ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Какой мужчина, где, какие мысли думал он? Никто не знает. Это американская тайна.
23 АВГУСТА 1948. Сказал матери, что ей следует пожить на Юге со всей семьей вместо того, чтобы все время калымить на обувных фабриках. В России пашут на Государство, здесь -- на Расходы. Люди день за днем стремглав несутся на бессмысленные работы, видишь, как они кашляют в метро на заре. Они проматывают свои души на такие вещи, как лквартплата?, лприличная одежда?, лгаз и электричество?, лстраховка?, ведут себя как крестьяне только что от сохи и так ужасно довольны, что могут покупать всякие княки и прибамбасы в магазинах. Моя жизнь же будет фермой, где я буду выращивать свою пищу. Не буду делать ничего -- только сидеть под деревом, пока урожай мой будет расти, пить домашнее вино, писать романы для просвещения собственной души, играть со своими детишками и показывать нос убогим кашлюнам. А не успеешь оглянуться -они все уже маршируют на какую-нибудь всеуничтожающую войну, а вожди их начинают друг перед другом выделываться. Насрать на русских, насрать на американцев, на них всех насрать. У меня есть задумка еще одного романа -- лНа дороге?, -- о котором я не перестаю думать: два парня стопом едут в Калифорнию в поисках того, чего, на самом деле, они не находят, и теряют по дороге себя, возвращаясь обратно в надежде на что-то еще.
9 СЕНТЯБРЯ 1948. Получил на бланке отказ от лМакмиллана?. С каждым разом. Когда такое случается, я становлюсь все увереннее и злее, поскольку знаю, что лГородок и город? -- великая книга в каком-то своем нелепом смысле. И я ее обязательно продам. Я готов к любой битве, которая только может быть. Если даже придется сорваться с места и голодать посреди дороги, я не отступлюсь от мысли, что этой книгой должен заработать себе на жизнь: я убежден, что люди сами полюбят ее, когда стену издателей, критиков и редакторов снесут до основанья. Именно они -- мои враги, а вовсе не лнеизвестность? или лнищета?.
3 ЯНВАРЯ 1949. САН-ФРАНЦИСКО. Сага Тумана (из Нью-Йорка в Новый Орлеан). Из Н.-Й. По тоннелю в Нью-Джерси -- лджерсийская ночь? Аллена Гинзберга. Мы в машине, торжествующие, лупим по приборной доске лгудзона? 49 года... по направлению к Западу. Не дает покоя то, что еще только предстоит вспомнить. Нил(5) и я и Луэнн(6) говорим о цене жизни, разгоняясь по трассе: лКамо грядеши, Америка, в сияющем автомобиле своем посреди ночи?? Редко бывал я так рад. Так сладко сидеть рядом с Луэнн. На заднем сиденье Эл с Родой занимались любовью. А Нил гнал вперед под бибоп по радио, оря ура. Нил заблудился возле Балтимора и оказался на смехотворно узкой асфальтированной дорожке в лесах (он пытался срезать угол). лНе похоже на Маршрут Номер Один,? -- сокрушенно сказал он. Реплика эта показалась нам очень смешной. Около Эмпории, Вирджиния, мы подобрали автостопщика, который сказал, что он еврей (Герберт Даймонд) и зарабатывает на хлеб тем, что стучится в еврейские дома по всей стране, требуя денег. лЯ еврей! -- дайте мне денег.? лКакой оттяг!? -- заорал Нил. Я вел по Южной Каролине -- ночью она плоская и темная (только дороги блестят от звезд, да южная скука где-то затаилась). За Мобайлом, Алабама, мы начали слышать отзвуки Нового Орлеана и лцыплят, джаза и гумбо?, бибоповых шоу по радио и дикого задворочного джаза; поэтому мы довольно орали в машине. лЧуйте людей!? -- сказал Нил на заправке в Алжире перед тем, как подъехать к дому Билла Берроуза. Никогда не забуду дикого ожидания того момента -- рахитичных улиц, пальм, великих облаков позднего полудня над Миссиссиппи, девчонок, проходивших мимо, детей, мягких головных платков воздуха, спускавшихся, словно аромат, запаха людей и реки. Бог -- вот что я люблю.
