В двадцать-то лет?! Самое же время развлекаться. А не ждать того, в чем больше сложностей, чем удовольствия.
Гораздо, гораздо приятней и проще махнуть рукой и сделаться современной личностью, плюющей на условности, презрительно фыркать при слове «любовь», рассказывать подругам, какой потрясающий секс был у тебя с тем высоким брюнетом… как его… вроде, Никита… шикарный мужик!
Она знала, что девчонкам страшно, так же, как и ей — до слез, до отчаянных воплей в пустой квартире. Страшно, что все так и есть, и никогда не будет по-другому, ни в двадцать пять, ни в тридцать, ни потом. Навсегда останутся мимолетные, развеселые, умелые парни, а один-единственный не случится.
Но подруги хотя бы ищут его. Пусть втайне от самих себя, приглядываясь к каждому настороженно, со смутной надеждой… А она не делает ничего! Стишки читает в гулкой, пустой квартире! И мечтает, мечтает, мечтает…
Ей не нравится, не нравится эта взрослая жизнь! Ногти, прически, текила рекой, шум вечеринок, платья, прилипчивые до пота, чужие пальцы на плечах, утро в смятой простыни под незнакомым потолком, пустые разговоры, тщетно маскирующее неловкость, бочком к двери, телефонный номер на пачке сигарет.
Ее обманули. Словами, картинами, жестами, блеском в глазах — «любовь»!
Кино, книги, мама с папой, мечтательный шепоток подруг, загадочные взгляды мальчишек-одноклассников, томное дыхание осени, летящая походка весны — все вокруг! — было обещанием.
Ты полюбишь.
Ты будешь любима.
Обманули не ее одну. Но кто-то смирился, свыкся с этой ложью и нормально существует, и чувствует себя комфортно. Жестокая ложь. Но не будь ее, пожалуй, пришлось бы повеситься. Всем сразу, без исключения.
А так — вроде есть, зачем жить, чего ждать, во что верить или… над чем посмеяться.
Черноморское побережье
Артем хотел было устроиться в кресло, но оно как-то очень жалостливо всхлипнуло под ним, и пришлось вылезти.
— Ты обещал для меня персональную лавку состругать, — пробурчал он Эдику и уселся на подоконник.
Хозяин дома растерянно и виновато кивнул.
— Обещал. Все времени нет, Темыч.
Семен со Степаном обменялись многозначительными взглядами.
— Чего ты? Совсем сдурел? Он же пошутил насчет лавки-то.
— Да? — Эдик рассеянно поскреб усы, обвисшие скучными хвостами по подбородку. — А я думал — серьезно.
У него все теперь было серьезно и любая мелочь обретала размеры вселенской катастрофы. Сегодня с утра тапки не мог найти, так чуть весь дом не разгромил в припадке ярости. Потом долго извинялся перед Агнессой Васильевной, вместо завтрака выпил литров десять кофе и смолил одну за другой забытые Глашей сигареты, неумело затягиваясь и кашляя.
Сам он никогда не курил, и ее сразу начал уговаривать, чтоб бросила.
Бросила курить, бросила работу, что там еще?
Черт, он все делал не так! Тут любая бы сбежала на край света! А Глаша — не любая…
— Так, так, так, — покачал головой Семен, — все ясно.
— Что тебе ясно? — пихнул его в бок братец. — Помолчи уж.
— Мы что, сюда молчать приехали? Давайте выпьем, мужики!
Артем глянул мрачно, Эдик продолжал бегать из угла в угол, словно и не слышал ничего.
— Глупость сказал, — понял Сенька. — Тогда давайте выяснять обстоятельства дела.
— Что выяснять-то? Тебе же все ясно, — хмыкнул Степа, — у Эдьки вон все на лице написано. Несчастная любовь называется. Правильно я говорю, Эдька?
— Я сам виноват, — пояснил тот, больше для себя. — Я ее подавлял.
Артем отвернулся к окну и стал внимательно рассматривать дорожки во дворе. Зачем он сюда приперся? Группа поддержки справилась бы и без него, а он все равно в этих делах ни дьявола не понимает. Слова-то, слова какие — «подавлял он ее!» И что это значит, черт подери?
— Она красивая хоть? — с энтузиазмом поинтересовался Семен.
— Очень, — загрустил пуще прежнего жених, — очень красивая.
— Так, может, просто того… хвостом вильнула… Красивые — они знаешь, какие непутевые!
— Ты что плетешь-то? Видишь же, человек не в себе! Не поладили они, с кем не бывает! При чем тут «непутевая». Эдька, ты что-то ей сказал? На что она обиделась-то?
Эдик посмотрел на друга более-менее осмысленно.
— Думаешь, если я так больше не буду, она вернется?
Сенька ничего такого не думал. Артем мысленно чертыхнулся. Этот детский сад начинал его по-настоящему бесить.
Он решительно прошел в середину комнаты.
— Погоди, Эд, давай ты сначала нам по порядку все расскажешь. А потом мы вместе придумаем, как действовать.
