Грузовик было хорошо видно с дороги, и когда парочка приближалась, держась за руки, девушка откровенно побаивалась, а парень ее успокаивал. Мы легко представляли их разговор; то было трогательное зрелище.
Но ненадолго. Не дойдя нескольких ярдов до грузовика, они внезапно бросились в разные стороны. Никто из них даже не обернулся взглянуть на другого, и бежали они, как я успел заметить, как-то весьма странно.
Стэн, вновь завладевший биноклем, опустил его дрожащей рукой.
— Все по машинам! — гаркнул он.
— Но… — начал было доктор Френч, но Стэн пронзил его яростным взглядом.
— Это все вы, проклятые ученые! — рявкнул он, запирая кассу (даже в такую минуту он не забыл о своем долге). — Я так и знал, что рано или поздно вы это сделаете.
Потом он уехал вместе с остальными. Никто из них не предложил нас подбросить.
— Глупость какая! — возмутился Френч. — Мы и глазом моргнуть не успеем, как эти придурки поднимут панику, а расхлебывать кашу придется нам.
Я прекрасно его понял. Кто-нибудь позвонит в полицию, и в Клобхэм перестанут пропускать машины, а телефонные линии захлебнутся от множества звонков — совсем как тогда, в 1938 году, после трансляции радиопьесы Орсона Уэллса «Война миров». Может, вы думаете, что я преувеличиваю, но никогда нельзя недооценивать мощь паники. И вспомните, что люди вокруг нас были напуганы и ожидали, что случится нечто ужасное.
Более того, я охотно скажу, что к тому времени и мы чувствовали себя не в своей тарелке. Мы просто не могли понять, что же происходит возле опрокинутого грузовика, а больше всего ученые ненавидят ситуацию, когда они чего-то не понимают.
Я схватил брошенный Стэном бинокль и очень внимательно осмотрел место аварии. В голове у меня начала зарождаться некая теория. Ящики определенно окутывало нечто , какая-то аура. Я смотрел, пока у меня не заболели глаза, потом сказал доктору Френчу:
— Кажется, я знаю, в чем там дело. Позвоните на почту в Клобхэме и попросите их перехватить Стэна или хотя бы помешать ему распространять слухи, если он уже там. Скажите, что все под контролем, и волноваться нет причин. А я тем временем схожу к грузовику и проверю свою теорию.
К сожалению, никто не вызвался пойти со мной. И хотя я зашагал по дороге довольно уверенно, через некоторое время моя уверенность начала таять. Я вспомнил событие, которое всегда поражало меня как пример наиболее ироничной исторической шутки, и стал гадать, уж не происходит ли сейчас со мной нечто подобное. Был некогда на Дальнем Востоке вулканический остров с населением около пятидесяти тысяч человек. Вулкан на нем спал сотни лет, и никто из-за него не тревожился. Потом внезапно начались извержения — сперва слабые, но с каждым днем все сильнее и сильнее. Людей охватила паника, они бросились в порт и попытались набиться в несколько стоящих там корабликов и перебраться на материк.
Но на острове правил военный комендант, твердо решивший любой ценой сохранить порядок. Он расклеил по городу прокламации, утверждающие, будто никакой опасности нет, а солдатам приказал захватить корабли, чтобы никто не погиб, пытаясь уплыть на переполненном судне. И сила его убеждений, вкупе с личной храбростью, оказались настолько велики, что он сумел успокоить почти всех островитян, а те, кто пытался сбежать, разошлись, пристыженные, по домам, где и принялись ждать, когда все придет в норму.
Поэтому когда несколько часов спустя вулкан взорвался, прихватив с собой весь остров, выживших не оказалось…
Приближаясь к грузовику, я уже начал представлять себя в роли незадачливого коменданта. В конце концов, есть случаи, когда следует проявить храбрость и встретить опасность лицом к лицу, а есть и ситуации, когда самое разумное — смазывать пятки. Но возвращаться было теперь слишком поздно, а я в своей теории был полностью уверен.
— Знаю, — вставил Джордж Уайтли, который всегда, если мог, старался испортить впечатление от рассказов Гарри. — Это был газ.
