— У нас есть источники в президентском дворце, — улыбнулся он. — Допускаю, что у них есть источники здесь. Поэтому лучше говорить наедине.
— Разумеется, — проворчал Худ. Хэвелс скрестил перед собой руки.
— Во дворце ожидают серьезных терактов. По их данным, удар будет нанесен сегодня после полудня. Так или иначе, я приглашен на прием и должен прибыть, — посол взглянул на часы, — через девяносто минут. По плану я проведу там остаток дня, обсуждая с президентом различные вопросы. После нашей беседы состоится обед...
— Как-то раз президент Сирии заставил нашего госсекретаря два дня ждать аудиенции, — перебил посла доктор Наср.
— А французского президента продержал четыре часа в приемной, — добавил Бикинг.
— Если позволите мне закончить, — улыбнулся Хэвелс, — на встречу также приглашены русский и японский послы. Думаю, что мы будем находиться рядом с президентом до разрешения кризиса.
— Разумеется, — кивнул Худ. — Если что-то случится с ним, пусть пострадают и другие.
— Сомневаюсь, что он вообще появится на этой встрече, — заметил Бикинг. — Не исключено, что президента уже нет в Дамаске.
— Это вполне возможно, — согласился Хэвелс.
— Если начнется наступление на столицу, — сказал Наср, — ни Москва, ни Вашингтон, ни Токио не смогут вмешаться в события.
— Конечно, — кивнул Хэвелс.
— Я не удивлюсь, если атаку на президентский дворец проведут сирийские солдаты, переодетые в курдов. Они перебьют всех, кроме президента, который автоматически станет национальным героем.
— И это возможно, — сказал Хэвелс и посмотрел на Худа, — Поэтому, Пол, любая разведывательная информация весьма пригодится.
— Я немедленно свяжусь с Оп-центром, — кивнул Худ. — Кстати, что известно о моей встрече с президентом?
— Все устроено, — произнес Хэвелс.
— Когда? — с нехорошим предчувствием спросил Худ.
Хэвелс расплылся в улыбке.
— Вы приглашены во дворец вместе со мной.
Глава 37
Вторник, час тридцать три минуты дня
Долина Бекаа, Ливан
Фил Катцен скорчился на железной сетке, которая служила полом в его тесной и темной камере. Он быстро привык к затхлому воздуху глубокой ямы и запаху пота и испражнений людей, томившихся здесь прежде. Когда донеслись крики Роджерса и вонь горелой плоти, Катцен понял, что его неудобства — сущие пустяки.
Он слышал стоны генерала, и по щекам его текли слезы. Рядом с ним сидел, обхватив колени руками, Лоуэлл Коффи.
— О чем думаешь? — спросил Катцен.
— Вспоминаю, как я работал в суде, — проворчал сосед по камере. — Как-то раз пришлось разбирать дело рабочего, который взял в заложники своего босса.
Думаю, сейчас бы я подошел к этому случаю по-другому.
Катцен кивнул. В университетах многому не научат. Он вспомнил, как посещал занятия для американцев, отъезжающих в другие страны. В течение целого семестра он ходил на лекции профессора Брайана Линдсея из Центра реабилитации жертв войны города Копенгагена. В то время было модно приглашать в университеты людей, которые побывали в плену и перенесли пытки.
Выступающие рассказывали, как им отбивали подошвы навсегда лишали чувства равновесия, разрывали барабанные перепонки, выбивали зубы, загоняли иголки под ногти и втыкали палки в горло, Одну женщину поместили под стеклянный колпак и держали там до тех пор, пока ее пот не поднялся до уровня колен. Курс должен был помочь студентам осознать природу пыток на случай, если их вдруг захватят в плен. До чего же все это было глупо и надуманно!
Впрочем, одно оказалось, безусловно, верным: если ему будет суждено выжить, самые глубокие шрамы останутся не на теле, а на психике. Чем дольше продлится заключение, тем меньше останется шансов на излечение. Приступы паники или хронической растерянности могут возникнуть в любую минуту, стоит лишь вновь столкнуться с тем, что окружает его сейчас: грязью, неприятным запахом или криком, темнотой или струящимся из-под мышек потом. Чем угодно.
Скорчившись на полу, Катцен пытался взглянуть на себя и своих товарищей со стороны. Вот и закончилась первая эмоциональная фаза, через которую проходят все заложники — этап отрицания и бунта. Теперь они вступали в тяжелую и отупляющую полосу смирения. Она может длиться несколько дней. Иногда ее оживляют вспышки счастливых воспоминаний. В конце наступит пересмотр ценностей.
Если, конечно, они доживут до конца.
Катцен прикрыл глаза, но слезы продолжали капать. Роджерс выл, как заточенный в клетку пес. Временами доносился лязг его наручников. Рядовая Девонн не громко, но взволнованно говорила, пытаясь ободрить генерала:
— Держитесь, Майк! Я с вами. Мы все с вами.
— Мы с вами! — заревел рядовой Папшоу, чья клетка находилась слева от Катцена. — Мы все с вами!
Вой Роджерса перешел в вопли. Короткие, резкие, агонизирующие. Катцен уже не слышал голоса Сондры. Папшоу выкрикивал ругательства, справа кого-то начало рвать — кажется, Мэри Роуз. Седен все еще находился без сознания.
Не было слышно ни одного человеческого, цивилизованного звука. За несколько минут террористам удалось превратить группу образованных, интеллигентных людей в затравленных, жалких животных. И если бы Катцен не был одним из этих животных, он, безусловно, оценил бы простоту методов, каковыми это было достигнуто.
Он не мог просто так сидеть и, вцепившись пальцами в сетку, медленно поднялся на ноги.
— Фил? — позвал его Коффи.
— Да, Лоуэлл.
— Помоги мне встать. Проклятые ноги не слушаются.
— Конечно. — Он наклонился, подхватил товарища под руки и осторожно поднял. — Ты в порядке?
— Да. Спасибо, А ты?
— Паршиво. Лоуэлл, я должен тебе кое-что сказать. Я встал не для того, чтобы размяться.
— Ты о чем?
Катцен посмотрел на решетку. Роджерс кричал отрывисто и хрипло. Он сопротивлялся своей боли и проигрывал.
— Ради всего святого, прекратите это! — простонал Катцен и отчаянно замотал головой. — Господи, если ты есть, останови их!
Коффи вытер лоб носовым платком.
— Ирония заключается в том, что мы находимся недалеко от Господа, а он нас не слышит. А если слышит, — виновато добавил Коффи, — то я не вполне понимаю его планы.
— Я тоже, — прошептал Катцен. — Разве что правы не мы, а эти люди, и Бог на их стороне.
— На стороне этих зверей? Невозможно. — Коффи сделал два маленьких шага по грязной сетке. — Фил? Для чего ты встал? Ты сказал, что собираешься что-то сделать?
— Я хотел остановить это.
— Как?
Катцен прислонился головой к решетке.
— Я посвятил свою жизнь спасению вымирающих животных и экологических систем. — Он понизил голос до шепота:
— Я привык действовать и рисковать.
— Ты железный парень, — сказал Коффи. — Я не знаю, сумею ли я это выдержать. — Он огляделся по сторонам, затем доверительно наклонился к Коффи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87