Затем подозвал бармена и справился о контрабандных кинотеатрах.
– Есть, черт меня побери, – ответил тот и извлек из фартука пачку билетов. – Сколько надо?
– Один. А где это?
– Два двадцать восемь. По этой же улице. Спросить Тони.
– Спасибо.
Гэллегер сунул бармену непомерно щедрые чаевые, сполз со стула и поплелся прочь. Передвижные бары были новинкой, которую он не одобрял. Он считал, что пить надо в состоянии покоя, так как все равно рано или поздно этого состояния не миновать.
Дверь с зарешеченной панелью находилась у подножия лестницы. Когда Гэллегер постучался, на панели ожил видеоэкран, скорее всего односторонний, так как лицо швейцара не показывалось.
– Можно пройти к Тони? – спросил Гэллегер.
Дверь отворилась, появился усталый человек в пневмобрюках, но даже эта одежда не придавала внушительности его тощей фигуре.
– Билет есть? Ну-ка, покажь. Все в порядке, друг.
Прямо по коридору. Представление уже началось. Выпить можно в баре, по левой стороне.
В конце недлинного коридора Гэллегер протиснулся сквозь звуконепроницаемые портьеры и очутился в фойе старинного театра постройки 1980-х годов; в ту эпоху царило повальное увлечение пластиками. Он нюхом отыскал бар, выпил дрянного виски по бешеной цене и, подкрепив таким образом силы, вошел в зрительный зал – почти полный. На огромном экране – очевидно, системы «Магна» – вокруг космолета толпились люди. «Не то приключенческий фильм, не то хроника», – подумал Гэллегер.
Только азарт нарушения законов мог завлечь публику в контрабандный театр. Это было заведение самого низкого пошиба. На его содержание денег не тратили, и билетеров там не было. Но театр стоял вне закона и потому хорошо посещался. Гэллегер сосредоточенно смотрел на экран. Никаких полос, ничего не двоится. На незарегистрированном телевизоре «Вокс-вью» стоял увеличитель «Магна», и одна из талантливейших звезд Брока успешно волновала сердца зрителей. Просто грабеж среди бела дня. Точно.
Чуть позже, пробираясь к выходу, Гэллегер заметил, что на приставном стуле сидит полисмен в форме, и сардонически усмехнулся. Фараон, конечно, не платил за вход. И тут политика.
На той же улице, на расстоянии двух кварталов, ослепительные огни реклам гласили: «СОНАТОН – БИЖУ». Это, разумеется, театр легальный и потому дорогой. Гэллегер безрассудно промотал целое состояние, уплатив за билет на хорошие места. Он хотел сравнить впечатления. Насколько он мог судить, в «Бижу» и в нелегальном театре аппараты «Магна» были одинаковы. Оба работали безупречно. Сложная задача увеличения телевизионных экранов была успешно разрешена.
Все остальное в «Бижу» напоминало дворец. Лощеные билетеры склонялись в приветственном поклоне до самого ковра. В буфетах бесплатно отпускали спиртное (в умеренных количествах). При театре работали турецкие бани. Гэллегер прошел за дверь с табличкой «Для мужчин» и вышел, совершенно одурев от тамошнего великолепия. Целых десять минут после этого он чувствовал себя сибаритом.
Все это означало, что те, кому позволяли средства, шли в легализованные театры «Сонатон», а остальные посещали контрабандные притоны. Все, кроме немногочисленных домоседов, которых не захлестнула повальная мода. В конце концов Брок вылетит в трубу, потому что у него не останется зрителей. Его фирма перейдет к «Сонатону», который тут же вздует цены и начнет делать деньги. В жизни необходимы развлечения; людей приучили к телевидению. Никакой замены нет. Если в конце концов «Сонатону» удастся все же задушить соперника, публика будет платить и платить за второсортную продукцию.
Гэллегер покинул «Бижу» и поманил воздушное такси. Он назвал адрес студии «Вокс–вью» на Лонг-Айленде, безотчетно надеясь вытянуть из Брока первый чек. Кроме того, он хотел кое-что выяснить.
Здания «Вокс-вью» буйно заполняли весь Лонг-Айленд беспорядочной коллекцией разномастных домов. Безошибочным инстинктом Гэллегер отыскал ресторан, где принял горячительного в порядке предосторожности. Подсознанию предстояла изрядная работа, и Гэллегер не хотел стеснять его недостатком свободы. Кроме того, виски было отличное.
После первой же порции он решил, что пока – хватит. Он же не сверхчеловек, хотя емкость у него почти невероятная. Надо лишь достигнуть объективной ясности мышления и субъективного растормаживания…
– Студия всегда открыта ночью? – спросил он у официанта.
– Конечно. Какие-то павильоны всегда работают. Это же круглосуточная программа.
– В ресторане полно народу.
– К нам приходят и из аэропорта. Повторить?