Во всяком случае именно так принято работать с проблемой. Сначала узнать, что именно она из себя представляет, а потом приниматься за устранение.
Может, любовные передряги тоже разрешаются подобным образом, а?
Откуда ему знать…
Эдик рассказывал долго и непонятно, и глаза его заволоклись мечтательной дымкой, потому как вместо проблемы он обрисовывал прекрасное прошлое, в котором они с Глафирой были счастливы.
— Тогда почему она сбежала, раз было все так здорово? — жестко осведомился Артем.
— А? Да, сбежала. Я не знаю. То есть, догадываюсь, конечно, но…
— Слушай, ты чего хочешь-то? — невозмутимо перебил Артем. — Чтобы она вернулась и была такой, как тебе удобно? Или чтобы она просто вернулась, без всяких условий? Или чтобы не возвращалась совсем, а наши предприимчивые братишки нашли бы для тебя замену?
— Ка-какую замену? — испугался Эдуард.
Артем популярно объяснил, какую. Близнецы воодушевленно подтвердили, что это как раз не проблема.
— Мне не надо замену, — пробормотал несчастный жених. — Мне ее надо.
— Да ты на себя посмотри! — психанул все-таки Артем. — Немытый, небритый, усы вон уже на шее висят! Сидит, нюни распускает, на работе не появляется!
Эдик развел руками.
— Не могу я, Темыч. Душа ни к чему не лежит.
— Тьфу ты! Прям как баба малохольная! Собирайся давай, поехали.
Близнецы хором полюбопытствовали, куда это он собрался.
— На кудыкину гору! Мы на хрена сюда плыли, а? Всей компанией водку жрать? Иди, иди, одевайся, — повторил он для Эдика, — мы тебя к ней доставим, а там разберетесь.
От злости сводило скулы. Да на кой черт сдалась она, эта семейная жизнь, если человек — близкий человек, нормальный, вменяемый — вдруг сделался похожим на зомби?! Эдька, который ни при каких обстоятельствах не опускал рук, и все ему было нипочем, и неудач он будто бы не замечал, а пер себе дальше. Неторопливо, упрямо, уверенно, словно запрограммированный на успех.
А что сейчас? Из-за какой-то девицы — будь она триста раз красавица и умница! — так изводиться! Душа у него, блин, ни к чему не лежит!
Артем никак не мог взять в толк, при чем тут душа. Ну, поругались с бабой, ну, та психанула и была такова, так догони, разберись! Покайся, уж если на то пошло. Или плюнь и забудь. Куда проще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Гораздо, гораздо приятней и проще махнуть рукой и сделаться современной личностью, плюющей на условности, презрительно фыркать при слове «любовь», рассказывать подругам, какой потрясающий секс был у тебя с тем высоким брюнетом… как его… вроде, Никита… шикарный мужик!
Она знала, что девчонкам страшно, так же, как и ей — до слез, до отчаянных воплей в пустой квартире. Страшно, что все так и есть, и никогда не будет по-другому, ни в двадцать пять, ни в тридцать, ни потом. Навсегда останутся мимолетные, развеселые, умелые парни, а один-единственный не случится.
Но подруги хотя бы ищут его. Пусть втайне от самих себя, приглядываясь к каждому настороженно, со смутной надеждой… А она не делает ничего! Стишки читает в гулкой, пустой квартире! И мечтает, мечтает, мечтает…
Ей не нравится, не нравится эта взрослая жизнь! Ногти, прически, текила рекой, шум вечеринок, платья, прилипчивые до пота, чужие пальцы на плечах, утро в смятой простыни под незнакомым потолком, пустые разговоры, тщетно маскирующее неловкость, бочком к двери, телефонный номер на пачке сигарет.
Ее обманули. Словами, картинами, жестами, блеском в глазах — «любовь»!
Кино, книги, мама с папой, мечтательный шепоток подруг, загадочные взгляды мальчишек-одноклассников, томное дыхание осени, летящая походка весны — все вокруг! — было обещанием.
Ты полюбишь.
Ты будешь любима.
Обманули не ее одну. Но кто-то смирился, свыкся с этой ложью и нормально существует, и чувствует себя комфортно. Жестокая ложь. Но не будь ее, пожалуй, пришлось бы повеситься. Всем сразу, без исключения.
А так — вроде есть, зачем жить, чего ждать, во что верить или… над чем посмеяться.
Черноморское побережье
Артем хотел было устроиться в кресло, но оно как-то очень жалостливо всхлипнуло под ним, и пришлось вылезти.
— Ты обещал для меня персональную лавку состругать, — пробурчал он Эдику и уселся на подоконник.
Хозяин дома растерянно и виновато кивнул.
— Обещал. Все времени нет, Темыч.
Семен со Степаном обменялись многозначительными взглядами.
— Чего ты? Совсем сдурел? Он же пошутил насчет лавки-то.
— Да? — Эдик рассеянно поскреб усы, обвисшие скучными хвостами по подбородку. — А я думал — серьезно.
