Справа под липами стояла бытовка — видимо в ней жили рабочие.
Прихлебывая пиво Корсаков подошел к широкому бетонному крыльцу без перил. Выложенные из кирпича колонны по сторонам крыльца подпирали нечто вроде портика.
— Есть кто живой! — крикнул он, поднявшись по ступеням и заглянув через дверной проем в большую комнату.
Бетонный пол был чисто выметен, справа на второй этаж вела лестница из которой торчали куски арматуры. В углу зала стоял камин с защитным экраном из толстого стекла, у стены холодильник, кухонный стол, мойка. Обеденный стол, длинный с массивной столешницей на прочных ножках, был придвинут к стене между окнами, выходящими в заросший липами парк. Слева была обитая дерматином дверь перед которой лежал пластиковый коврик.
В глубине дома послышались быстрые шаги, дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет тридцати с каштановыми волосами заколотыми на затылке в хвост. На ней были джинсы и синяя толстовка с капюшоном. Сняв очки в тонкой оправе она, чуть приподняв брови, вопросительно посмотрела на Корсакова. Она показалась Игорю слишком серьезной и деловой и он немного смутился под оценивающим взглядом.
— Вы к кому? — голос у нее был немного охрипший, она кашлянула и помассировала горло.
— Мне нужен Павел Воскобойникова, — сказал Корсаков.
Женщина сунула в рот дужку очков, еще раз критически осмотрела его и Игорь вспомнил, что три дня не брился.
— Павел Викторович будет немного позже. Может быть я смогу вам помочь?
Корсаков пожал плечами. В пакетах звякнули бутылки.
— Если вы умеете пить водку в таких же количествах, что и Павел Викторович, то определенно поможете. Меня зовут Игорь Корсаков, я его старый друг.
— А-а, — женщина улыбнулась и улыбка преобразила ее лицо — сделала его милым и добрым, — так вы тот художник, который зарыл свой талант на Арбате, вместо того, чтобы выставляться в Прадо, в Лувре и в Третьяковке!
— Да, это я, — Корсаков скромно потупил глаза и стал ковырять ботинком бетонный пол, — а еще что вы обо мне знаете?
— Что вы чаще держите в руке стакан, чем кисть, но голова у вас светлая и если найдется кто-то, кто вправит вам мозги, то из вас еще может получиться человек.
— Ох, вы меня в краску вгоняете, — пробормотал Игорь, — чтобы из меня, да вдруг человек…
— Это не мои слова, к тому же я не верю, что вас можно заставить покраснеть — Павел Викторович мне много чего порассказал. Да заходите же, что ж мы на пороге стоим, — он отступила в сторону, — у нас тут четыре комнаты отремонтированы, в них мы и живем.
Корсаков шагнул через порог.
— Я тут кое-что привез, — сказал он, ставя пакеты на стол.
— Я догадалась по звуку, что вы привезли. Должна вас огорчить: Павел Викторович дал мне страшную клятву, что до окончания работ не позволит себе «расслабиться». Так что выпивать будете в одиночку, ну, может я иногда составлю вам компанию.
— Вот мерзавец, — сокрушенно покачал головой Корсаков, — мог бы и предупредить, что завязал. А где он сам?
— Пошел в лес. У него новое увлечение — собирает пеньки и коряги, и режет из них всякие кошмарные скульптуры. Есть хотите?
— Не откажусь, — после пива Корсаков ощутил голод, — а что это никто не работает? Кстати, как я могу вас называть?
— Можете называть как все — Мариной. А почему никто не работает? У нас тут такая бригада была, что просто ужас! — она, не переставая рассказывать, открыла холодильник и стала вынимать продукты, — больше пили, чем работали. Позавчера приехал заказчик, посмотрел на все это и рассчитал всю бригаду разом. Теперь вот ждем, когда другие приедут.
— Ну, это у нас так всегда, — согласился Корсаков, — если пьянство мешает работе, ну ее на хрен, эту работу.
— Вот-вот. Вы котлеты с макаронами будете?
— С удовольствием.
Марина поставила на газовую плиту сковородку, положила кусок масла и присела возле стола.
— Чай, кофе? — спросила она, — ах да, у вас же пиво.
— Все равно от чая не откажусь. А вы здесь что делаете?
— Видите ли, моя специализация — дворянские усадьбы восемнадцатого-девятнадцатого веков. Заказчик привез сюда архивы семьи Апраксиных, старые проекты дворянских усадеб. Он хочет восстановить здесь все, как было в девятнадцатом веке. Вот я в архивах и роюсь. А между делом помогаю Павлу Викторовичу делать эскизы внутренних помещений — в свое время я закончила МАРХИ. Ой, горим, — Марина вскочила, выложила на сковороду котлеты и макароны, накрыла крышкой. — Мне здесь нравится. Настоящее дворянское гнездо, — она подошла к окну, — старый парк, вековые липы. Возле церкви есть кладбище, там могилы семейства Апраксиных и их предшественников князей Белозерских. Вы не поверите, есть могила тысяча восемьсот двадцать седьмого года! Если хотите — я вам потом покажу.
