Однако битва шла на редкость тихо. Тут не было ни ружей, ни пушек, люди работали только своими мышцами.
Давид пробормотал:
– Это была настоящая катастрофа для нашей цивилизации. Акт насилия, из-за которого между Востоком и Западом пролегла пропасть, и эта рана так до конца и не зажила. А все делалось во имя Христа. Бобби, благодаря червокамере я смог стать свидетелем нескольких столетий христианского терроризма, оргии жестокости и разрушения, протянувшейся от Крестовых походов до разграбления Мехико в шестнадцатом веке и продолжавшейся потом. И все под флагом папской религии – моей религии – и жажды денег и роскоши. А потом – капитализм, одной из выдающихся фигур которого является мой отец.
В кольчугах, с яркими крестами на накидках, крестоносцы были похожи на каких-то диковинных зверей, топающих по залитой солнцем пыли. Варварство просто потрясало.
И все-таки…
– Давид, мы знали об этом. Крестовые походы были подробно описаны. Историкам удалось выудить факты из пропаганды тех времен задолго до появления червокамеры.
– Возможно. Но мы люди, Бобби. Жестокая сила червокамеры вытряхивает историю из запыленных учебников и заставляет ее жить снова, делает ее доступной для наших чувств, для наших переживаний. И мы должны пережить ее вновь, вновь увидеть реки крови, пролитой столетия назад.
– История – это река крови, Бобби. Вот что червокамера хочет заставить нас увидеть. История уносит жизни, словно песчинки, в океан мрака, а ведь каждая из этих жизней была так же драгоценна и ярка, как твоя или моя. И ничего из этого, ни единой капли крови, нельзя изменить. – Он посмотрел на Бобби. – Ты готов еще посмотреть?
– Давид…
«Давид, ты не единственный, – хотелось сказать Бобби. – Нам всем страшно. Если ты будешь думать, что только ты наблюдаешь эти жуткие сцены, что тебе одному так мерзко, то ты потонешь в самобичевании».
Но он не смог этого сказать.
Давид переключил софт-скрин. Бобби хотелось уйти, отвернуться.
Но он понимал, что ему придется смотреть на все это, если он хочет помочь брату.
И снова по экрану разлились жизнь и кровь.
Посреди всего этого, в самое тяжелое время своей жизни Давид сдержал обещание, данное им Хетер, и разыскал Мэри.
Он никогда не считал себя большим специалистом в людских переживаниях. Он долго комплексовал, мучился собственными проблемами и все никак не мог решить, с какого бока подобраться к этому трудному, сердитому ребенку – дочери Хетер. А в конце концов нашел техническое решение. На самом деле ключом к Мэри стала компьютерная программа.
Он нашел Мэри у софт-скрина в «Червятнике». Было поздно, и большинство других посетителей уже ушли. Она сидела, освещенная лампой и озаренная мерцанием стационарного софт-скрина, а вокруг сгустилась темнота, заполненная пыльной электроникой. Когда Давид подошел, Мэри поспешно убрала с экрана изображение. Но он успел увидеть солнечный день, сад и детей, бегущих рядом со взрослым мужчиной и смеющихся. В следующее мгновение на экране воцарилась чернота. Мэри недовольно посмотрела на Давида. Не ней была мешковатая длинная футболка с золотистой надписью:
САНТА-КЛАУС ПРИХОДИТ В ГОРОД
Давид признался себе в том, что смысла этой надписи не понимает, но спрашивать не собирался.
Молчание и поза девочки говорили яснее ясного: приходу Давида она не рада. Но он не собирался просто так отказываться от задуманного и сел рядом с ней.
– Я слышал неплохие отзывы о программе трекинга, над которой ты работаешь.
Мэри резко зыркнула на него.
– Кто это, интересно, вам натрепал, чем я занимаюсь? Мамочка моя, небось?
– Нет, не твоя мама.
– Кто же тогда? Да ладно, какая разница. Вы, конечно, считаете, что у меня паранойя, да? Что я слишком грубая и колкая?
Давид спокойно отозвался:
– Я пока не решил.
Мэри искренне улыбнулась.
– Хотя бы честно ответили. Ну, так откуда вам известно про мою программу?
– Ты – пользователь червокамеры, – ответил Давид. – Одно из условий пользования «Червятником» состоит в том, что любое новшество, которое ты привносишь в оборудование, становится интеллектуальной собственностью «Нашего мира». Этот пункт содержится в соглашении, которое я был вынужден подписать от имени твоей матери… и твоего имени.
– Типичный Хайрем Паттерсон.
– В смысле, налаженный бизнес? Мне кажется, это разумно. Мы все понимаем, что у этой техники большое будущее…
– Ой да ладно. От вашего интерфейса меня тошнит, Давид.
– … и кто лучше простых пользователей сумеет усовершенствовать червокамеру сейчас – кроме тех людей, которым она уже теперь нужна более качественной?
