В этом каждый из нас, в свое время соприкоснувшийся с ним, мог убедиться не раз - поистине его привязанность к друзьям была беспредельна, и потому его головокружительные курбеты не смущают нас и не вызывают протеста, ибо они продиктованы любовью и неподдельной болью славного ...ия. А его туманные намеки о каком-то своем неразделенном великом чувстве и обращение к мифической женщине, которую он называет "мадам" и "моя бесценная", говорят лишь о вполне невинном его желании быть ровнею всем, испить вместе с нами из одной чаши бытия божественного вина, от которого умирают и затем становятся бессмертными. Бедняге не дано было испытать подлинной земной любви, возвышающей до небес, и осуществить творчество, размыкающее миг одной жизни до состояния полета в вечности, но он всем сердцем жаждал и того и другого, поэтому вполне мог воспользоваться, на правах дружбы, судьбою и опытом каждого из нас, тем более что все мы ушли из жизни, побежденные заговором зверей, и из нашей когда-то дружной компании он единственный все еще претерпевает, так сказать, загадочное явление жизни.
Думая о странном и чудесном свойстве белки перевоплощаться в любимого человека, мы видим в том залог бессмертия; нам представляется совершенно иным будущее человечества, если подобное свойство обретут многие, очень многие; но пока что на этой высоте проносятся редкие волны людского океана; а самая высокая волна и выглядит самой ужасной, и тому, кто несется на ее гребне, бывает страшнее, чем другим. Итак, белка, вперед! Не смущайся наших слов и наших взоров из мглы Вселенной, мы по-прежнему твои друзья, привет от нас твоей "бесценной", при беседах с которой не забывай все же о приличиях, не упоминай о всяких нехороших предметах и не говори, ради бога, о том, что ты тоже умеешь кое-что делать, как и все прочие на свете. Вперед, белка, соскакивай скорее со своей березки, на которую успеешь снова вскочить задом наперед, то есть хвостом вверх, и да здравствует Австралия, которая ждет тебя!
Что ж, последую вашему совету, милые други мои, да и что мне еще остается делать, - но для того, чтобы шагнуть вслед за Георгием в Австралию, пока что стоя одной ногою в Москве, мне придется пережить немало мучительных сомнений, причиной которых всегда было одно и то же: мысль, зачем мне устремляться к человеку, который так легко и просто отверг меня, мою дружбу ради своего благополучия? Австралия, страна беспощадной синевы неба, уже вот, совсем рядом, кончиком карандаша можно ее коснуться - но любой страны нет на том месте, где мы когда-то ее застали и прикоснулись к ней и сказали себе: вот, наконец, я здесь - нет этого "здесь", ибо все мы летим, как и обширные страны, по вселенскому простору, словно неисчислимая стая птиц.
Моя Австралия началась в пышном номере гостиницы "Москва", я ступил на нее однажды осенним вечером. Это было в первый день нашего знакомства, нет, можно сразу сказать - любви; мы искали Митю Акутина, но не застали в студенческом общежитии, прождали его несколько часов, а он, оказывается, был уже убит, я хотел самовольно показать Еве акутинские работы, полез под кровать, где они обычно валялись, и к своему удивлению ничего не нашел, ни одного даже картона. Белка тоже был удивлен - да, мне это показалось весьма странным, так как в нашей комнате со вчерашнего дня никого не было, кроме меня и Парня-со-щекой, и я вчера вечером наводил чистоту в комнате, подметал пол и видел под Митиной кроватью груды бумаг и подрамников. Предположить, что Коля-Николай мог для чего-то унести эти работы, было невозможно, ибо Щека интересовался только сковородкой, вечно караулил ее и захватывал, это был обыкновенный поросенок, который и девушку себе завел, исходя сугубо из гастрономических соображений, -раздатчицувстоловой самообслуживания. И все же работы - все до одной исчезли, и теперь мы знаем, что оборотни именно так и пытаются бороться с бессмертием людей: уничтожая материальные признаки их творчества. Но мы тогда ничего еще об этом не знали, думали выяснить причины загадочного обстоятельства, когда Щека вернется после любовного свидания, но он никак не шел, и мы болтали, ели сваренные мною пельмени, причем я не подозревал, что кормлю своей немудрой студенческой стряпней мультимиллионершу.
