я повисла у него на шее, и мы сладко плакали в обнимку, пока папины спутники занимались извлечением Поля. — Папа, а почему у тебя перевязана рука?
— Я подрался с луной.
Господи, как же я люблю папу! Ну все в нем самое родное! И голос, и интонация, и движения губ, и седая прядь в волосах, и эти мяконькие мешочки с сеточкой морщинок под глазами, и покрасневшие края век. И как он умеет пошутить в самую, казалось бы, сентиментальную минуту! Подрался с луной! Так, обычное дело…
— И победил! — гордо сказал кругленький человечек в воротничке священника, весело глядя на меня снизу вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41