1 ФЕВРАЛЯ 1949. КАЛИФОРНИЯ, ИЗ РИЧМОНДА ВО ФРИСКО. (Еду во Фриско из Ричмонда дождливой ночью, в лгудзоне?, дуюсь на заднем сиденье.) О, терзанья путешествий! Духовность гашиша! Я видел, что Нил -- ладно, я видел Нила за рулем автомобиля, дикую машинерию пинков, чихов и маниакального хохота, какого-то человеческого пса; а потом видел Аллена Гинзберга поэтом семнадцатого века в темных одеждах, стоящим в небесах рембрандтовской тьмы; затем я сам, как Слим Гайяр, высунул голову из окна с глазами Билли Холидэй и предложил душу свою всему миру -- большие печальные глаза, словно бляди в мазанке ричмондского салуна. Видел, сколько во мне гения, тоже. Видел, как надутая тупая Луэнн меня ненавидит. Видел, насколько я им незначителен; и всю глупость своих планов относительно ее тоже, и мое предательство всех своих друзей-мужчин.
6 ФЕВРАЛЯ 1949. СПОКЭЙН. Из Портлэнда в Бютт. Пара сезонных попрошаек в заднем конце автобуса на выезде из города в полночь сказали, что направляются они в Даллес -- малюсенький городок фермеров и лесорубов -- зашибить доллар-другой. Пьяные... лЧерт возьми, не вывали нас в Худ-Ривер!? лВышибить парочку из шофера!? Мы катили по темнотище долины реки Коламбия, в метель. Вздремнув, я проснулся и поболтал с одним из сезонников. (Сказал, что он стал бы разбойником, как в старину, если б Дж. Эдгар Гувер не запретил бы красть по закону. Я соврал и сказал, что перегонял угнанную машину из Н.-Й. во Фриско.) Проснулся у водопадов Тономпа-Фоллз: сотню футов в вышину, призрак в капюшоне швыряет воду со своего огромного ледяного лба. Мне стало страшно, поскольку я не мог разглядеть, что там во тьме за капюшоном из льда -- какие косматые кошмары, какая ночь? Водитель автобуса нырял себе дальше по безумных хребтам. Затем -- на северо-запад через Коннелл. Спрэйг, Чейни (земли пшеницы и скота, как Восточный Вайоминг), в порывах вьюги, в Спокэйн.
7 ФЕВРАЛЯ 1949. МИЛЛЗ-СИТИ. Видения Монтаны. Из Кёр-д-Ален в Миллз-Сити. Мы ехали по водоразделу реки Кёр-д-Ален в Катальдо. Я видел кучки домов, гнездившихся в диких горных дырах. Мы поднимались на высоты в снежной серости; внизу, в ущелье горел единственный огонек какой-то хижины. Вдое мальчишек в машине едва не слетели с обрыва, уворачиваясь от нашего автобуса. В Бютте я сложил свою сумку в камеру хранения. Пьяный индеец хотел, чтобы я пошел с ним выпивать, но я осторожно отказался. Короткая прогулка по укосам улиц (при видимости ниже нуля посреди ночи) показала, что в Бютте все пьяны в стельку. Воскресная ночь -- я надеялся, что салуны не закроются, пока я сам не наберусь. Закрылись они на рассвете, если вообще закрылись. Зашел я в один здоровенный старинный салун и выпил гигантское пиво. Еще один игорный притон был вообще неописуем: группы хмурых индейцев (черноногих) хлестали виски-сырец в сортире; сотни людей всех мастей играли в карты; а один профессиональный крупье просто сердце мне вырвал, так напоминал он мне отца -- здоровый; зеленый козырек; из заднего кармана торчит платок; великое обтрепанное ангельское лицо, усеянное оспинами (в отличие от Папаши) -- и астматическая прилежная печаль таких людей.
1 2 3 4 5