Гарри и ухом не повел:
— Какое мудрое предположение. Я тоже именно так подумал, и это доказывает, что все мы иногда бываем тупицами.
Я подошел к грузовику футов на пятьдесят и замер. День стоял теплый, но по спине у меня пробежал очень неприятный холодок. Я увидел то, что в пух и прах разбивало мою теорию о некоем газе, но не предлагало ничего взамен.
На стенке одного из ящиков бурлила какая-то черная масса. Сперва я пытался убедить себя, что это жидкость, вытекающая из разбитого контейнера, однако, как всем прекрасно известно, жидкости не могут течь вверх. А эта штука как раз и перемещалась снизу вверх: очевидно, она была живой. С того места, где я стоял, она напоминала псевдоподию гигантской амебы, потому что непрерывно меняла форму и толщину и раскачивалась из стороны в сторону над поверхностью ящика.
За несколько секунд у меня в голове пронесся поток фантазий, достойных пера Эдгара Аллана По. Но потом я вспомнил про свои обязанности гражданина и гордость ученого и снова пошел вперед — правда, не очень торопясь.
Помню, как я осторожно принюхивался, словно все еще пытался почуять запах газа. Но ответ дали мне уши, а не нос: издаваемый этой зловещей массой звук становился все громче и громче. Я множество раз слышал этот звук и прежде, но так громко — никогда. И тогда я сел — в приличном отдалении — и расхохотался. Отсмеявшись, я пошел обратно в паб.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил доктор Френч. — Стэн сейчас на связи — мы его перехватили на перекрестке. Но он не вернется, пока не узнает, что тут происходит.
— Передайте Стэну, чтобы он срочно отыскал местного пасечника и быстрее ехал с ним сюда. Его ждет много работы.
— Местного кого ? — переспросил Френч, и тут у него отвисла челюсть. — Господи! Так вы хотите сказать…
— Вот именно, — ответил я, заходя за стойку бара проверить, не припрятал ли Стэн кое-какие интересные бутылки. — Они уже немного успокоились, но, как мне кажется, все еще возбуждены. Я не стал задерживаться и считать, но там не менее полумиллиона пчел, пытающихся вернуться в свои разбитые ульи.
1 2
Но ненадолго. Не дойдя нескольких ярдов до грузовика, они внезапно бросились в разные стороны. Никто из них даже не обернулся взглянуть на другого, и бежали они, как я успел заметить, как-то весьма странно.
Стэн, вновь завладевший биноклем, опустил его дрожащей рукой.
— Все по машинам! — гаркнул он.
— Но… — начал было доктор Френч, но Стэн пронзил его яростным взглядом.
— Это все вы, проклятые ученые! — рявкнул он, запирая кассу (даже в такую минуту он не забыл о своем долге). — Я так и знал, что рано или поздно вы это сделаете.
Потом он уехал вместе с остальными. Никто из них не предложил нас подбросить.
— Глупость какая! — возмутился Френч. — Мы и глазом моргнуть не успеем, как эти придурки поднимут панику, а расхлебывать кашу придется нам.
Я прекрасно его понял. Кто-нибудь позвонит в полицию, и в Клобхэм перестанут пропускать машины, а телефонные линии захлебнутся от множества звонков — совсем как тогда, в 1938 году, после трансляции радиопьесы Орсона Уэллса «Война миров». Может, вы думаете, что я преувеличиваю, но никогда нельзя недооценивать мощь паники. И вспомните, что люди вокруг нас были напуганы и ожидали, что случится нечто ужасное.
Более того, я охотно скажу, что к тому времени и мы чувствовали себя не в своей тарелке. Мы просто не могли понять, что же происходит возле опрокинутого грузовика, а больше всего ученые ненавидят ситуацию, когда они чего-то не понимают.
Я схватил брошенный Стэном бинокль и очень внимательно осмотрел место аварии. В голове у меня начала зарождаться некая теория. Ящики определенно окутывало нечто , какая-то аура. Я смотрел, пока у меня не заболели глаза, потом сказал доктору Френчу:
— Кажется, я знаю, в чем там дело. Позвоните на почту в Клобхэме и попросите их перехватить Стэна или хотя бы помешать ему распространять слухи, если он уже там. Скажите, что все под контролем, и волноваться нет причин. А я тем временем схожу к грузовику и проверю свою теорию.