– Так у вас, значит, шпионы есть? Люди, следящие за теми, кто смотрит в прошлое?
– У нас есть слой метапрограмм, занимающихся мониторингом деятельности пользователей, оценкой ее функциональности и качества. Если мы увидим хорошую идею, мы сможем взять ее и развить. Но лучше всего, конечно, сразу найти блестящую идею и притом – уже неплохо разработанную.
Во взгляде Мэри появилась искорка интереса и даже, пожалуй, гордости.
– Как у меня?
– У твоей идеи есть потенциал. Ты умница, Мэри, тебя ждет блестящее будущее. Но – как бы это сказать? – ты почти не имеешь понятия о том, как разрабатывается качественное программное обеспечение.
– Но моя программа работает, так ведь?
– Чаще всего – да. Но я сомневаюсь, что кто-то кроме тебя мог бы усовершенствовать ее, не перестроив все снизу доверху. – Давид вздохнул. – Сейчас у нас не девяностые годы, Мэри. Теперь создание программ – ремесло.
– Да знаю я, знаю… Это мы всё в школе проходим… Но вы думаете, что моя идея все-таки работает.
– Почему бы тебе не показать мне?
Мэри протянула руку к софт-скрину. Давид понял, что она хочет сбить все предыдущие установки и заново запустить червокамеру.
Он решительно накрыл ее руку своей.
– Нет. Покажи мне то, что ты смотрела, когда я к тебе подошел.
Мэри зыркнула на него.
– Так вот оно что. Вас моя мать подослала, да? А моя программа трекинга вам до лампочки?
– Я верю в правду, Мэри.
– Ну так давайте выкладывайте.
Давид отвел от экрана кончики ее пальцев.
– Твоя мама тревожится за тебя. Но прийти к тебе я решил сам, это не она придумала. И я действительно думаю, что ты должна показать мне то, что смотришь сейчас. Да, это предлог для разговора с тобой, но твоя программа интересует меня и сама по себе. Что-то еще хочешь спросить?
– А если я откажусь, вы меня вышвырнете из «Червятника»?
– Я не стану этого делать.
– Тут у вас такое оборудование, а то, что по сети предоставляют – просто блевотина…
– Я тебе уже сказал: я тебе этим не угрожаю.
Возникла пауза.
Мэри немного расслабилась и села удобнее. Давид понял, что в этом раунде он победил.
Несколько прикосновений к софт-скрину – и Мэри восстановила изображение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Давид пробормотал:
– Это была настоящая катастрофа для нашей цивилизации. Акт насилия, из-за которого между Востоком и Западом пролегла пропасть, и эта рана так до конца и не зажила. А все делалось во имя Христа. Бобби, благодаря червокамере я смог стать свидетелем нескольких столетий христианского терроризма, оргии жестокости и разрушения, протянувшейся от Крестовых походов до разграбления Мехико в шестнадцатом веке и продолжавшейся потом. И все под флагом папской религии – моей религии – и жажды денег и роскоши. А потом – капитализм, одной из выдающихся фигур которого является мой отец.
В кольчугах, с яркими крестами на накидках, крестоносцы были похожи на каких-то диковинных зверей, топающих по залитой солнцем пыли. Варварство просто потрясало.
И все-таки…
– Давид, мы знали об этом. Крестовые походы были подробно описаны. Историкам удалось выудить факты из пропаганды тех времен задолго до появления червокамеры.
– Возможно. Но мы люди, Бобби. Жестокая сила червокамеры вытряхивает историю из запыленных учебников и заставляет ее жить снова, делает ее доступной для наших чувств, для наших переживаний. И мы должны пережить ее вновь, вновь увидеть реки крови, пролитой столетия назад.
– История – это река крови, Бобби. Вот что червокамера хочет заставить нас увидеть. История уносит жизни, словно песчинки, в океан мрака, а ведь каждая из этих жизней была так же драгоценна и ярка, как твоя или моя. И ничего из этого, ни единой капли крови, нельзя изменить. – Он посмотрел на Бобби. – Ты готов еще посмотреть?
– Давид…
«Давид, ты не единственный, – хотелось сказать Бобби. – Нам всем страшно. Если ты будешь думать, что только ты наблюдаешь эти жуткие сцены, что тебе одному так мерзко, то ты потонешь в самобичевании».
Но он не смог этого сказать.
Давид переключил софт-скрин. Бобби хотелось уйти, отвернуться.
Но он понимал, что ему придется смотреть на все это, если он хочет помочь брату.
И снова по экрану разлились жизнь и кровь.
Посреди всего этого, в самое тяжелое время своей жизни Давид сдержал обещание, данное им Хетер, и разыскал Мэри.