У него все теперь было серьезно и любая мелочь обретала размеры вселенской катастрофы. Сегодня с утра тапки не мог найти, так чуть весь дом не разгромил в припадке ярости. Потом долго извинялся перед Агнессой Васильевной, вместо завтрака выпил литров десять кофе и смолил одну за другой забытые Глашей сигареты, неумело затягиваясь и кашляя.
Сам он никогда не курил, и ее сразу начал уговаривать, чтоб бросила.
Бросила курить, бросила работу, что там еще?
Черт, он все делал не так! Тут любая бы сбежала на край света! А Глаша — не любая…
— Так, так, так, — покачал головой Семен, — все ясно.
— Что тебе ясно? — пихнул его в бок братец. — Помолчи уж.
— Мы что, сюда молчать приехали? Давайте выпьем, мужики!
Артем глянул мрачно, Эдик продолжал бегать из угла в угол, словно и не слышал ничего.
— Глупость сказал, — понял Сенька. — Тогда давайте выяснять обстоятельства дела.
— Что выяснять-то? Тебе же все ясно, — хмыкнул Степа, — у Эдьки вон все на лице написано. Несчастная любовь называется. Правильно я говорю, Эдька?
— Я сам виноват, — пояснил тот, больше для себя. — Я ее подавлял.
Артем отвернулся к окну и стал внимательно рассматривать дорожки во дворе. Зачем он сюда приперся? Группа поддержки справилась бы и без него, а он все равно в этих делах ни дьявола не понимает. Слова-то, слова какие — «подавлял он ее!» И что это значит, черт подери?
— Она красивая хоть? — с энтузиазмом поинтересовался Семен.
— Очень, — загрустил пуще прежнего жених, — очень красивая.
— Так, может, просто того… хвостом вильнула… Красивые — они знаешь, какие непутевые!
— Ты что плетешь-то? Видишь же, человек не в себе! Не поладили они, с кем не бывает! При чем тут «непутевая». Эдька, ты что-то ей сказал? На что она обиделась-то?
Эдик посмотрел на друга более-менее осмысленно.
— Думаешь, если я так больше не буду, она вернется?
Сенька ничего такого не думал. Артем мысленно чертыхнулся. Этот детский сад начинал его по-настоящему бесить.
Он решительно прошел в середину комнаты.
— Погоди, Эд, давай ты сначала нам по порядку все расскажешь. А потом мы вместе придумаем, как действовать.
Во всяком случае именно так принято работать с проблемой. Сначала узнать, что именно она из себя представляет, а потом приниматься за устранение.
Может, любовные передряги тоже разрешаются подобным образом, а?
Откуда ему знать…
Эдик рассказывал долго и непонятно, и глаза его заволоклись мечтательной дымкой, потому как вместо проблемы он обрисовывал прекрасное прошлое, в котором они с Глафирой были счастливы.
— Тогда почему она сбежала, раз было все так здорово? — жестко осведомился Артем.
— А? Да, сбежала. Я не знаю. То есть, догадываюсь, конечно, но…
— Слушай, ты чего хочешь-то? — невозмутимо перебил Артем. — Чтобы она вернулась и была такой, как тебе удобно? Или чтобы она просто вернулась, без всяких условий? Или чтобы не возвращалась совсем, а наши предприимчивые братишки нашли бы для тебя замену?
— Ка-какую замену? — испугался Эдуард.
Артем популярно объяснил, какую. Близнецы воодушевленно подтвердили, что это как раз не проблема.
— Мне не надо замену, — пробормотал несчастный жених. — Мне ее надо.
— Да ты на себя посмотри! — психанул все-таки Артем. — Немытый, небритый, усы вон уже на шее висят! Сидит, нюни распускает, на работе не появляется!
Эдик развел руками.
— Не могу я, Темыч. Душа ни к чему не лежит.
— Тьфу ты! Прям как баба малохольная! Собирайся давай, поехали.
Близнецы хором полюбопытствовали, куда это он собрался.
— На кудыкину гору! Мы на хрена сюда плыли, а? Всей компанией водку жрать? Иди, иди, одевайся, — повторил он для Эдика, — мы тебя к ней доставим, а там разберетесь.
От злости сводило скулы. Да на кой черт сдалась она, эта семейная жизнь, если человек — близкий человек, нормальный, вменяемый — вдруг сделался похожим на зомби?! Эдька, который ни при каких обстоятельствах не опускал рук, и все ему было нипочем, и неудач он будто бы не замечал, а пер себе дальше. Неторопливо, упрямо, уверенно, словно запрограммированный на успех.
А что сейчас? Из-за какой-то девицы — будь она триста раз красавица и умница! — так изводиться! Душа у него, блин, ни к чему не лежит!
Артем никак не мог взять в толк, при чем тут душа. Ну, поругались с бабой, ну, та психанула и была такова, так догони, разберись! Покайся, уж если на то пошло. Или плюнь и забудь. Куда проще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59