— Обязательно сходим, — кивнул Корсаков.
Пока Марина заваривала чай, он съел все, что было предложено. Выпивать в одиночку не решился, решив дождаться Воскобойникова. Не может быть, чтобы Пашка завязал. Потом они с Мариной пили чай с конфетами и мило беседовали о новых тенденциях в современной живописи.
Вымыв посуду, Марина, как и обещала, повела Корсакова на старое кладбище. Ничего интересного он увидеть не ожидал, однако его экскурсовод настолько хорошо знала историю дворянских родов, чьи представители покоились на погосте, что он поневоле заинтересовался. Кладбище густо заросло, подлесок и трава почти скрыли просевшие, неразличимые могилы, однако могильные камни, покосившие, с полустертыми надписями словно перенесли Корсакова на двести лет назад, когда и дом был обитаем и кладбище ухоженным.
— А вот и могила, о которой я вам говорила, — Марина отвела в сторону ветки бузины с едва распустившимися листьями.
Корсаков шагнул вперед. За кустами возвышался каменный крест. Время и непогода скруглили острые углы на мраморе, съели краску на буквах, но они все равно читались. «Анна Александровна Белозерская. 1807 — 1827». Разобрав надпись он замер: его удивило совпадение — Анюта тоже по отчеству была Александровна, и не сразу понял, о чем ему говорит Марина.
— …какая-то темная история. По официальной версии она умерла от воспаления легких, но в краеведческом музее я обнаружила дневниковые записи ее отца, Александра Петровича Белозерского. Он писал собственным шифром. Не слишком сложным и поэтому мне удалось кое-что понять. Судя по этим записям Анна Александровна умерла при родах. В имение ее привезли, чтобы скрыть от общества нежелательную беременность. Сами понимаете — в то время ребенок, появившийся вне брака бросал тень не только на мать, но и на всю семью. Отцом ребенка был офицер, лишенный дворянства, разжалованный в солдаты и сосланный в Сибирский корпус за участие в восстании декабристов. Александр Петрович, отец Анны, по одному ему ведомым мотивам записал ребенка, как собственного незаконнорожденного, а умирая, завещал ему большую долю наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Прихлебывая пиво Корсаков подошел к широкому бетонному крыльцу без перил. Выложенные из кирпича колонны по сторонам крыльца подпирали нечто вроде портика.
— Есть кто живой! — крикнул он, поднявшись по ступеням и заглянув через дверной проем в большую комнату.
Бетонный пол был чисто выметен, справа на второй этаж вела лестница из которой торчали куски арматуры. В углу зала стоял камин с защитным экраном из толстого стекла, у стены холодильник, кухонный стол, мойка. Обеденный стол, длинный с массивной столешницей на прочных ножках, был придвинут к стене между окнами, выходящими в заросший липами парк. Слева была обитая дерматином дверь перед которой лежал пластиковый коврик.
В глубине дома послышались быстрые шаги, дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет тридцати с каштановыми волосами заколотыми на затылке в хвост. На ней были джинсы и синяя толстовка с капюшоном. Сняв очки в тонкой оправе она, чуть приподняв брови, вопросительно посмотрела на Корсакова. Она показалась Игорю слишком серьезной и деловой и он немного смутился под оценивающим взглядом.
— Вы к кому? — голос у нее был немного охрипший, она кашлянула и помассировала горло.
— Мне нужен Павел Воскобойникова, — сказал Корсаков.
Женщина сунула в рот дужку очков, еще раз критически осмотрела его и Игорь вспомнил, что три дня не брился.
— Павел Викторович будет немного позже. Может быть я смогу вам помочь?
Корсаков пожал плечами. В пакетах звякнули бутылки.
— Если вы умеете пить водку в таких же количествах, что и Павел Викторович, то определенно поможете. Меня зовут Игорь Корсаков, я его старый друг.
— А-а, — женщина улыбнулась и улыбка преобразила ее лицо — сделала его милым и добрым, — так вы тот художник, который зарыл свой талант на Арбате, вместо того, чтобы выставляться в Прадо, в Лувре и в Третьяковке!
— Да, это я, — Корсаков скромно потупил глаза и стал ковырять ботинком бетонный пол, — а еще что вы обо мне знаете?
— Что вы чаще держите в руке стакан, чем кисть, но голова у вас светлая и если найдется кто-то, кто вправит вам мозги, то из вас еще может получиться человек.