Гэллегер покачал головой и вышел. Визитная карточка Брока помогла ему пройти за ворота, и прежде всего он посетил кабинеты высшего начальства. Брока там не было, но раздавались громкие голоса, пронзительные чисто по-женски.
Секретарша сказала: «Подождите минутку, пожалуйста» – и повернулась к внутреннему служебному видеофону. И тотчас же: «Прошу вас, проходите».
Гэллегер так и сделал. Кабинет был что надо, одновременно роскошный и деловой. В нишах вдоль стен красовались объемные фотографии виднейших звезд «Вокс-вью». За письменным столом сидела миниатюрная, хорошенькая взволнованная брюнетка, а перед ней стоял разъяренный светловолосый ангел. В ангеле Гэллегер узнал Силвер 0'Киф. Он воспользовался случаем:
– Салют, мисс 0'Киф! Не нарисуете ли мне автограф на кубике льда? В коктейле?
Силвер стала похожа на кошечку.
– К сожалению, дорогой, мне приходится самой зарабатывать на жизнь. И я сейчас на службе. Брюнетка провела ногтем по кончику сигареты.
– Давай утрясем это дело чуть позже, Силвер. Папаша велел принять этого типа, если он заскочит. У него важное дело.
– Все утрясется, – пообещала Силвер. – И очень скоро. – Она демонстративно вышла. Гэллегер задумчиво присвистнул ей вслед.
– Этот товар вам не по зубам, – сообщила брюнетка. – Она связана контрактом. И хочет развязаться, чтобы заключить контракт с «Сонатоном». Крысы покидают тонущий корабль. Силвер рвет на себе волосы с тех самых пор, как уловила штормовые сигналы.
– Вот как?
– Садитесь и закуривайте. Я Пэтси Брок. Вообще тут заправляет папаша, но, когда он выходит из себя, я хватаюсь за штурвал. Старый осел не выносит скандалов. Считает их личными выпадами.
Гэллегер сел.
– Значит, Силвер пытается дезертировать? И много таких?
– Не очень. Большинство хранят нам верность. Но, само собой, если мы обанкротимся… – Пэтси Брок пожала плечами. – То ли переметнутся к «Сонатону» зарабатывать на хлеб с маслом, то ли обойдутся без масла.
– Угу. Ну, что ж, надо повидать ваших инженеров. Хочу ознакомиться с их мыслями об увеличении экрана.
– Дело ваше, – сказала Пэтси. – Толку будет немного. Невозможно изготовить увеличитель к телевизору, не ущемляя патентных прав «Сонатона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Есть, черт меня побери, – ответил тот и извлек из фартука пачку билетов. – Сколько надо?
– Один. А где это?
– Два двадцать восемь. По этой же улице. Спросить Тони.
– Спасибо.
Гэллегер сунул бармену непомерно щедрые чаевые, сполз со стула и поплелся прочь. Передвижные бары были новинкой, которую он не одобрял. Он считал, что пить надо в состоянии покоя, так как все равно рано или поздно этого состояния не миновать.
Дверь с зарешеченной панелью находилась у подножия лестницы. Когда Гэллегер постучался, на панели ожил видеоэкран, скорее всего односторонний, так как лицо швейцара не показывалось.
– Можно пройти к Тони? – спросил Гэллегер.
Дверь отворилась, появился усталый человек в пневмобрюках, но даже эта одежда не придавала внушительности его тощей фигуре.
– Билет есть? Ну-ка, покажь. Все в порядке, друг.
Прямо по коридору. Представление уже началось. Выпить можно в баре, по левой стороне.
В конце недлинного коридора Гэллегер протиснулся сквозь звуконепроницаемые портьеры и очутился в фойе старинного театра постройки 1980-х годов; в ту эпоху царило повальное увлечение пластиками. Он нюхом отыскал бар, выпил дрянного виски по бешеной цене и, подкрепив таким образом силы, вошел в зрительный зал – почти полный. На огромном экране – очевидно, системы «Магна» – вокруг космолета толпились люди. «Не то приключенческий фильм, не то хроника», – подумал Гэллегер.
Только азарт нарушения законов мог завлечь публику в контрабандный театр. Это было заведение самого низкого пошиба. На его содержание денег не тратили, и билетеров там не было. Но театр стоял вне закона и потому хорошо посещался. Гэллегер сосредоточенно смотрел на экран. Никаких полос, ничего не двоится. На незарегистрированном телевизоре «Вокс-вью» стоял увеличитель «Магна», и одна из талантливейших звезд Брока успешно волновала сердца зрителей. Просто грабеж среди бела дня. Точно.
Чуть позже, пробираясь к выходу, Гэллегер заметил, что на приставном стуле сидит полисмен в форме, и сардонически усмехнулся. Фараон, конечно, не платил за вход. И тут политика.