Ах, если бы вы знали, моя бесценная, что в ваших руках было магическое средство для окончательного превращения меня в человека... если бы вы знали... неужели вы позволили бы себе столь нетерпеливо и сердито прогнать меня да еще и швырнуть мне вслед сосновою шишкой? У меня редеют волосы, из трех выпавших один волосок неизменно оказывается седым - жизнь идет, свой ход отмечая переменами. А без седых волос, загадочных шумов в сердце, утраченных зубов без них течение жизни не замечалось бы, - но вот я снова юный Георгий, я везу Еву на трамвае от ВДНХ в сторону Садового кольца и поднимаюсь с нею на лифте к порогу Австралии.
Что там гремит, завывает и железно грохочет за окном гостиничного номера на седьмом этаже, в самом центре Москвы? Шум нарастает, длится и затихает, какие мощные, должно быть, моторы производят его, судя по звуку, сотрясающему массивные стены гостиницы, тяжелую мебель красного дерева, хрустальные подвески люстры, альковные занавеси над кроватью, где мы лежим, Адам и Ева. "Неужели бывает так хорошо? - растерянно произносит она, затем громко: - Как это может быть?!" А грохот за окнами вновь нарастает, переходит в звон, стихает, и мы не знаем, что это такое. Слезы льются откуда-то на мои губы, ими я ловлю, стерегу трепет ее глаз - частые взмахи мокрых ресниц.
- Прости меня, Эмиль, - говорит она, - я думала, когда ты умер, что не надо мне больше любви на земле, где все умирают, их кладут в гроб и закапывают в яму. Я много плакала, Эмиль, я поехала в Индию, в Дели, там стала жить в доме, где были одни святые, и в мою комнату приходили два маленьких чистеньких старика, они прислуживали мне и говорили: жизнь хорошая, миссис, и смерть хорошая, плакать не надо. Я им не верила, но плакать переставала. А теперь я снова плачу. Жизнь хорошая, миссис! Смерть хорошая, миссис! Я только не знала почему-то, что бывает так хорошо, прости меня, Эмиль! - обращалась она к своему покойному мужу.
И Георгий мысленно приветствовал неведомого Эмиля, ибо в этот час наш студент был щедр и кроток, словно с победою вернувшийся с битвы и увенчанный лаврами герой. "Действительно, - думал он, - если бывает так хорошо, то про жизнь нельзя сказать, что она плохая вещь, но при чем тут смерть? Старички в Индии что-то, наверное, напутали, смухлевали, как это они обычно делают..." За окнами гостиничного номера вновь раздался протяжный грохот.
Георгий вскочил с кровати, Ева пыталась удержать его, но удержать было не за что, рука ее скользнула по тугому, натянутому луку его стана и с видом сожаления замерла в воздухе, эта бледная, нежная, длинноперстая рука миллионерши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Думая о странном и чудесном свойстве белки перевоплощаться в любимого человека, мы видим в том залог бессмертия; нам представляется совершенно иным будущее человечества, если подобное свойство обретут многие, очень многие; но пока что на этой высоте проносятся редкие волны людского океана; а самая высокая волна и выглядит самой ужасной, и тому, кто несется на ее гребне, бывает страшнее, чем другим. Итак, белка, вперед! Не смущайся наших слов и наших взоров из мглы Вселенной, мы по-прежнему твои друзья, привет от нас твоей "бесценной", при беседах с которой не забывай все же о приличиях, не упоминай о всяких нехороших предметах и не говори, ради бога, о том, что ты тоже умеешь кое-что делать, как и все прочие на свете. Вперед, белка, соскакивай скорее со своей березки, на которую успеешь снова вскочить задом наперед, то есть хвостом вверх, и да здравствует Австралия, которая ждет тебя!
Что ж, последую вашему совету, милые други мои, да и что мне еще остается делать, - но для того, чтобы шагнуть вслед за Георгием в Австралию, пока что стоя одной ногою в Москве, мне придется пережить немало мучительных сомнений, причиной которых всегда было одно и то же: мысль, зачем мне устремляться к человеку, который так легко и просто отверг меня, мою дружбу ради своего благополучия? Австралия, страна беспощадной синевы неба, уже вот, совсем рядом, кончиком карандаша можно ее коснуться - но любой страны нет на том месте, где мы когда-то ее застали и прикоснулись к ней и сказали себе: вот, наконец, я здесь - нет этого "здесь", ибо все мы летим, как и обширные страны, по вселенскому простору, словно неисчислимая стая птиц.