— Ох, вы меня в краску вгоняете, — пробормотал Игорь, — чтобы из меня, да вдруг человек…
— Это не мои слова, к тому же я не верю, что вас можно заставить покраснеть — Павел Викторович мне много чего порассказал. Да заходите же, что ж мы на пороге стоим, — он отступила в сторону, — у нас тут четыре комнаты отремонтированы, в них мы и живем.
Корсаков шагнул через порог.
— Я тут кое-что привез, — сказал он, ставя пакеты на стол.
— Я догадалась по звуку, что вы привезли. Должна вас огорчить: Павел Викторович дал мне страшную клятву, что до окончания работ не позволит себе «расслабиться». Так что выпивать будете в одиночку, ну, может я иногда составлю вам компанию.
— Вот мерзавец, — сокрушенно покачал головой Корсаков, — мог бы и предупредить, что завязал. А где он сам?
— Пошел в лес. У него новое увлечение — собирает пеньки и коряги, и режет из них всякие кошмарные скульптуры. Есть хотите?
— Не откажусь, — после пива Корсаков ощутил голод, — а что это никто не работает? Кстати, как я могу вас называть?
— Можете называть как все — Мариной. А почему никто не работает? У нас тут такая бригада была, что просто ужас! — она, не переставая рассказывать, открыла холодильник и стала вынимать продукты, — больше пили, чем работали. Позавчера приехал заказчик, посмотрел на все это и рассчитал всю бригаду разом. Теперь вот ждем, когда другие приедут.
— Ну, это у нас так всегда, — согласился Корсаков, — если пьянство мешает работе, ну ее на хрен, эту работу.
— Вот-вот. Вы котлеты с макаронами будете?
— С удовольствием.
Марина поставила на газовую плиту сковородку, положила кусок масла и присела возле стола.
— Чай, кофе? — спросила она, — ах да, у вас же пиво.
— Все равно от чая не откажусь. А вы здесь что делаете?
— Видите ли, моя специализация — дворянские усадьбы восемнадцатого-девятнадцатого веков. Заказчик привез сюда архивы семьи Апраксиных, старые проекты дворянских усадеб. Он хочет восстановить здесь все, как было в девятнадцатом веке. Вот я в архивах и роюсь. А между делом помогаю Павлу Викторовичу делать эскизы внутренних помещений — в свое время я закончила МАРХИ. Ой, горим, — Марина вскочила, выложила на сковороду котлеты и макароны, накрыла крышкой. — Мне здесь нравится. Настоящее дворянское гнездо, — она подошла к окну, — старый парк, вековые липы. Возле церкви есть кладбище, там могилы семейства Апраксиных и их предшественников князей Белозерских. Вы не поверите, есть могила тысяча восемьсот двадцать седьмого года! Если хотите — я вам потом покажу.
— Обязательно сходим, — кивнул Корсаков.
Пока Марина заваривала чай, он съел все, что было предложено. Выпивать в одиночку не решился, решив дождаться Воскобойникова. Не может быть, чтобы Пашка завязал. Потом они с Мариной пили чай с конфетами и мило беседовали о новых тенденциях в современной живописи.
Вымыв посуду, Марина, как и обещала, повела Корсакова на старое кладбище. Ничего интересного он увидеть не ожидал, однако его экскурсовод настолько хорошо знала историю дворянских родов, чьи представители покоились на погосте, что он поневоле заинтересовался. Кладбище густо заросло, подлесок и трава почти скрыли просевшие, неразличимые могилы, однако могильные камни, покосившие, с полустертыми надписями словно перенесли Корсакова на двести лет назад, когда и дом был обитаем и кладбище ухоженным.
— А вот и могила, о которой я вам говорила, — Марина отвела в сторону ветки бузины с едва распустившимися листьями.
Корсаков шагнул вперед. За кустами возвышался каменный крест. Время и непогода скруглили острые углы на мраморе, съели краску на буквах, но они все равно читались. «Анна Александровна Белозерская. 1807 — 1827». Разобрав надпись он замер: его удивило совпадение — Анюта тоже по отчеству была Александровна, и не сразу понял, о чем ему говорит Марина.
— …какая-то темная история. По официальной версии она умерла от воспаления легких, но в краеведческом музее я обнаружила дневниковые записи ее отца, Александра Петровича Белозерского. Он писал собственным шифром. Не слишком сложным и поэтому мне удалось кое-что понять. Судя по этим записям Анна Александровна умерла при родах. В имение ее привезли, чтобы скрыть от общества нежелательную беременность. Сами понимаете — в то время ребенок, появившийся вне брака бросал тень не только на мать, но и на всю семью. Отцом ребенка был офицер, лишенный дворянства, разжалованный в солдаты и сосланный в Сибирский корпус за участие в восстании декабристов. Александр Петрович, отец Анны, по одному ему ведомым мотивам записал ребенка, как собственного незаконнорожденного, а умирая, завещал ему большую долю наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68