На той же улице, на расстоянии двух кварталов, ослепительные огни реклам гласили: «СОНАТОН – БИЖУ». Это, разумеется, театр легальный и потому дорогой. Гэллегер безрассудно промотал целое состояние, уплатив за билет на хорошие места. Он хотел сравнить впечатления. Насколько он мог судить, в «Бижу» и в нелегальном театре аппараты «Магна» были одинаковы. Оба работали безупречно. Сложная задача увеличения телевизионных экранов была успешно разрешена.
Все остальное в «Бижу» напоминало дворец. Лощеные билетеры склонялись в приветственном поклоне до самого ковра. В буфетах бесплатно отпускали спиртное (в умеренных количествах). При театре работали турецкие бани. Гэллегер прошел за дверь с табличкой «Для мужчин» и вышел, совершенно одурев от тамошнего великолепия. Целых десять минут после этого он чувствовал себя сибаритом.
Все это означало, что те, кому позволяли средства, шли в легализованные театры «Сонатон», а остальные посещали контрабандные притоны. Все, кроме немногочисленных домоседов, которых не захлестнула повальная мода. В конце концов Брок вылетит в трубу, потому что у него не останется зрителей. Его фирма перейдет к «Сонатону», который тут же вздует цены и начнет делать деньги. В жизни необходимы развлечения; людей приучили к телевидению. Никакой замены нет. Если в конце концов «Сонатону» удастся все же задушить соперника, публика будет платить и платить за второсортную продукцию.
Гэллегер покинул «Бижу» и поманил воздушное такси. Он назвал адрес студии «Вокс–вью» на Лонг-Айленде, безотчетно надеясь вытянуть из Брока первый чек. Кроме того, он хотел кое-что выяснить.
Здания «Вокс-вью» буйно заполняли весь Лонг-Айленд беспорядочной коллекцией разномастных домов. Безошибочным инстинктом Гэллегер отыскал ресторан, где принял горячительного в порядке предосторожности. Подсознанию предстояла изрядная работа, и Гэллегер не хотел стеснять его недостатком свободы. Кроме того, виски было отличное.
После первой же порции он решил, что пока – хватит. Он же не сверхчеловек, хотя емкость у него почти невероятная. Надо лишь достигнуть объективной ясности мышления и субъективного растормаживания…
– Студия всегда открыта ночью? – спросил он у официанта.
– Конечно. Какие-то павильоны всегда работают. Это же круглосуточная программа.
– В ресторане полно народу.
– К нам приходят и из аэропорта. Повторить?
Гэллегер покачал головой и вышел. Визитная карточка Брока помогла ему пройти за ворота, и прежде всего он посетил кабинеты высшего начальства. Брока там не было, но раздавались громкие голоса, пронзительные чисто по-женски.
Секретарша сказала: «Подождите минутку, пожалуйста» – и повернулась к внутреннему служебному видеофону. И тотчас же: «Прошу вас, проходите».
Гэллегер так и сделал. Кабинет был что надо, одновременно роскошный и деловой. В нишах вдоль стен красовались объемные фотографии виднейших звезд «Вокс-вью». За письменным столом сидела миниатюрная, хорошенькая взволнованная брюнетка, а перед ней стоял разъяренный светловолосый ангел. В ангеле Гэллегер узнал Силвер 0'Киф. Он воспользовался случаем:
– Салют, мисс 0'Киф! Не нарисуете ли мне автограф на кубике льда? В коктейле?
Силвер стала похожа на кошечку.
– К сожалению, дорогой, мне приходится самой зарабатывать на жизнь. И я сейчас на службе. Брюнетка провела ногтем по кончику сигареты.
– Давай утрясем это дело чуть позже, Силвер. Папаша велел принять этого типа, если он заскочит. У него важное дело.
– Все утрясется, – пообещала Силвер. – И очень скоро. – Она демонстративно вышла. Гэллегер задумчиво присвистнул ей вслед.
– Этот товар вам не по зубам, – сообщила брюнетка. – Она связана контрактом. И хочет развязаться, чтобы заключить контракт с «Сонатоном». Крысы покидают тонущий корабль. Силвер рвет на себе волосы с тех самых пор, как уловила штормовые сигналы.
– Вот как?
– Садитесь и закуривайте. Я Пэтси Брок. Вообще тут заправляет папаша, но, когда он выходит из себя, я хватаюсь за штурвал. Старый осел не выносит скандалов. Считает их личными выпадами.
Гэллегер сел.
– Значит, Силвер пытается дезертировать? И много таких?
– Не очень. Большинство хранят нам верность. Но, само собой, если мы обанкротимся… – Пэтси Брок пожала плечами. – То ли переметнутся к «Сонатону» зарабатывать на хлеб с маслом, то ли обойдутся без масла.
– Угу. Ну, что ж, надо повидать ваших инженеров. Хочу ознакомиться с их мыслями об увеличении экрана.
– Дело ваше, – сказала Пэтси. – Толку будет немного. Невозможно изготовить увеличитель к телевизору, не ущемляя патентных прав «Сонатона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12