Чувства, которые она испытывала к Эрин, были так новы для нее. Иногда ей казалось, что сердце просто не выдержит такой пылкой привязанности к этому красивому замечательному ребенку, которого она родила. Лишь только они добрались до дома, Дилан вывел ее из машины и побежал за сидром. Когда он вернулся. Тесc думала все о том же.
– Когда Эрин поцеловала меня, – проговорила она тихо, держа кружку с сидром в руках, – мое сердце так наполнилось любовью, что я думала, оно лопнет.
Дилан сел рядом с ней на скамейку. – И мне стало интересно… – она замолчала, внезапно ощутив робость, – мне стало интересно, чувствует ли женщина, которая находится рядом со своим ребенком с самого начала, то же самое?
Его губы расплылись в улыбке.
– Не могу отвечать за мам, но, как отец Эрин, могу сказать, что, когда она целует меня в щеку, обнимает или просто улыбается, она лишает меня покоя. И так было всегда. – Его голос понизился, когда он прибавил:
– И я надеюсь, что так и будет.
Тесc ощущала вкус яблока и корицы на языке. Она отставила кружку и задумчиво изучала красивое лицо Дилана. Он был очень хорошим и любящим отцом, сердечным и порядочным человеком. В этот момент она совершенно неожиданно сделала для себя открытие: она любит этого человека и никогда не переставала любить. Он причинил ей боль, горе, унижение, нанес глубокие раны. Такие глубокие, что казалось, она просто не переживет всего этого. Но она пережила. И теперь сидит здесь, десять лет спустя, лицом к лицу с мужчиной, с которым связывала все свои мечты и надежды. Мужчиной, которого любила – и до сих пор любит. И он сидит около нее и смотрит на нее с несомненным, подлинным огнем желания в глазах.
Дилан наклонился и, взяв кружку у нее из рук, поставил ее на траву. Затем он придвинулся так близко, что их колени и бедра соприкоснулись и жар его тела передался ей.
– Я люблю Эрин, – сказал он, – и то, что ты приехала в Сосновую Рощу, очень хорошо для нее. Я рад этому, рад тому, что ты стала для нее важной, неотъемлемой частью жизни. Я боялся, что она не получит того женского влияния, которое так нужно ей. Сейчас, знаю, ты окутаешь ее этой заботой. Твое присутствие в жизни дочери даст Эрин только хорошее. Но… – Его лицо выглядело немного растерянным, как будто он чувствовал смущение. – Но я не хочу говорить об Эрин этим вечером, – тихо признался он, – я хочу говорить о нас. О тебе и обо мне. И о том…, что мы чувствуем.
Тесc чувствовала огромное напряжение, смутно ощущая скольжение его руки по спинке скамейки, небрежную, задумчивую игру его пальцев с маленьким локоном ее волос, как будто ему было некуда девать руки.
Она страстно, болезненно желала прикоснуться к нему, ощутить руками его грудь, хотя бы взять его руку в свою. Но она знала, что, прежде чем дать волю своим эмоциям, она должна выяснить его отношение к ней.
Указательным пальцем он плавно провел по ее уху, медленно и чувственно. Его взгляд потемнел.
– Мне так хочется поцеловать тебя, прижать к себе, но я не могу. Я не могу позволить себе это удовольствие. – Вздохнув, он попытался взять себя в руки и перебороть желание.
Легкое волнение охватило ее.
– Пока мы не поговорим, – его взгляд блуждал по ее лицу, – пока я не скажу, что думаю. Пока я… – он посмотрел ей в глаза, – не извинюсь.
– Дилан…
Он нежно приложил палец к ее губам.
– Чш, – тихо прошептал Дилан, – дай мне закончить. Это беспокоило меня, – он уныло вздохнул, – всегда. С тех пор, как я наговорил тебе все эти ужасные вещи десять лет назад. – Он убрал палец с губ. – Попытайся простить меня. Я знаю, этого недостаточно. Я должен все объяснить так, чтобы ты поняла, через что я прошел.
Против своего желания Тесc мысленно вернулась в прошлое. В ужасные времена, к ужасным событиям. Слезы навернулись на глаза, когда она вспомнила его жестокие слова, которые были словно смертельные стрелы, пронзившие ее сердце.
"Как ты могла допустить это?” – кричал он, когда она рассказала ему о своей беременности.
Тесc не помнила в точности всех его ужасных обвинений, но зато очень хорошо помнила боль, которую она чувствовала, слыша эти страшные слова.
"Ты просто хочешь подцепить меня. Тебя никто не интересует, кроме тебя самой. Тебе что, хочется провести остаток жизни в грязной крошечной комнатушке с дюжиной голодных ртов? Мои родители были абсолютно правы относительно тебя”.
Тесc стояла, молча выслушивая и проглатывая все его оскорбления. В тот момент она испытывала чувство вины за свою беременность. Наивное, невинное дитя, она думала, что он вправе наказать ее так, как считает нужным. И он наказал ее.
"Я не хочу иметь с тобой ничего общего”, – сказал он тогда.
Эти слова и сейчас звенели в ушах, словно колокола. Тесc заморгала, и одинокая слеза скатилась по ее щеке, выводя из кошмара прошлого и возвращая в настоящее.
– О, Тесc. – Голос Дилана был мягким. Он нежно вытер мокрый след от слезы. – То, что я наговорил тебе тогда, все еще причиняет тебе боль. Даже после стольких лет.
Это была правда: она до сих пор чувствовала сильные боль и обиду. Но было еще что-то, что она всегда хотела сказать ему и не могла.
– Мне жаль, я все испортила, – проговорила она. – Но я не пыталась добиться чего-то своей беременностью.
– Нашей беременностью, Тесc, – перебил ее Дилан. – Подобные вещи случаются при участии двоих. – Он покачал головой. – Если уж на то пошло, я виноват больше тебя. Я старше и не должен был соблазнять тебя. Ведь тебе было всего шестнадцать лет. – И снова покачал головой с сожалением. – Есть только одно оправдание – я был молодой, незрелый. Гормоны сыграли со мной злую шутку. Как маленький глупый ребенок, я думал, что такое происходит один раз в миллион лет, и уж, конечно, не со мной. Я должен был взять на себя ответственность за свои действия, за свои поступки. – Он положил руку ей на плечо и шепотом прибавил:
– Наши жизни сложились бы иначе.
Интуиция говорила ей “пойми и прости”, но годы страданий, боли, горя требовали возмездия…, или по крайней мере давали ей право узнать и выяснить все до конца.
– Так почему же ты не сделал этого? Он со стоном прошептал ее имя. Тесc пожалела, что упрекнула его, но не отказалась от своего вопроса. Она заслуживала ответа, страдая так долго.
– Моя жизнь была полностью разрушена и перевернута уже до… – Дилан посмотрел на небо, словно там подыскивая подходящее слово, – твоего сообщения. Понимаешь. – продолжил он, – мои родители развернули целую кампанию против тебя, против наших отношений. Они хотели запретить мне видеться с тобой, начали подыскивать мне работу. Они угрожали, давили на меня, читали мне лекции о моем будущем каждый день. Твердили, что пора задумываться о жизни, серьезней смотреть на вещи, что время забав прошло, а к ним они причисляли мой мотоцикл, мою одежду, мою любовь к машинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28