— Пинок ноги привел меня в чувство. Я все еще лежал на песке во внутреннем дворе В самой середине этого раскаленного, как сковорода, прямоугольника лежал я, а рядом стояли легионеры. Тут я увидел ноги Вавэ. Они надвигались на меня, становились все больше и больше У моей головы эти гигантские ноги остановились. Я услышал ненавистный голос лейтенанта Вавэ — язвительный и подлый голос. Мои руки потянулись вперед. У меня было такое чувство, будто я давно умер, а вся моя жизнь перелилась в руки. Чужие, опасные существа — они без моего приказа сами подобрались к ногам Вавэ, крепко ухватили их и сжали так, что лейтенант грохнулся на землю Не знаю, кричал ли он, — я ощущал только его ноги. А мои руки тянулись дальше, давили, плющили и раздирали тело Вавэ Ничто уже не могло помочь ему. В тени стены форта стояли легионеры и, не пробуя вмешаться, наблюдали, как я расправляюсь со скотиной лейтенантом. Он давно уже не дышал. Но я не останавливался, не мог остановиться: сокрушающее огненное колесо все еще вращалось во мне.
До утра я провалялся рядом с трупом Вавэ Никто не подходил ко мне Всех охватил ужас. От раны у меня началась лихорадка Я никогда не забуду эту ужасную ночь, поверь мне. За забором выли шакачы, они чуяли мертвечину. На следующее утро, когда поднялось неумолимое солнце, Вавэ начал гнить. А я все еще жил — ночной холод принес мне облегчение. Я медленно пополз в тень здания. Больше часа потребовалось мне, чтобы преодолеть пятнадцатиметровый раскаленный плац, и никто не предложил помощи. Все боялись моих рук. Лишь очередная смена занялась мной Они перевязали кое-как плечо и заковали меня в цепи.
— Мак, я никак не пойму, при чем же здесь твоя рыба?
— Yes, — сказал Мак-Интайр, — я рассказываю про свинью Вавэ, потому что с его убийства все и началось. Конечно, для них это было преднамеренное убийство Ведь жертвой-то стал французский офицер! Убей я десять или двести кабилов или берберов, они бы навесили мне орден А теперь меня заковали в кандалы и отправили по караванной трапе в Константину, где заседал военный трибунал. В результате — двенадцать лет каторги во Французской Гвиане. Климат в Гвиане дьявольский. Весь день мы должны были вкалывать в удушливой тропической жаре. Вечером нас отводили в тюрьму Арестанты дохли как мухи. С болот ползла гнилая лихорадка О бегстве нечего было и думать — чистое самоубийство!
Потом нас послали строить железнодорожную ветку близ Сен-Лорана. Я таскал и укладывал шпалы и тяжелые рельсы, толкал груженые вагонетки, и сила моя росла с каждым днем. Никто не осмеливался схватиться со мной. Однажды вечером Луи, наш ублюдочный надсмотрщик, огрел меня плетью из кожи бегемота. Ему показалось, что я слишком медленно поднимаюсь на платформу. Попробуй защитись, когда на руках и ногах у тебя кандалы! Ведь после работы нас тут же заковывали снова Все-таки я попытался сопротивляться и схватил его за руку. Ты же знаешь мой захват. Луи упал. Он корчился у моих ног, как червяк. Я отпустил его, однако правой рукой ему уже не владеть никогда
За это я получил дубляж. Ранее меня приговорили к обыкновенной ссылке, а теперь наказание удваивалось. Я провел на каторге уже пять лет. Через год я мог бы стать «либерэ». Либерэ, правда, еще не совсем свободный человек, но он уже может работать под надзором в городке и, по крайней мере, свободен от цепей Словом, вместо оставшихся двенадцати месяцев меня ожидали двенадцать лет. Ты не можешь себе представить, что это значит.
Меня отправили на Чертов остров, и тут началась жизнь, которую и жизнью-то назвать страшно. Бежать с этого острова невозможно Пытались многие, да только никому не удавалось. Можешь ты себе представить, что это такое — быть погребенным заживо? Изнурительная работа, постоянно в цепях, климат убийственный Где-то далеко жизнь идет дальше без тебя. Где-то далеко люди живут, любят, пьют вино, в Ирландии растет зеленая трава, на лугах пасется скот, и все это без тебя!
О тебе просто забыли. Ты пропал без вести, тебя вычеркнули из памяти, а в один прекрасный день закопают в землю, не пролив над могилой ни единой слезы.
При дубляже никаких скидок и амнистий не полагается. Я еще жил и в то же время был, по существу, уже мертв. Любая попытка к сопротивлению или неповиновению удваивала срок наказания Лучше всего было бы попросту наложить на себя руки. Я дошел до точки.
Мак-Интайр умолк. Он опустил голову и долго смотрел себе под ноги. На баке стало прохладно. Набежавший ветер трепал края тента. Я чертовски устал и охотно отправился бы спать, но самое интересное было еще впереди. Я свернул по второй сигарете. Затянувшись раз—другой, Мак-Интайр продолжал:
— Немного оставалось среди нас тех, в ком тлела искра мужества, кто верил еще в возможность побега. Я не знаю, видел ли ты когда-нибудь в атласе, где находится Чертов остров. Вряд ли ты разыщешь его. Это высохший каменистый обломок, столь хитро запрятанный в океане, что никому и в голову не придет, будто там могут жить люди. И все-таки я решил бежать. Я уже говорил тебе, что плаваю, как дельфин. Но в водах кишели акулы, и не было ни малейшего шанса уклониться от встречи с ними на длинном пути до материка. Они кружили вокруг острова, мы постоянно видели, как их треугольные спинные плавники режут воду
Снова замолк Мак-Интайр. Я сидел на кнехте и пытался представить себе ирландца в арестантской одежде.
— Тебе не понять, — заговорил он после паузы, — что испытывает человек, лишенный малейшего права быть самим собой. В пять утра начинался наш каторжный труд, а в пять часов пополудни нас снова запирали. И вот однажды на моем горизонте забрезжил луч надежды. Одному моему товарищу по несчастью, Туру Нордстранду, медвежьей силы шведу, передали тайком с воли записку, где был изложен план побега. План самый авантюрный, шансов у нас было — один из ста Но этот один шанс все-таки был! У шведа в Сан-Франциско жил родственник, который решил помочь моему тюремному приятелю. «Ты такой же сильный, как я, — сказал мне Тур, — а путь, что предстоит нам преодолеть, под силу только таким парням, как мы».
План был следующий: голландское каботажное судно, капитана которого сумели подкупить, должно крейсировать у границы территориальных вод, подобрать нас и доставить в Венесуэлу. В назначенный день у Чертова острова бросает якорь шведский лесовоз. Разгружать его посылают, конечно, каторжников «Голландец» в этот день ожидает нас в море, а мы должны вплавь добраться до него Для защиты от акул нам следовало обзавестись большими ножами.
Нам часто приходилось разгружать и нагружать на рейде суда. Для этой работы выделяли только самых сильных и выносливых арестантов. Тур Нордстранд и я всегда старались попасть в такую группу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15