Моя Австралия началась в пышном номере гостиницы "Москва", я ступил на нее однажды осенним вечером. Это было в первый день нашего знакомства, нет, можно сразу сказать - любви; мы искали Митю Акутина, но не застали в студенческом общежитии, прождали его несколько часов, а он, оказывается, был уже убит, я хотел самовольно показать Еве акутинские работы, полез под кровать, где они обычно валялись, и к своему удивлению ничего не нашел, ни одного даже картона. Белка тоже был удивлен - да, мне это показалось весьма странным, так как в нашей комнате со вчерашнего дня никого не было, кроме меня и Парня-со-щекой, и я вчера вечером наводил чистоту в комнате, подметал пол и видел под Митиной кроватью груды бумаг и подрамников. Предположить, что Коля-Николай мог для чего-то унести эти работы, было невозможно, ибо Щека интересовался только сковородкой, вечно караулил ее и захватывал, это был обыкновенный поросенок, который и девушку себе завел, исходя сугубо из гастрономических соображений, -раздатчицувстоловой самообслуживания. И все же работы - все до одной исчезли, и теперь мы знаем, что оборотни именно так и пытаются бороться с бессмертием людей: уничтожая материальные признаки их творчества. Но мы тогда ничего еще об этом не знали, думали выяснить причины загадочного обстоятельства, когда Щека вернется после любовного свидания, но он никак не шел, и мы болтали, ели сваренные мною пельмени, причем я не подозревал, что кормлю своей немудрой студенческой стряпней мультимиллионершу.
Ах, если бы вы знали, моя бесценная, что в ваших руках было магическое средство для окончательного превращения меня в человека... если бы вы знали... неужели вы позволили бы себе столь нетерпеливо и сердито прогнать меня да еще и швырнуть мне вслед сосновою шишкой? У меня редеют волосы, из трех выпавших один волосок неизменно оказывается седым - жизнь идет, свой ход отмечая переменами. А без седых волос, загадочных шумов в сердце, утраченных зубов без них течение жизни не замечалось бы, - но вот я снова юный Георгий, я везу Еву на трамвае от ВДНХ в сторону Садового кольца и поднимаюсь с нею на лифте к порогу Австралии.
Что там гремит, завывает и железно грохочет за окном гостиничного номера на седьмом этаже, в самом центре Москвы? Шум нарастает, длится и затихает, какие мощные, должно быть, моторы производят его, судя по звуку, сотрясающему массивные стены гостиницы, тяжелую мебель красного дерева, хрустальные подвески люстры, альковные занавеси над кроватью, где мы лежим, Адам и Ева. "Неужели бывает так хорошо? - растерянно произносит она, затем громко: - Как это может быть?!" А грохот за окнами вновь нарастает, переходит в звон, стихает, и мы не знаем, что это такое. Слезы льются откуда-то на мои губы, ими я ловлю, стерегу трепет ее глаз - частые взмахи мокрых ресниц.
- Прости меня, Эмиль, - говорит она, - я думала, когда ты умер, что не надо мне больше любви на земле, где все умирают, их кладут в гроб и закапывают в яму. Я много плакала, Эмиль, я поехала в Индию, в Дели, там стала жить в доме, где были одни святые, и в мою комнату приходили два маленьких чистеньких старика, они прислуживали мне и говорили: жизнь хорошая, миссис, и смерть хорошая, плакать не надо. Я им не верила, но плакать переставала. А теперь я снова плачу. Жизнь хорошая, миссис! Смерть хорошая, миссис! Я только не знала почему-то, что бывает так хорошо, прости меня, Эмиль! - обращалась она к своему покойному мужу.
И Георгий мысленно приветствовал неведомого Эмиля, ибо в этот час наш студент был щедр и кроток, словно с победою вернувшийся с битвы и увенчанный лаврами герой. "Действительно, - думал он, - если бывает так хорошо, то про жизнь нельзя сказать, что она плохая вещь, но при чем тут смерть? Старички в Индии что-то, наверное, напутали, смухлевали, как это они обычно делают..." За окнами гостиничного номера вновь раздался протяжный грохот.
Георгий вскочил с кровати, Ева пыталась удержать его, но удержать было не за что, рука ее скользнула по тугому, натянутому луку его стана и с видом сожаления замерла в воздухе, эта бледная, нежная, длинноперстая рука миллионерши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86