К сожалению, никто не вызвался пойти со мной. И хотя я зашагал по дороге довольно уверенно, через некоторое время моя уверенность начала таять. Я вспомнил событие, которое всегда поражало меня как пример наиболее ироничной исторической шутки, и стал гадать, уж не происходит ли сейчас со мной нечто подобное. Был некогда на Дальнем Востоке вулканический остров с населением около пятидесяти тысяч человек. Вулкан на нем спал сотни лет, и никто из-за него не тревожился. Потом внезапно начались извержения — сперва слабые, но с каждым днем все сильнее и сильнее. Людей охватила паника, они бросились в порт и попытались набиться в несколько стоящих там корабликов и перебраться на материк.
Но на острове правил военный комендант, твердо решивший любой ценой сохранить порядок. Он расклеил по городу прокламации, утверждающие, будто никакой опасности нет, а солдатам приказал захватить корабли, чтобы никто не погиб, пытаясь уплыть на переполненном судне. И сила его убеждений, вкупе с личной храбростью, оказались настолько велики, что он сумел успокоить почти всех островитян, а те, кто пытался сбежать, разошлись, пристыженные, по домам, где и принялись ждать, когда все придет в норму.
Поэтому когда несколько часов спустя вулкан взорвался, прихватив с собой весь остров, выживших не оказалось…
Приближаясь к грузовику, я уже начал представлять себя в роли незадачливого коменданта. В конце концов, есть случаи, когда следует проявить храбрость и встретить опасность лицом к лицу, а есть и ситуации, когда самое разумное — смазывать пятки. Но возвращаться было теперь слишком поздно, а я в своей теории был полностью уверен.
— Знаю, — вставил Джордж Уайтли, который всегда, если мог, старался испортить впечатление от рассказов Гарри. — Это был газ.
Гарри и ухом не повел:
— Какое мудрое предположение. Я тоже именно так подумал, и это доказывает, что все мы иногда бываем тупицами.
Я подошел к грузовику футов на пятьдесят и замер. День стоял теплый, но по спине у меня пробежал очень неприятный холодок. Я увидел то, что в пух и прах разбивало мою теорию о некоем газе, но не предлагало ничего взамен.
На стенке одного из ящиков бурлила какая-то черная масса. Сперва я пытался убедить себя, что это жидкость, вытекающая из разбитого контейнера, однако, как всем прекрасно известно, жидкости не могут течь вверх. А эта штука как раз и перемещалась снизу вверх: очевидно, она была живой. С того места, где я стоял, она напоминала псевдоподию гигантской амебы, потому что непрерывно меняла форму и толщину и раскачивалась из стороны в сторону над поверхностью ящика.
За несколько секунд у меня в голове пронесся поток фантазий, достойных пера Эдгара Аллана По. Но потом я вспомнил про свои обязанности гражданина и гордость ученого и снова пошел вперед — правда, не очень торопясь.
Помню, как я осторожно принюхивался, словно все еще пытался почуять запах газа. Но ответ дали мне уши, а не нос: издаваемый этой зловещей массой звук становился все громче и громче. Я множество раз слышал этот звук и прежде, но так громко — никогда. И тогда я сел — в приличном отдалении — и расхохотался. Отсмеявшись, я пошел обратно в паб.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил доктор Френч. — Стэн сейчас на связи — мы его перехватили на перекрестке. Но он не вернется, пока не узнает, что тут происходит.
— Передайте Стэну, чтобы он срочно отыскал местного пасечника и быстрее ехал с ним сюда. Его ждет много работы.
— Местного кого ? — переспросил Френч, и тут у него отвисла челюсть. — Господи! Так вы хотите сказать…
— Вот именно, — ответил я, заходя за стойку бара проверить, не припрятал ли Стэн кое-какие интересные бутылки. — Они уже немного успокоились, но, как мне кажется, все еще возбуждены. Я не стал задерживаться и считать, но там не менее полумиллиона пчел, пытающихся вернуться в свои разбитые ульи.
1 2