Он никогда не считал себя большим специалистом в людских переживаниях. Он долго комплексовал, мучился собственными проблемами и все никак не мог решить, с какого бока подобраться к этому трудному, сердитому ребенку – дочери Хетер. А в конце концов нашел техническое решение. На самом деле ключом к Мэри стала компьютерная программа.
Он нашел Мэри у софт-скрина в «Червятнике». Было поздно, и большинство других посетителей уже ушли. Она сидела, освещенная лампой и озаренная мерцанием стационарного софт-скрина, а вокруг сгустилась темнота, заполненная пыльной электроникой. Когда Давид подошел, Мэри поспешно убрала с экрана изображение. Но он успел увидеть солнечный день, сад и детей, бегущих рядом со взрослым мужчиной и смеющихся. В следующее мгновение на экране воцарилась чернота. Мэри недовольно посмотрела на Давида. Не ней была мешковатая длинная футболка с золотистой надписью:
САНТА-КЛАУС ПРИХОДИТ В ГОРОД
Давид признался себе в том, что смысла этой надписи не понимает, но спрашивать не собирался.
Молчание и поза девочки говорили яснее ясного: приходу Давида она не рада. Но он не собирался просто так отказываться от задуманного и сел рядом с ней.
– Я слышал неплохие отзывы о программе трекинга, над которой ты работаешь.
Мэри резко зыркнула на него.
– Кто это, интересно, вам натрепал, чем я занимаюсь? Мамочка моя, небось?
– Нет, не твоя мама.
– Кто же тогда? Да ладно, какая разница. Вы, конечно, считаете, что у меня паранойя, да? Что я слишком грубая и колкая?
Давид спокойно отозвался:
– Я пока не решил.
Мэри искренне улыбнулась.
– Хотя бы честно ответили. Ну, так откуда вам известно про мою программу?
– Ты – пользователь червокамеры, – ответил Давид. – Одно из условий пользования «Червятником» состоит в том, что любое новшество, которое ты привносишь в оборудование, становится интеллектуальной собственностью «Нашего мира». Этот пункт содержится в соглашении, которое я был вынужден подписать от имени твоей матери… и твоего имени.
– Типичный Хайрем Паттерсон.
– В смысле, налаженный бизнес? Мне кажется, это разумно. Мы все понимаем, что у этой техники большое будущее…
– Ой да ладно. От вашего интерфейса меня тошнит, Давид.
– … и кто лучше простых пользователей сумеет усовершенствовать червокамеру сейчас – кроме тех людей, которым она уже теперь нужна более качественной?
– Так у вас, значит, шпионы есть? Люди, следящие за теми, кто смотрит в прошлое?
– У нас есть слой метапрограмм, занимающихся мониторингом деятельности пользователей, оценкой ее функциональности и качества. Если мы увидим хорошую идею, мы сможем взять ее и развить. Но лучше всего, конечно, сразу найти блестящую идею и притом – уже неплохо разработанную.
Во взгляде Мэри появилась искорка интереса и даже, пожалуй, гордости.
– Как у меня?
– У твоей идеи есть потенциал. Ты умница, Мэри, тебя ждет блестящее будущее. Но – как бы это сказать? – ты почти не имеешь понятия о том, как разрабатывается качественное программное обеспечение.
– Но моя программа работает, так ведь?
– Чаще всего – да. Но я сомневаюсь, что кто-то кроме тебя мог бы усовершенствовать ее, не перестроив все снизу доверху. – Давид вздохнул. – Сейчас у нас не девяностые годы, Мэри. Теперь создание программ – ремесло.
– Да знаю я, знаю… Это мы всё в школе проходим… Но вы думаете, что моя идея все-таки работает.
– Почему бы тебе не показать мне?
Мэри протянула руку к софт-скрину. Давид понял, что она хочет сбить все предыдущие установки и заново запустить червокамеру.
Он решительно накрыл ее руку своей.
– Нет. Покажи мне то, что ты смотрела, когда я к тебе подошел.
Мэри зыркнула на него.
– Так вот оно что. Вас моя мать подослала, да? А моя программа трекинга вам до лампочки?
– Я верю в правду, Мэри.
– Ну так давайте выкладывайте.
Давид отвел от экрана кончики ее пальцев.
– Твоя мама тревожится за тебя. Но прийти к тебе я решил сам, это не она придумала. И я действительно думаю, что ты должна показать мне то, что смотришь сейчас. Да, это предлог для разговора с тобой, но твоя программа интересует меня и сама по себе. Что-то еще хочешь спросить?
– А если я откажусь, вы меня вышвырнете из «Червятника»?
– Я не стану этого делать.
– Тут у вас такое оборудование, а то, что по сети предоставляют – просто блевотина…
– Я тебе уже сказал: я тебе этим не угрожаю.
Возникла пауза.
Мэри немного расслабилась и села удобнее. Давид понял, что в этом раунде он победил.
Несколько прикосновений к софт-скрину – и Мэри восстановила изображение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100